История
The Insider продолжает серию очерков профессора Андрея Ланькова об истории КНДР. (Предыдущие части: Ч.I «Все началось с великого голода», Ч. II «Все способы спастись от голода были капиталистическими», Ч. III Тончжу — как в Северной Корее появились богачи, Ч. IV После голода. Почему Северная Корея не пошла по пути Китая? )
Судя по всему, Ким Чен Ир до самой своей смерти так толком и не понял, как ему следует воспринимать тот стихийный переход к рыночной экономике, который развернулся в КНДР в годы его правления в целом не по воле правителя. Ким Чен Ир постоянно колебался: по большей части он просто игнорировал происходящие перемены, не поощряя их, но и не пытаясь им препятствовать, однако временами он был готов поддержать рыночные силы, порой, наоборот, организовывал кампании, направленные на подавление частного сектора и возврат к временам планово-командной экономики.
Самая серьезная из всех кампаний такого рода проводилась в 2005-2009 годы, и ее кульминацией стала денежная реформа 2009-го. Ее провал (ответственность за который в итоге возложили, конечно же, на высокопоставленных чиновников) стал, как показали последующие события, хорошим уроком для Ким Чен Ира, который более не предпринимал попыток подобных атак на рынок.
Реформа 2009 года не была первой в истории КНДР – до этого денежные реформы проводились в 1947, 1959 и 1992 годах. Тем из читателей, кто хорошо помнит советские времена, нет смысла объяснять, что такое денежная реформа в социалистической экономике и зачем она нужна: в СССР подобные конфискационные реформы тоже проводились неоднократно. Обычная цель такой реформы – сократить количество наличных денег в обращении и снизить объем частных накоплений, которые в значительной своей части возникли в результате разного рода неофициальной экономической деятельности.
Однажды утром населению сообщают: все старые дензнаки превращаются в обыкновенные цветные бумажки.
Начинается конфискационная реформа с того, что однажды утром населению сообщают: все старые денежные знаки в ближайшее время становятся недействительными, превращаясь в обыкновенные цветные бумажки. Старые банкноты можно обменять на новые, но сделать это возможно только в течение определенного, обычно короткого, периода времени и только в пределах определенных скромных сумм. Всё, что превосходит установленную законом максимальную сумму либо вовсе аннулируется, либо обменивается на новые дензнаки с большим понижающим коэффициентом.
Для успеха реформы жизненно важна секретность. Если население начнет о ней догадываться, то реформа станет бесполезной, поскольку население успеет конвертировать обречённые дензнаки в иностранную валюту и иные активы. Похоже, что в 2009 году северокорейским властям удалось сохранить секретность: большинство моих северокорейских знакомых, людей, зачастую достаточно информированных, говорили мне, что узнали о реформе только тогда, когда о ней объявили официально, то есть в 11 часов утра 30 ноября 2009 года.
Отличительной особенностью северокорейской денежной реформы стала секретность не только до начала реформы (это как раз нормально), но и в ходе ее проведения. Открытые северокорейские СМИ не только не публиковали никаких документов, связанных с реформой, но даже вовсе не упоминали тот факт, что она проходит в стране. Странным образом, о реформе при этом официально уведомили дипломатические и иные иностранные миссии. О ней также писали северокорейские газеты в Японии, которые предназначаются иностранцам (и японским этническим корейцам), но недоступны гражданам КНДР. Подобная схема секретности выглядит весьма причудливо, и объяснить логику, которая за ней стояла, не представляется возможным.
Большинство узнало о начале реформы через «третье радио», то есть через местные проводные сети вещания, которые тоже знакомы читателям старшего поколения по советскому опыту. Репродуктор (или, как в свое время выражались в СССР, «динамик») «третьего радио» присутствует в большинстве северокорейских домов. Поскольку сообщения «третьего радио» передаются по проводам, и перехватить их куда сложнее, чем обычное вещание, «третье радио» часто используется для того, чтобы передавать информацию, не предназначенную для ушей иностранцев. Кроме сообщений по проводному радио, о реформе объявили на собраниях «инминбан» - соседских групп взаимного контроля. Наконец, соответствующие объявления в 11 часов появились на дверях банковских учреждений.
