Общество
Лучше, чем можно было ожидать, но гораздо хуже, чем нужно - так резюмируют наблюдатели итоги завершившегося в Шотландии климатического саммита. Владимир Путин и Си Цзиньпин, в отличие от других 120 лидеров стран, на встречу не приехали (Путин поучаствовал онлайн, Си прислал письменное обращение), но формально цели саммита поддержали. Главным достижением встречи стало то, что «заговор молчания» о вреде ископаемого топлива был разрушен - вещи были названы своими именами. Вот только обязательных к исполнению договоров подписано не было, равно как и соглашений о финансировании мер по борьбе с глобальным изменением климата.
Цели не достигнуты
Спецпредставитель президента США по вопросам климата Джон Керри на итоговом пленарном заседании в Глазго заявил примерно следующее: «Есть некоторый дискомфорт. Ну, если переговоры хорошие, всем сторонам некомфортно. Это были хорошие переговоры». Под дискомфортом он, скорее всего, имел в виду не многочасовые очереди на вход, антиковидные ограничения и даже не отключение отопления в последние часы (какая ирония для завершения встречи по глобальному потеплению!), а сложности, которые возникают каждый раз, когда странам нужно договориться о чем-то помимо «выражения обеспокоенности».
Переговоры по реализации Рамочной конвенции ООН об изменении климата, отложенные на год из-за пандемии COVID-19, имели особое значение: к этому моменту развитые страны должны были довести объем «зеленого» финансирования для развивающихся стран до $100 млрд в год. Достичь этой цели, поставленной на провальном саммите 2009 года в Копенгагене, не удалось: с учетом дополнительных заявлений в Глазго, выйти на нужный показатель страны, вероятно, смогут к 2022 году.
Еще страны спустя 6 лет после принятия Парижского соглашения должны были уточнить свои национальные цели по смягчению воздействия на климат и адаптации к его изменению. По подсчетам Climate Watch, новые цели представили более 150 стран, которые ответственны за 81,2% глобальных выбросов парниковых газов. Далеко не все цели, впрочем, оказались амбициознее предыдущих.
Тон переговорам задавал новый доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата, первый том которого ученые представили в августе. Вслед за генсеком ООН Антониу Гутерришем доклад, посвященный физическим основам изменения климата, стали называть «сигналом тревоги для человечества», поскольку в нем говорилось о беспрецедентном влиянии человека на окружающую среду.
Одной из главных прагматических задач переговоров в Глазго было окончание работы над так называемыми правилами реализации Парижского соглашения — дополнительными договоренностями, необходимыми для того, чтобы заложенные в нем рыночные и нерыночные механизмы смягчения воздействия на климат заработали, как это и предполагалось, после 2020 года (и с этим переговорщики справились). В то же время разрыв между желаемым и действительным с точки зрения мер по смягчению воздействия на климат остается очень большим, а скорость процесса — ледниковой (и, к сожалению, если по мере потепления ледники могут ускоряться, то этот процесс — не очень). При этом чем дольше страны откладывают эти меры, тем больше будет потребность в адаптации к изменению климата, договориться о поддержке которой тоже пока не очень получается. И пока мало что в 26-й переговорной сессии указывает на то, что, скажем, к 46-й сессии проблема будет решена или хотя бы взята под контроль.
С Байденом, но без Путина и Си
В последние годы организаторы предпочитают начинать с саммита лидеров стран, а не заканчивать им, как это было, например, в том же Копенгагене — в том числе, чтобы громкие заявления и их авторы помогали, а не мешали довольно сложной технической дипломатии в последние дни и часы сессии. На саммит лидеров в Глазго по приглашению британского премьер-министра Бориса Джонсона в итоге собрались 120 глав государств, включая президента США Джо Байдена (главы России, Китая и Бразилии на саммит не приехали, хотя сама российская делегация в этом году была непривычно большой).
Итогом саммита лидеров стали несколько деклараций, в том числе глобальное соглашение о снижении выбросов метана на 30% к 2030 году (к которому Россия не присоединилась) и соглашение по сохранению лесов (в котором Россия будет участвовать). Кроме того, премьер-министр Индии Нарендра Моди объявил, что страна планирует достичь углеродной нейтральности, то есть, сократить объем эмиссий углекислого газа до объемов, поглощаемых океанами и лесами, к 2070 году. По объему выбросов парниковых газов Индия находится на четвертом месте после Китая, США и ЕС, и ее энергетика сильно зависит от угля, поэтому новую громкую цель в Глазго, скорее, приветствовали.
Это и другие заявления глав государств позволили аналитикам обновить оценки того, насколько далеко человечество находится от достижения цели Парижского соглашения — ограничить рост глобальной средней температуры планеты от доиндустриальных уровней двумя, а лучше 1,5 градусами Цельсия (сейчас мы уже на отметке в 1,1 градуса).
Международное энергетическое агентство, сложив абсолютно все заявления, включая добровольные цели вроде снижения выбросов метана, получило траекторию роста температуры на 1,8 градуса. Более консервативный подход проекта Climate Action Tracker, учитывающий конкретные краткосрочные цели, дает результат в 2,4 градуса — выше предела, который позволит избежать наиболее серьезных последствий изменения климата. До конференции в Глазго и приуроченных к ней объявлений Программа ООН по окружающей среде оценивала заложенный в климатической политике прирост температуры в 2,7 градуса.
