Политика
Вторжение России в Украину привело к беспрецедентным, всеобъемлющим санкциям со стороны Европы. В ответ Россия задействовала «оружие», которое неизменно бывало эффективным — перекрытие газопроводов. Это привело к острому энергетическому кризису в Европе, которым поспешили воспользоваться популистские и правые политики, традиционно поддерживаемые Россией. Но, судя по всему, в этот раз их популярность может и не сыграть на пользу России.
31 августа Газпром временно приостановил поставки газа в Европу по «Северному Потоку» для технического обслуживания, изначально пообещав возобновить их через три дня. 2 сентября, перед датой запланированного открытия газопровода, Газпром заявил о перенесении срока на неопределенное время. Компания объяснила остановку «утечкой масла» и необходимостью техобслуживания, которое, как было сказано, требует «условий специализированного ремонта». Siemens Energy, компания-производитель турбин для «Северного Потока», заявила, что такая утечка причиной для остановки поставок газа не является и может быть устранена на месте. Европейские политики в ответ на это отреагировали ожидаемо остро — так, представитель Еврокомиссии Эрик Мамер написал, что остановка подачи газа «по ложным причинам» в очередной раз доказывает, что Россия ненадежный поставщик и предпочитает прожигать газ вместо того, чтобы выполнять контракты.
История газового шантажа
За время войны в Украине это уже не первый раз, когда Россия останавливает или сокращает поставки газа в Европу. 1 июня Газпром приостановил поставки газа в Данию и Германию — из-за того, что Ørsted и Shell Energy Europe отказались платить за газ в рублях. С 14 июня Газпром резко сократил объемы поставок почти на 75%, объяснив это тем, что из-за санкций Siemens не удалось вернуть турбину после техобслуживания. А 11 июля Газпром опробовал остановку «Северного Потока» на 10 дней, ссылаясь на все ту же «необходимость техобслуживания». Уже тогда министр экономики Германии Роберт Хабек высказал предположение, что остановка поставок газа может быть перманентной, призвал страны Европы быть к этому готовыми и обвинил Россию в использовании газа «как оружия». Возможно, он был прав — в обоих случаях.
Использование Россией природного газа в качестве инструмента внешней политики и оружия обсуждается в политических и академических кругах уже давно и приобрело собственное название — «трубопроводная политика» (pipeline politics). Один из первых крупных кейсов «трубопроводной политики», обсуждаемых в научной литературе, имел место в 1997 году еще при Ельцине. Тогда в активной стадии переговоров находилось вступление Чехии в НАТО, и Россия в своих лучших традициях не замедлила перейти к угрозам. В 1997 году посол Российской Федерации в Чешской Республике Николай Рябов заявил, что «Россия не потерпит ослабления своего влияния в Восточной Европе», а вступление Чехии в НАТО может «навредить экономическим отношениям с Россией». Он уточнил, что имеет в виду в том числе «фундаментальные соглашения о поставках газа». Тогда эскалации не случилось, Россия остановилась на угрозах, а сам Рябов в итоге даже изменил риторику, заявив, что Россия «уважает решение Чешской Республики».
Однако в дальнейшем Россия останавливаться на угрозах перестанет. Впервые на практике «трубопроводная политика» будет применена в середине 2000-х — как инструмент в попытке реинтеграции СНГ вокруг Российской Федерации. Владимир Путин, уже охваченный идеями о возрождении Империи, решил использовать контроль над энергетическими ресурсами региона для обеспечения экономического доминирования и, в последующем, интеграции постсоветского пространства. В то время для эффективности такого инструмента сложилось много факторов — растущие цены на газ и нефть превратили углеводороды в «золотой резерв» Российской Федерации, а контроль над ними — через верные Путину Газпром и Роснефть — был сосредоточен в президентских руках.
Тогда же под удар впервые попала Украина — практически в первые месяцы после Оранжевой революции 2004–2005 годов. Путин очень не хотел допускать революцию, и, вполне вероятно, рассматривал даже силовой вариант. Тем не менее, тогда этого не случилось, зато последовал так называемый газовый конфликт: Газпром заявил о намерении повысить цены на поставляемый в Украину газ до «рыночных» европейских цен — практически в три раза. Украина от этих условий отказалась — в ответ Россия перекрыла поставки газа. На тот момент, однако, Украина была главной транзитной страной для российских поставок в Европу — опасаясь симметричного ответа, Россия вынуждена была пойти на ряд уступок, и конфликт окончился подписанием нового, «компромиссного» договора. Уже тогда, в 2005 году, этот конфликт заставил некоторые страны Восточной Европы встревожиться по поводу надежности российских поставок и заговорить о поиске новых партнеров.
