«Встает вопрос: знают ли писавшие этот доклад реальное положение дел в России? Хотят ли авторы доклада улучшения жизни в нашей стране? Нет и еще раз нет». В этом вечно юном стиле отзываются руководители Русского ПЕН-центра о работе своих собратьев по перу, создавших новую организацию – московский ПЭН-центр. Директор недавно созданного ПЭН-центра, Надежда Ажгихина, представлявшая его на международном конгрессе ПЕН-клуба в Индии, рассказывает о скандале и его предыстории.
Две недели назад в индийском городе Пуна, на родине Махатмы Ганди, завершил работу 84-й Конгресс международного ПЕН-клуба. Об этом умолчала российская пресса, а жаль. Результатом работы членов ПЕН-клуба стали спасенные жизни, освобождение узников, восстановленная справедливость, а еще тысячи букварей и книг современных авторов на всех языках мира. Впрочем, информации о реальной жизни людей за границей и солидарном опыте защиты своих прав у нас недостает еще с советских времен.
На Конгрессе в Пуне в Международный ПЕН вошел центр «ПЭН-Москва», созданный на базе ассоциации «Свободное слово». Накануне конгресса Русский ПЕН направил организаторам и опубликовал в прессе заявление с протестом, усмотрев в московском центре конкурента, а в намерении его поддержать – проявление «информационной войны против России». В прошлом году Русский ПЕН точно так же протестовал против принятия Санкт-Петербургского ПЕНа – с той разницей, что последнее письмо было написано совсем уже в жанре советского доноса тридцатых годов и произвело тягостное впечатление даже в переводе. Второе письмо – еще один донос с разоблачением «поющих с западного голоса» самозванцев «из подворотни», среди которых и писателей-то нет, появилось на днях, после публикации доклада о нарушениях свободы слова в России в последние годы. Этот доклад был подготовлен Международным ПЕНом при участии питерского ПЕНа и Ассоциации «Свободное слово». Под доносом стояли подписи полутора десятков известных писательских имен. Вскоре половина подписантов заявили, что никогда не видели текста, не знают о нем, некоторые опубликовали заявления о выходе из организации. Процесс исхода продолжается, как и полемика в интернете, мало что говорящая непосвященным.
Однако скандал в русском ПЕНе (уже не первый) отражает важнейшие процессы в обществе и его образованном классе. Не завершенные тридцать лет назад споры отзываются новыми трагедиями и удручающим фарсом. Истоки надо искать в поздних 80-х, в воздухе и поисках «перестройки». Тогда в стране впервые за многие годы стали создаваться легальные общественные, творческие и правозащитные организации, независимые от советского официоза. Русский ПЕН стал одной из первых.
Международный ПЕН-клуб родился в 1921 году в Лондоне. ПЕН – аббревиатура, «поэты-эссеисты-новеллисты», на английском PEN одновременно – «перо», главное орудие писательского труда в те годы. Это была площадка для общения литераторов из недавно воевавших стран для противодействия ненависти и агрессии. Цели – свободное распространение информации, противодействие цензуре, поддержка независимого творчества, защита гонимых писателей. Организация с самого начала объявила себя вне политики. Первым президентом был Джон Голсуорси. Герберт Уэллс, Франсуа Мориак, Генрих Белль, Артур Миллер, Марио Варгас Льоса – в списке президентов ПЕНа классики литературы 20-го века. Тезис о невмешательстве в политику вызывал острые споры. Со временем в Хартию организации была включена статья, осуждающая национальные законы, которые препятствуют свободе слова. Организация регулярно заступалась за писателей и журналистов, которых преследовали правительства их стран. В центре внимания были Александр Солженицын и Вацлав Гавел, Иосиф Бродский и Салман Рушди, Светлана Алексиевич и Таслима Насрин и сотни менее известных авторов.
