Предынфарктное состояние: макроэкономические итоги 2024 года

Красивые, но сомнительные цифры

Оптимистичных экономических показателей по итогам 2024 года в России ожидают не только ее власти, но даже Международный валютный фонд, опирающийся, впрочем, на те же отчеты российских ведомств. Реальный ВВП России, говорят данные, на третий год войны должен вырасти на 3,6%, как и в 2023 году. А в 2022 году он упал всего на 1,3%. Восстановление после пандемии в 2021 году тоже было более интенсивным (на 5,9%), чем сам спад в 2020-м (на 2,7%). Как будто, несмотря ни на что, Россия продолжает богатеть и догонять страны с передовой экономикой.

Экспорт товаров и услуг по итогам года должен вырасти на 4,8%, говорит тот же прогноз МВФ. Что, впрочем, не возместит спада предыдущих лет: экспорт из России упал в 2022 году на 8%, а в 2023 году еще на 14%.

Зато импорт повышается уже второй год подряд: в 2024 году — на 2,6%, годом ранее вообще на 16%. Падение импорта в первый год войны и жестких санкций на 15% было чувствительным, но, как видно, осталось позади. Избыток торгового баланса у России теперь не такой большой, как до полномасштабного вторжения.

Низкая безработица — отдельный предмет гордости российских властей, всего 2,6%. В докризисном 2019-м было значительно больше — 4,6%. Среди стран G7 только в Японии уровень безработицы близок к российскому, а в остальных он существенно выше.

Инфляция официально составит около 9%, но у экономистов все меньше доверия к этой статистике. Авторы доклада Стокгольмского института переходных экономик (SITE) «Российская экономика в тумане войны» называют их, как и данные по реальному росту экономики, частью пропагандистского нарратива. Значения номинального ВВП и его динамики достаточно надежны, но то, как именно выделяют из них инфляционную и реальную составляющую, уже вызывает сомнения.

Два основных мерила инфляции — индекс потребительских цен и дефлятор ВВП — с 2022 года показывают необычное расхождение. Независимый мониторинг инфляции от центра РОМИР дает годовой темп роста цен примерно в 16%, а не 8–10%, как в официальной статистике. Соответственно, динамика реального ВВП России по альтернативным оценкам тоже негативная: от –2% до –11% в год, говорит SITE.

Если предположить, что реальность именно такова, то отпадает нужда объяснять сразу несколько странностей: почему экономика растет несмотря на войну и санкции, почему «воспринимаемая» инфляция устойчиво выше, чем отчетная, почему при таких высоких реальных ставках процента так долго продолжался кредитный бум.

Банкет на государственные деньги

Государственные расходы по итогам года составят около 37% ВВП, а доходы — примерно 35% ВВП. Здесь динамика уже явно негативная. До коронавируса правительство расходовало 33–34% ВВП, в 2020-м — сразу 39%, в 2021-м — 34,6%. То есть, как обычно и бывает, если ввести, а потом отменить чрезвычайные расходные программы, в итоге расходы все равно вырастут. Так должно быть и с войной. С 2022 года доля государственных расходов в ВВП растет как температура у больного: в первый год вторжения было 35,6%, во второй — 36,5%, на третий уже 37,3%.

Однако если мерить остроту фискальной проблемы дефицитом бюджета, то пока он не критичен — меньше 3% ВВП. В 2024 году дыра в бюджете будет чуть меньше, чем в прошлом. А по сравнению с мирными, процветающими странами G7, воюющая Россия, можно сказать, вообще бюджетного дефицита не имеет. Если воспринимать конфликт как противостояние российской и американской экономических систем, одна из которых должна прийти к банкротству, то по этому показателю кажется, что США приближаются к нему быстрее.

Суммарные инвестиции в российской экономике составили 25% ВВП. Это меньше чем 25,7% в 2023 году, но больше чем 22–23% в 2019–2022 годах. Конечно, принципиальный вопрос в том, какая доля этих инвестиций приходится на частный сектор и сделана добровольно. Ведь частные инвесторы вкладывают деньги в бизнес, когда ожидают, что вложения вернутся с прибылью. А государственные инвестиции отражают в основном политические или чисто коррупционные мотивы власть имущих — вложения часто не планируются как окупаемые и не выглядят привлекательными для частных партнеров, рискующих своим кошельком. Сектор государственного управления обеспечивал почти 19% всех инвестиций, по данным Росстата за 2021 год (последний доступный), а ранее доходил более чем до 28%. Скорее всего, в военное время эта доля выросла.

Для того уровня риска и неопределенности, с которым сталкиваются российские предприниматели и население, частных инвестиций еще удивительно много. Объясняется это тем, что страны, где инвестиционный климат лучше, закрыты для российских денег, которые, возможно, и рады бы перетечь в более спокойные места, но их туда не пускают.