Похожие конфликты происходили и с другими странами. Они случались с Беларусью, которую сейчас воспринимают как ближайшего друга России. Для обеспечения контроля над транзитом и расширения политического влияния Путин решил применить то же самое «оружие» против западного соседа. Используя угрозы повышения цен, а также приостановки поставок, в том числе зимой, Россия и Газпром добились покупки доли владения сетью трубопроводов в Беларуси.
Безусловно, эти конфликты не обошли стороной западных политиков и экспертов. Так, американский ученый и один из идеологов либерального интервенционизма Роберт Каган в своей книге «Возвращение Истории» писал: «Российские лидеры осознают, что [энергетическая зависимость ЕС] дает им возможность добиваться лояльности Европы к собственному поведению». А американский экономист Ирвин Стелцер замечал, что рассматривать Газпром как что-либо кроме инструмента российского влияния можно либо по «крайней наивности», либо от «острой нужды».
Исходя из всех практических кейсов, в исследованиях по энергетической безопасности сложился однозначный консенсус: свои энергетические ресурсы Россия вполне способна использовать (и использует) как оружие. В науке о безопасности использование этого «оружия» делится на несколько стадий, объясняет в своей работе доктор политических наук Кэрен Смит Стеген. Подготовка и применение обычно состоят из трех шагов. Во-первых, консолидация ресурсов в руках власти; во-вторых, получение контроля над транзитом; в-третьих — угрозы, завышение цен и остановки поставок, и, наконец, результат — или четвертая стадия — получение уступок и концессий.
Как устроено газовое «оружие» Кремля
К консолидации Путин приступил почти сразу. «Дело ЮКОСА» можно считать одним из первых шагов: ликвидация компании и переход активов к подконтрольной государству Роснефти следовали именно цели консолидации. Проблемы газового сектора решились еще прямолинейнее: после отмены антимонопольных ограничений в 2007 году Газпром просто выкупил оставшиеся частные корпорации.
Контроль над транзитом Россия установила в несколько шагов: во-первых, перейдя сразу к угрозам в адрес стран-транзитеров, например, Беларуси, во-вторых, выстраивая собственные пути, в частности, «Северный Поток-1», а также замороженный на данный момент «Северный Поток-2», в-третьих, используя угрозы: повышение цен и перебои в поставках мы наблюдаем с 1997 года и по сей день. Четвертую, завершающую стадию — концессии — Россия пока ожидает. Сегодня уступки со стороны Европы, которых хотела бы Россия, касаются в первую очередь санкций. В выступлениях касательно газа и энергетики именно на них сосредотачивает внимание Путин.
И несмотря на то, что ожидать таких серьезных уступок и прекращения санкций в ответ на российскую «трубопроводную политику» в ближайшее время, пожалуй, не стоит, не обращать внимания на новый газовый конфликт невозможно. Хочется этого или нет, Европа действительно зависит от российского газа: в последние годы 40% всего потребляемого Европой газа было поставлено из России. Несмотря на европейские планы по реструктуризации экономики и отказу от российского газа (так называемый план REPowerEU) изменения займут время. План предусматривает полный отказ от российского газа только к 2030 году. Но политика РФ вызывает кризис уже сейчас.
Из-за прекращения подачи газа на данный момент цены в Европе выросли минимум на 30%, а евро впервые опустился ниже доллара. Более того, из-за приближения зимы и из-за европейских ограничений на нефть цены на газ могут продолжать расти и дальше, создавая дополнительное давление на политиков и простых жителей. При этом важно понимать: скачок цен на газ затронул не только традиционно зависимые от российского газа страны, но и всю Европу. В целом относительно независимы от российских поставок всего несколько государств Европы — скандинавские страны, за исключением Дании, Нидерланды, Бельгия, Испания, Португалия, а также Франция и Великобритания. Даже они, однако, столкнулись с растущими ценами на энергию.
Политические последствия шантажа
Это, конечно, не могло не затронуть политический климат в Европе. Так, европейское консалтинговое агентство Verisk Maplecroft, специализирующееся на анализе рисков, предсказывает, что зима 2022 года, скорее всего, принесет европейским нациям значительное усиление протестных движений. Эта динамика уже наблюдается в Великобритании, где на фоне так называемого cost of living crisis (кризиса стоимости жизни) значительно растет недовольство. Массовые протесты наблюдаются и в других странах. В Германии недавно прошла демонстрация левой оппозиции за установку потолка цен на газ и против запланированного повышения цен на энергию с октября.