Несомненно, ПЕН с самых первых дней был глубоко антисоветской организацией. Не столько потому, что критиковал политику СССР, осуждал травлю Пастернака, ссылку Бродского, процесс Синявского и Даниэля, аресты диссидентов, ПЕН отвергал сам принцип подчинения писателя государству и противостоял этому авторитетом всей мировой литературы. Это прекрасно понимали советские идеологи. Когда в 1975 году Владимир Войнович предложил создать ПЕН в СССР, реакция была быстрой и жесткой. Никаких дискуссий о свободе творчества в самой справедливой стране мира быть не могло.
Создание в 1934 году Союза советских писателей закрепило тотальное подчинение искусства власти. Был создан уникальный инструмент, не менее эффективный, чем все изобретенные в последующие годы вооружения. Броня «социалистического реализма» и деятельность творческих союзов защищала режим не менее надежно, чем «ядерный щит», талантливо оправдывала самые невероятные и бесчеловечные преступления. Расстрельные списки писателей и артистов составлялись в творческих союзах, решения принимали коллективно, на собраниях.
Когда осенью 1991 года мы с коллегами из «Огонька» пришли в только что открывший доступ к новым документам, Архив ЦК КПСС, то были потрясены не только обилием материалов о литературе, но и той тщательностью и серьезностью, с которыми руководство ядерной сверхдержавы относилось к творческому процессу. Политбюро часами могло обсуждать неопубликованную повесть известного или молодого автора, принимались решения – издание собрания сочинений или запрет на публикации, перевод европейского поэта, финансирование книг в «странах народной демократии», поддержка издания «друга СССР» в далеком зарубежье или кампания по его дискредитации… Мы и представить не могли, какая мощная машина, в том числе агентурная и финансовая, стояла за этим…
Сформировался особый тип писателя на службе государства, которому платили в зависимости от приносимой пользы. «Все мы пишем по велению сердца, но сердца наши принадлежат Коммунистической партии» – эти слова Михаила Шолохова красовались на обложках школьных тетрадок, их знал каждый советский ученик. Сам классик, как стало известно потом, жил «как при коммунизме», по специальной чековой книжке, он и его семья получали все, в чем была необходимость. Как, например, конструктор Калашников и другие ценные кадры.
В перестройку мы наивно полагали, что «хомо советикус» испарится с приходом долгожданной свободы, к которой никто не был готов
«Литературные генералы», чьих книг никто не читал, издавались миллионными тиражами, жили в лучших домах, получали фантастические гонорары и премии, ездили представлять нашу культуру за границу и дарили детям и любовницам недоступные простому труженику подарки – квартиры, автомобили. Все, кто мешал им наслаждаться достойной жизнью, самим фактом своего таланта и независимости, оказывались под подозрением, а то и просто врагами, подлежавшими уничтожению…
Но в перестройку мы наивно полагали, что «хомо советикус» испарится с приходом долгожданной свободы, к которой никто не был готов.
В конце 1980-х известные писатели из числа «подозрительных» организовали группу «Апрель» (в честь апрельского пленума ЦК партии 1985 года, наметившего курс на перестройку), прообраз сообщества писателей, независимого от государства. Члены «Апреля» участвовали в первых встречах «Мемориала», выступали с публикациями, и снова заговорили о ПЕНе. Как вспоминал первый президент русского ПЕНа Анатолий Рыбаков, главным тогда было – освободиться от наследия Союза писателей СССР. Русский ПЕН вскоре стал частью международного, писатели всего мира приветствовали русских коллег. Это произошло в 1989-м, в год падения Берлинской стены.
Русский ПЕН возглавил Анатолий Рыбаков, в него вошли Евгений Евтушенко, Евгений Попов, Владимир Войнович, Белла Ахмадуллина, Зоя Богуславская, Андрей Вознесенский, Андрей Битов. В 1991 году, вскоре после августовского путча, в Союз писателей СССР (во многом благодаря настойчивости Евгения Евтушенко) были приняты более ста писателей из числа «неблагонадежных» и молодых. Но и сам СП СССР вскоре рухнул, распавшись на части.