Ситуация, когда выводить деньги из России проще, чем вводить их в развитые страны, сложилась еще в 2022 году, но не перестает быть очень странной. На протяжении веков относительно свободные страны не ограничивали ввоз и вывоз капиталов, а несвободные боролись с оттоком, а не с притоком. Сегодня США и их союзники как будто нарочно заставляют российские капиталы работать именно в России и дарить будущее путинскому режиму. Эти реалии в 2024 году становились все более привычными.

Но в этом и слабость путинской военно-экономической модели: стоит Вашингтону и Брюсселю изменить курс, капиталовложения в России могут резко сократиться — возможно, как в 1990-е.

Три беды одновременно

Впрочем, слабости к этому не сводятся. В 2024 году среди экономических проблем России активно обсуждали три: ускорение инфляции, ослабление курса рубля и высокую реальную ставку процента. Вместе они встречаются не так часто, и их сочетание указывает на серьезные диспропорции.

Даже по данным ЦБ и Росстата, инфляция в России совершенно неприличная для страны с таким хорошим бюджетом. И в 2024 году она разгонялась. Центральный банк во главе с Эльвирой Набиуллиной уже пять лет не выполняет свое обещание удерживать инфляцию в районе 4% в год, ловко манипулируя ключевой ставкой. Неудачи этих мер вызваны тем, что денежно-кредитная политика Банка России преследует сразу несколько плохо совместимых целей.

Главная цель — сдерживание инфляции — в теории достигается довольно легко. Для этого достаточно не наращивать слишком быстро денежную массу. Например, ограничить ее рост пределом 3–5% в год. На практике раздувание рублевой массы (М2) происходит в несколько раз быстрее. За последние 12 месяцев она выросла на 19,5%, за 2023 год — на 19,4%, за 2022-й — на 24%. До войны накачка денежной массы была более умеренной, в районе 13%, а в допандемийном 2019 году — всего 9,7%. Тогда, в 2019-м, получилось в последний раз удержать рост индекса цен в пределах 4%.

Зачем выпускать столько денег? Ради второй цели — стимулировать экономику и расширять кредитование сверх уровня, который был бы без вмешательства властей. Раздувание кредитов — ложная и разрушительная цель. Ведь ни субъективные предпочтения людей, ни технические возможности производства не могут изменяться по воле центрального банка. Он может только манипулировать участниками рынка, внушая им на некоторое время ложное восприятие реальности.

Увеличив количество денег в обращении, центральный банк может создать иллюзию, что выросло реальное предложение кредита, что сберегатели изменили предпочтения и готовы инвестировать больше под меньший процент. И эту иллюзию можно создать лишь на несколько месяцев, после которых последует коррекция, исправление сделанных ошибок.

Когда в феврале 2022 года Путин начал полномасштабную войну против Украины, российские рынки содрогнулись. Люди начали в панике избавляться от рублей и делать запасы, как валютные, так и товарные. Спрос на рублевые остатки упал, скорость обращения денег выросла, цены подскочили. Это было естественным и логичным следствием произошедшего. Казалось, что война будет очень дорогой, в российском бюджете образуется дыра, дефицит покроют за счет денежной эмиссии и рубль обесценится.

Но Путин решил, что сумеет выиграть дешево, за счет бедного, а также тюремного населения, угроз и психологических манипуляций. Поэтому при наступлении на Украину сохранилась бюджетная стабильность. Рубль уцелел и даже укрепился в 2022 году. Председатель Центробанка Эльвира Набиуллина погасила панику, не став резко ускорять эмиссию, запрещать рыночные цены или замораживать вклады. Вместо этого, наоборот, по рублевым вкладам стали платить очень высокие проценты. Но никто не хотел инвестировать в российский бизнес, справедливо полагая, что его перспективы не блестящие. Наметилось нечто вроде Великой депрессии: всесторонний спад производства и потребления при устойчивости национальной валюты и бюджета.

Властям бы радоваться: ведь спад производства и потребления — проблемы частного сектора. Но уже в апреле 2022 года, едва утих страх гиперинфляции, ключевую ставку стали снижать, оживив кредитование. Это не могло не вызвать роста цен. И наблюдаемый сегодня всплеск инфляции — эхо мягкой политики того времени.

Жесткая политика, которая проводится сегодня, точно так же будет иметь отдаленные последствия. Когда финансовые власти подавят инфляцию, снова будет депрессивная динамика.

Иллюзия от Центробанка

Невозможно долго поддерживать радужную картинку, где война не вредит ни покупательной способности рубля, ни потребительской активности. Кто-то должен пострадать, кто-то неизбежно заплатит за пир во время чумы. И хитроумные манипуляции центральных банков — это просто наведение иллюзий, гипнотическое внушение необоснованного оптимизма.