Тем временем на фоне протестов и всеобщего недовольства, как это часто происходит в период социальных и экономических кризисов, набирают темп популистские идеи и партии. Премьер-министр Италии Марио Драги еще летом на выступлении перед G7 заявил, что западные страны должны избежать ошибок прошлого и не допустить роста популизма на фоне грядущего энергетического кризиса. Судя по всему, беспокойства Драги были обоснованны, но предотвратить новую волну популизма, кажется, не удалось. На прошедших выборах в Италии победу праздновала Джорджа Мелони — председательница «Братьев Италии», крайней правой популистской партии, раньше активно выступавшей за улучшение отношений с Россией. Партия Мелони, помимо традиционных элементов правой повестки, в своей предвыборной кампании много внимания уделила и растущим ценам на газ и энергию и пообещала найти этим проблемам быстрое решение.
Похожая обстановка наблюдается в Швеции. На недавних выборах крупнейший успех праздновали «Шведские Демократы» — крайне правая популистская партия с корнями в ультраправой неонацистской «Северной имперской партии». «Демократы» впервые в истории обошли либерально-консервативную «Умеренную партию» и стали второй по представительству партией, уступая лишь социал-демократам. Если в коалициях не случится раскола и перемен — у «Демократов» впервые появился шанс оказаться в правительстве. Несмотря на то, что ключевой темой предвыборной кампании «Демократов» оставалась иммиграция, на этих выборах отдельное внимание они уделили высоким ценам на энергию: подвергнув критике правящую коалицию за высокие налоги и чрезмерный упор на ветроэнергетику, они обещали значительно снизить цены на энергию.
Доктор международных отношений, научный сотрудник Европейского центра изучения популизма Булент Кенес рассказал The Insider, что «Демократы» воспользовались социально-экономическими трудностями, вызванными ростом цен на энергоносители, однако, в конечном счете, это никак не повлияет на политику Швеции в отношении путинского режима.
«Несмотря на вторжение в Украину и заявку Швеции на членство в НАТО из-за растущего восприятия этой войны как прямой угрозы безопасности, безопасность и внешняя политика страны не занимали места среди главных тем предвыборных кампаний. Шведские партии с правой стороны политического спектра, в том числе «Демократы», всегда занимали пронатовскую позицию и оказали значительную поддержку недавней заявке Швеции на членство в НАТО. Таким образом, я не вижу никакого риска для серьезного изменения политики в отношении России, несмотря на то, что некоторых видных членов шведских демократов подозревали в особых отношениях с путинским режимом».
Что это значит для России? В последнее время в Европе популистские и крайне правые партии считались выгодными для России «полезными дураками», иногда — откровенно пропутинскими. И Россия это успешно использовала — бывший председатель «Братьев Италии» Маттео Сальвини вел переговоры о финансировании с Россией, за хорошие отношения с которой «Братья» выступали. А лидер австрийской крайне правой «Партии свободы» Хайнц-Кристиан Штрахе в 2017 году был замечен на Ибице в ходе переговоров с «племянницей» российского миллионера Игоря Макарова. Она оказалась подставной, но заинтересованность «Партии свободы» в российском финансировании, судя по всему, была искренней и долгосрочной.
13 сентября Госдеп США рассекретил документы разведки, согласно которым с 2014 года Россия потратила более 300 миллионов долларов на вмешательство в выборы иностранных государств: лоббирование выгодных политиков и партий, финансирование крайне правых аналитических центров и поддержку популистских движений. Это в очередной раз подчеркивает — Россия искренне заинтересована в поддержке популистских, пророссийских и правых партий в Европе.
Но сыграет ли рост популярности правых и популистских партий на руку России сейчас? Раньше это было важным рычагом влияния для Кремля. Но после вторжения в Украину ситуация изменилась. Например, «Братья Италии» в корне поменяли свою позицию. Джорджа Мелони выступила с осуждением войны, обещала поддержку и поставку оружия Украине; а ранее антиинституциональная позиция партии сместилась в сторону поддержки НАТО. То же самое изменение произошло и в ранее умеренно пророссийских правых движениях Бельгии: Том Ван Грик, глава правого и сепаратистского «Фламандского интереса», перешел к критике недостаточных инвестиций Бельгии в оборонный сектор.
Возможно, рост популистских партий немного подорвет статус-кво и ослабит единство внутри Европы, но по сравнению с полномасштабной войной в Европе все это немного меркнет. Несмотря на потраченные Россией ресурсы и все возможные рычаги давления, направленные на подрыв европейской политики, успеха в этом ей добиться пока не удалось — и, кажется, в ближайшее время не удастся.