Советские творческие организации владели значительной собственностью: здания, творческие мастерские, дачи, санатории, земельные участки. В 1990-х почти вся эта собственность оказалась в частных руках, как и издательства, типографии, комбинаты монументального искусства. Новых владельцев интересовала только выгода, они были равнодушны к смелым замыслам и демократическим преобразованиям. При этом новые организации, созданные после 1991 года, в том числе и Русский ПЕН, специальным указом президента получили в бессрочное бесплатное пользование помещения для работы. Однако городские и федеральные власти имели свои взгляды на объекты недвижимости, имущественные споры затянулись на годы, отравляя жизнь «новым людям», не имевшим опыта хозяйственной деятельности. Не имели его ни Рыбаков, ни сменивший его Андрей Битов. Русский ПЕН с трудом находил средства, ему помогали международные организации.
Андрей Вознесенский сказал: самое главное в том, что ПЕН был антисоветской организацией. Многие тогда удивились – ведь СССР уже давно нет?
О том, что Русский ПЕН – серьезная организация, заговорили в середине 1990-х, прежде всего благодаря самоотверженной работе его директора, поэта Александра Ткаченко. Он принял самое горячее участие в процессах против писателей и журналистов – Алины Витухновской, Григория Пасько, туркменского поэта Шерали и других. Только благодаря личной настойчивости Ткаченко, его умению «пройти сквозь стены» был освобожден из военной тюрьмы обвиненный в госизмене Григорий Пасько. Ткаченко выпустил десятки заявлений, обличающих цензуру и насилие, требующих раскрыть убийства журналистов, прорывался к высшим руководителям страны, организовывал митинги… «Меня боятся приглашать на ток шоу. – как-то сказал он мне, – от меня как будто воняет. Я напоминаю им о том, чего они не хотят слышать». Он ездил на все международные форумы, на своем ломаном английском кричал на весь мир. Русский ПЕН стал в глазах международной общественности символом несломленной воли к правде. В 2000 году впервые в истории Всемирный конгресс ПЕНа проходил в Москве. Отвечая на вопросы корреспондента «Эха Москвы» делегат Андрей Вознесенский сказал: «Самое главное в том, что ПЕН был антисоветской организацией. Многие тогда удивились – ведь СССР уже давно нет?»
После безвременной смерти Александра Ткаченко правозащитный пафос Русского ПЕНа заметно снизился. Алексей Симонов, председатель Фонда защиты гласности, был директором недолго. В исполком вошли люди с активной гражданской позицией, в том числе писательница Людмила Улицкая. От имени ПЕН-центра вновь последовали обвинения в адрес властей о нарушениях прав человека, преследовании инакомыслящих. Но Битов, вскоре сменивший его на посту президента Евгений Попов, другие члены исполкома выступили в прессе с заявлениями о том, что клуб – это сугубо писательская организация, а не «правозащитная тусовка».
Все это время Международный ПЕН кричал на весь мир о заключенных журналистах и издателях в турецких тюрьмах, жертвах религиозного фундаментализма в арабских странах, Индии, Пакистане, об убийствах репортеров и блогеров в Латинской Америке, о цензуре, фейковых новостях, дискриминации женщин-журналистов, о «языке вражды» и агрессии, заполнивших интернет. Между тем Русский ПЕН избегал подобных тем, тщательно уклоняясь от критики российской власти.
Аннексия Крыма и арест режиссера Олега Сенцова окончательно разделили роспеновцев. Официальное руководство солидаризировалось с государственной идеологией. Лауреата Нобелевской премии, Светлану Алексиевич, русский ПЕН не только не поздравил, но и обвинил в фальшивом членстве – явно в связи с ее независимой политической позицией.