Вещи назвали своими именами, но денег не дали
От Глазго никто не ждал нового Парижского соглашения, но как минимум одно историческое событие там все же произошло: в документе, с которым должны согласиться абсолютно все участники переговоров, к удивлению активистов появились слова «ископаемое топливо» и «уголь» (в том же Парижском соглашении их нет). Несмотря на то, что именно использование ископаемого топлива составляет большую часть антропогенного вклада в изменение климата — наряду, к примеру, с сельским хозяйством или вырубкой лесов — та самая необходимость консенсуса раньше мешала любому их упоминанию в негативном контексте.
Итоговый документ призывает страны отказаться от неэффективных субсидий ископаемого топлива: хотя страны G20 договорились об этом еще в 2009 году, незадолго до конференции в Глазго Международный валютный фонд подсчитал, что в 2020 году на те или иные формы прямой и косвенной поддержки добычи и использования ископаемого топлива пришлось $5,9 трлн. А Индия в последний момент настояла на правке в одно слово: полный отказ (phase-out) сменился плавным сокращением (phasedown) генерации на угле без специальных мер по снижению ее воздействия на климат.
Если «заговор молчания» вокруг ископаемого топлива все же удалось нарушить, пусть и весьма слабой формулировкой, то главным разочарованием COP26 стало решение по так называемому вопросу потерь и ущерба для развивающихся стран: антропогенный след можно обнаружить во многих экстремальных погодных явлениях. Вместо создания фонда для компенсаций этого ущерба, на котором настаивали развивающиеся страны — и на что категорически не согласны США, ЕС и другие развитые страны — пакт Глазго предполагает запуск «диалога» по этому вопросу, хотя он так или иначе уже обсуждается на переговорах с 2007 года.
«Само существование ущерба и потерь не оспаривается, речь идет о финансах, о создании отдельного финансового «окна» для них. Аргумент в его пользу есть мощнейший, который не так часто слышен: для адаптации можно использовать страхование, а вот ущерб и потери — это не вероятностные вещи, это неизбежно произойдет, и привлечь сюда страховой бизнес нельзя, нужно другое «окно». Дельные организационные шаги в Глазго предприняли, но его не создали, хотя объективных причин не делать этого нет», — считает директор программы «Климат и энергетика» WWF России Алексей Кокорин.
Зато странам удалось договориться о запрете двойного учета углеродных единиц (когда при перепродаже сокращения выбросов другой стране это сокращение учитывается и у продавца, и у покупателя) и некоторых других правилах работы этого механизма. А вот отстоять норму, по которой часть всех доходов от торговли квотами направлялась бы на помощь беднейшим странам, не удалось.
Реакция России
Россия уже успела поприветствовать итоги сессии в Глазго: спецпредставитель президента РФ по климату Руслан Эдельгериев обратил внимание как раз на механизм торговли квотами, зафиксированный в статье 6 Парижского соглашения. Эксперты сходятся в том, что именно эта «техническая» часть переговоров сейчас действительно имеет для России значение.
«Во-первых, сокращать выбросы у нас в стране дешевле, чем в большинстве регионов мира, и потому низкоуглеродные проекты здесь могут быть привлекательны для международных компаний. Во-вторых, российские компании хотели бы реализовывать проекты за пределами своей основной деятельности и таким образом компенсировать свой углеродный след так, чтобы это признавалось в зарубежных юрисдикциях. Так как российские компании смотрят в первую очередь в сторону лесных климатических проектов, для них было важно, чтобы в итоговые решения был включен пункт с их упоминанием, а также признавался более долгий срок реализации лесных проектов по сравнению с обычными в области сокращения выбросов. Это было сделано», — считает руководитель департамента мировой экономики ВШЭ Игорь Макаров.
По его словам, Россия также была заинтересована в не самых жестких критериях оценки проектов и незначительных издержках их реализации, и здесь результаты тоже оказались приемлемыми. «Конечно, это еще не значит, что сейчас в Россию хлынут потоки инвестиций. Правила, принятые в Глазго, рамочные. Их принятие можно назвать необходимым, но совсем не достаточным условием для того, чтобы такого рода международные проекты реализовывались в России. Далее на них, во-первых, нужно найти спрос, а во-вторых, они должны быть одобрены страной-партнером. В Европейской системе торговли выбросами, например, лесные проекты по-прежнему засчитывать отказываются», — отметил Макаров.
В числе других приоритетов России на переговорах было, например, признание роли атомной энергетики в низкоуглеродной трансформации, и глава «Росатома» Алексей Лихачев даже заявил, что конференция закончила дискуссии по этому поводу. Между тем, дискуссии, кажется, не закончились даже внутри ЕС: в конце переговорной сессии пять европейских стран, включая Германию, выступили против признания атомной энергетики «зеленой» по правилам Евросоюза, отвечая на декларацию в поддержку атома со стороны Франции, Чехии и других стран блока.
Следующая переговорная сессия, COP27, по плану пройдет в Египте. Помимо прочего, в Глазго страны договорились обсуждать свои национальные цели чаще, чем раз в пять лет: следующий пересмотр, согласно пакту, желателен (но не обязателен) до конца 2022 года. Климатический спецпредставитель Эдельгериев заявил, что в ближайшее время низкоуглеродную стратегию развития России, предполагающую углеродную нейтральность к 2060 году, дополнит «детальная дорожная карта по снижению углеродоемкости российской экономики», которая обеспечит «достойный» вклад России в достижение цели 1,5 градуса. Сейчас Climate Action Tracker оценивает климатическую политику России как «критически недостаточную».