Как часто бывает, денежная реформа сопровождалась деноминацией, то есть «зачёркиванием нулей»: 100 «старых» вон равнялись 1 «новой» воне. При этом заработная плата и зарплаты в государственном секторе должны были выплачиваться по старому номиналу. Другими словами, работник на государственном предприятии, получивший 2500 «старых» вон в месяц до реформы, после реформы должен был получить те же 2500 вон «новыми», хотя цена всех товаров и услуг из-за деноминации при этом уменьшилась в сто раз.
Подобная деноминация фактически означала одномоментное увеличение всех зарплат в стране в сто раз, то есть на 10.000%
Это решение было шагом, не имевшим никаких прецедентов в мировой истории денежных реформ, ибо подобная деноминация цен при сохранении официальных зарплат фактически означала одномоментное увеличение всех зарплат в стране в сто раз, то есть на 10.000%. Конечно, такой шаг должен был породить, и действительно породил, взрыв гиперинфляции. Остается неясным, почему было вообще принято такое странное решение, но есть основания подозревать, что идея исходила от самого Ким Чен Ира. Похоже, что не слишком грамотный в вопросах экономики лидер решил таким образом вознаградить тех своих подданных, которые не поддались соблазнам частного сектора и продолжали трудиться на госпредприятиях , а заодно и увеличить привлекательность работы на государство. Подобный подход очень хорошо укладывался в логику реформы, главная цель которой заключалась в том, чтобы подорвать экономическое могущество «владык денег», новой северокорейской буржуазии, и создать таким образом условия для перезапуска командной экономической системы. Правда, этот шаг самым решительным образом противоречил законам экономики – в чем скоро Ким Чен Иру пришлось убедиться.
Реформа вызвала хаос. В январе угроза стала опять, после почти десятилетнего перерыва, ощутимой в северокорейских городах, в том числе и в Пхеньяне. Ситуацию усугубило то обстоятельство, что в попытках восстановить контроль в начале января правительство закрыло и рынки, и валютные магазины. Многие иностранцы, находившиеся в тот момент в Пхеньяне, рассказали автору, что зимой 2009-2010 годов их северокорейские собеседники, в том числе весьма высокопоставленные (включая и военных), открыто выражали свое недовольство и возлагали вину на правительство. Это было необычно: никогда до этого северокорейцы не осмеливались критиковать действия властей во время официальных и полуофициальных бесед с иностранцами.
В начале февраля правительство осознало, что оно вопреки своим первоначальным намерениям не смогло перезапустить карточную систему. Рынки и валютные магазины, равно как и обменные пункты, возобновили свою работу. В мае местные власти получили инструкцию, в которой им было прямо приказано более не вмешиваться в работу рынков, хоть и многое из того, что происходило на рынках, по-прежнему считалось формально незаконным.
Пресса объявила реформу вредительским актом, ответственность за который нес, само собой, «американский шпион и саботажник» Пак Нам-ки.
Как и полагается, нашелся и козел отпущения. Им стал Пак Нам-ки, чиновник, который в ЦК партии курировал финансовые вопросы и отвечал за подготовку реформы. В 2010 году распространились слухи о том, что он арестован и казнен. Тогда к этим слухам многие отнеслись с осторожностью, но в 2013-м эти слухи были подтверждены публикациями официальной северокорейской прессы, которая, конечно же, объявила всю реформу вредительским актом, ответственность за который нес, само собой, «американский шпион и саботажник» Пак Нам-ки, которому удалось даже стать заведующим отделом ЦК, но гнусные происки которого были в итоге разоблачены.
Разовое повышение зарплаты на 10.000% привело к вполне предсказуемому результату: розничные цены стали расти стремительно, и к концу 2010 года цены в «новых» вонах сравнялись с теми ценами в «старых» вонах, что существовали накануне реформы. Реформа и ее провал сильно повлияли на северокорейское общество. Во-первых, реформа продемонстрировала Ким Чен Иру (и тем в его окружении, кто этого ранее не понимал), что возврата к старой системе нет, и что без рынка северокорейская экономика не может обеспечивать даже физического выживания населения. После провала реформы правительство КНДР свернуло свою антирыночную кампанию, проводившуюся с осени 2005 г. Во-вторых, реформа окончательно подорвала веру населения в местную валюту: после ее провала долларизация и, особенно, юанизация северокорейской экономики ускорились, а северокорейская вона фактически превратилась в средство мелких расчётов в розничной торговле.