Скандалы потрясали Русский ПЕН все чаще. Раскол произошел после того, как из организации была выдавлена Людмила Улицкая (руководство буквально взбесила ее поездка вместе с некоторыми другими членами ПЕНа в Украину), исключен был и Сергей Пархоменко, а выборы 2016 года прошли с грубыми нарушениями. Тогда почти 80 человек вышли из организации и создали неформальную группу. Владимир Войнович перед выходом опубликовал резкое письмо, обвинив руководство Русского ПЕНа в пренебрежении к Хартии и основополагающим принципам движения.
Тем временем в Союзе журналистов России, который почти 25 лет пытался вести диалог с властью, требуя соблюдения прав журналистов и свободы слова, произошли коренные перемены. К руководству пришли ставленники так называемого Общероссийского народного фронта (созданного для поддержки президента Путина), объявившие всю предшествующую практику ошибочной и вредной. Многие считают, что в основе перемен как в Русском ПЕНе, так и в СЖР лежит стремление разом решить все финансовые проблемы, став придатком государства, как это было в советское время (тем более что получение средств из-за рубежа теперь грозит клеймом «иностранного агента»). Как бы то ни было, обе организации в последние годы не были замечены в активной защите журналистов и писателей.
Впрочем, бывают исключения – недавно заместитель президента Русского ПЕНа с пафосом приветствовал присуждение премии имени Политковской руководителю киевского отделения РИА «Новости» Кириллу Вышинскому, обвиненному в шпионаже в пользу России. Он назвал его «поэтом улицы и экрана» и призвал освободить узника совести. О томящихся в России Жалауди Гериеве и голодающем Олеге Сенцове он не вспомнил.
В качестве альтернативы дискредитировавшему себя Русскому ПЕНу возникла ассоциация «Свободное слово». Она заявила о себе 1 апреля 2017 года, сразу после того как духовные руководители Чечни фактически призвали к убийству журналистов «Новой газеты» и «Эха Москвы» за публикацию материалов о преследовании геев в Чечне. Тогда группа писателей, журналистов, переводчиков, издателей выступила в СМИ с требованием прекратить преследования журналистов. Среди подписавших это обращение были Людмила Улицкая, Светлана Алексиевич, Владимир Войнович, Александр Гельман и молодые литераторы – всего сто с лишним человек. С тех пор «Свободное слово» систематически выступает в защиту всех работающих со словом, следит за судьбой фигурантов судебных дел, будь то директор библиотеки украинской литературы Наталья Шарина или режиссер Кирилл Серебренников и его коллеги, историк Юрий Дмитриев, режиссер Олег Сенцов. Вместе с Центром защиты прав СМИ, «Мемориалом», Фондом защиты гласности АСС подготовила доклад о нарушениях свободы слова в России в 2016-2017 годах. Доклад был одобрен Международным ПЕНом. Делегация ПЕНа во главе с генеральным секретарем Карлесом Торнером приезжала в 2017 году в Москву и Петербург, пыталась уговорить Русский ПЕН начать сотрудничество с новой организацией, но безуспешно.
В 2017 году на конгрессе во Львове питерский центр стал самостоятельным подразделением, а в 2018-м на базе АСС возник ПЭН-Москва. Московская и питерская организация уже работают вместе. Эта работа помогла привлечь внимание к нарушениям прав человека, содействовала освобождению Шариной и Дмитриева (увы, лишь на время). Даже половинчатое решение о смягчении статьи о пропаганде экстремизма можно считать опосредованным результатом гласности.
Что касается беспокойства в рядах Русского ПЕНа, то попытки возродить советский стиль общежития и советский стиль в жизни литературы обречены. Никто не хочет толкаться в очереди за туалетной бумагой, даже если кто-то помнит славные времена, когда в руководящих сортирах или спецраспределителях она была в изобилии. Обидно, что люди, когда-то писавшие яркие тексты, вспомнили о распределителях для «известных писателей».
Но это уже их личное дело.