Должникам внушают, что они смогут выгодно перезанять не затягивая пояса (ведь российская экономика растет). А кредиторам и держателям сбережений — что их деньги не обесценятся (ведь рублю ничего не угрожает). Можно выполнить лишь какое-то одно из этих обещаний, но не оба сразу. Время от времени публика начинает понимать, что ее водят за нос. Доверие к властям падает, и восстановить его с каждым разом все труднее.

Например, если в стране сложились высокие инфляционные ожидания, то сбить их — трудное, болезненное дело. В новой России это удавалось сделать дважды: в 2000–2003 годах и в марте — апреле 2022 года. Оба раза плодами этих подвигов распорядились бездарно, и через некоторое время инфляционные ожидания вновь стали высокими.

Неестественно высокий спрос на кредиты одновременно и следствие, и причина инфляции. Ведь когда коммерческий банк видит, что у него хотят взять кредит, он может создать деньги просто из ничего, одновременно увеличив на одну и ту же сумму свои активы (кредитный портфель) и пассивы (средства на счете заемщика).

Вполне возможно, заемщик занимает деньги под 30% годовых, ожидая, что инфляция составит 20%, а реальная ставка процента по займу всего 10%, а банкир полагает, что инфляция будет 11% и реальная ставка — 19%. Если банкир окажется прав, то заемщик о своем решении пожалеет, и ему придется от многого отказаться, чтобы расплатиться по долгам. И тогда без денег уже останутся все бизнесы, чьим клиентом он был. Именно этим грозит политика высоких реальных ставок и поэтому все выше вероятность, что в России будет признано наличие стагфляции — экономического спада или застоя при росте цен.

В психологическом смысле стагфляция означает, что инфляционные ожидания высокие, а ожидания по поводу доступности кредитов — депрессивные. Пока отчетливо наблюдается только первая составляющая. Признаки второй тоже нарастают, но еще не бросаются в глаза. Коллапсировал ипотечный сектор. Подорожали и все остальные виды кредитов.

«В ноябре корпоративное кредитование значительно замедлилось: за месяц портфель вырос всего на 0,8% после 2,3% в октябре (годовой прирост замедлился до 20,3 с 21,8%), — пишет ЦБ в аналитическом комментарии. — Розничный кредитный портфель сократился на 1,7% после роста на 0,4% в октябре (годовой прирост замедлился до 11,1 с 14,9% месяцем ранее)». Как обобщила Набиуллина, «темпы роста кредитования в ноябре существенно снизились».

Другие наблюдатели комментируют замедление темпов кредитования более наглядно. Согласно Frank RG, выданные физическим лицам кредиты в ноябре 2024 года оказались на 28% меньше, чем в октябре, и на 56% ниже, чем в ноябре 2023 года. Количество выданных потребительских кредитов в два раза меньше, чем в ноябре прошлого года, а объем — в 2,5 раза меньше.

Избегание трудных решений

Скорее всего, российские власти попытаются избежать «жесткой посадки». Путин не может не помнить, какими непопулярными стали последний президент СССР Михаил Горбачев и первый российский президент Борис Ельцин, когда массам пришлось резко сократить потребление. Не секрет, что многие правители лишились власти именно после того, как сначала приучили подданных к росту доступных удовольствий, а потом заставили их экономить и считать копейки. Опыт предыдущих десятилетий указывает на то, что от Путина не стоит ожидать стратегического видения, основанного на принципах, которое позволило бы перетерпеть временные трудности ради ясно понимаемого будущего. Поэтому едва ли он станет подавлять инфляцию по англо-американским образцам начала 1980-х в духе центральноевропейской шоковой терапии 1990 года или так, как сегодня делает в Аргентине Хавьер Милей. Принципиальные политики готовы заплатить за это своей популярностью, сделать тяжелую работу и уйти в отставку, как премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, вице-премьер и министр финансов Польши Лешек Бальцерович или премьер-министр Чехии Вацлав Клаус. По понятным причинам такой сценарий для Путина не подходит.

Эльвира Набиуллина, возможно, надеялась, что Путин позволит ей действовать, как действовал Пол Волкер, глава ФРС США времен Рональда Рейгана, который подавил инфляцию, резко взвинтив ставки процента и устроив довольно суровый, но недолгий спад экономики в начале 1980-х. Но как только ужесточение денежно-кредитной политики начало приносить плоды, российское руководство, видимо, стало сомневаться в этом, в итоге ставка в декабре 2024 года не была повышена, несмотря на обещания. Если мы увидим неплатежи по долгам, убытки предприятий, обвал курсов акций, банкротства и увольнения, ставку, скорее всего, начнут снижать, так и не победив инфляцию.

Возложить на эмитента национальной валюты борьбу с «перегревом» и «переохлаждением» экономики — само по себе неудачная идея, потому что рынок — саморегулируемая система, а инструменты центральных банков принципиально неточны. В современной России это работает еще хуже.