Владимир Зеленский ежедневно призывает западных лидеров установить бесполетную зону над Украиной. В этом отношении Запад оказался больше перед лицом морального, чем политического и военного выбора. Нынешнее состояние военной авиации России приводит к ее ежедневному ослаблению, деморализации самих летчиков и еще большей изоляции страны. Есть и технические проблемы: истребители НАТО не долетят до Харькова.
Война России против Украины продолжается уже две недели и, очевидно, вышла далеко за рамки первоначального плана Москвы. С первых дней войны украинское руководство и общественность западных стран призывает к введению бесполетной зоны в небе над Украиной, чтобы прекратить применение российской военной авиации. Однако лидеры США и других стран-членов НАТО (а только эти страны могут такую зону в теории обеспечить) от этого шага отказываются.
Несмотря на поддержку Украины оборонительными вооружениями, экипировкой и деньгами, Запад сегодня не готов выступать в роли стороны, принуждающей Москву к миру с помощью военной силы. Дело не только в политической осторожности Запада, но и в том, что отсутствие такой зоны ослабляет Россию в военно-техническом, политическом и моральном смысле больше, нежели делало бы это ее наличие. Кроме того, есть сомнения в принципиальной технической реализуемости такой зоны для авиации НАТО. Поэтому подразумевается, что украинцы сами максимально затруднят использование российской авиации в украинском небе с помощью поставляемых Западом вооружений.
Не политический, а моральный выбор
С начала войны Россия потеряла существенное количество боевой авиации: фото- и видеосъемкой подтверждены потери как минимум 11 самолетов и 11 вертолетов, а украинские данные говорят о 49 потерянных российских самолетах и свыше 80 вертолетах. Даже по нижней границе это сопоставимо со всеми потерями российской авиации в ходе, например, первой чеченской войны. В Афганистане же в 1979–1989 годах СССР терял в год в среднем 12–13 самолетов (в 1984–1988 годах пиковые ежегодные потери доходили до 19–20 самолетов) и 30–33 вертолета. При этом поставки американских переносных зенитно-ракетных комплексов еще только начинаются, и российские потери будут расти с каждым следующим днем войны.
Каковы производственные возможности России? В 2021 голу ее армия получила более 60 новых самолетов и вертолетов всех типов, а еще 200 прошли модернизацию (зачастую это означает просто плановый ремонт). Таким образом, российские двухнедельные потери даже по самой минимальной планке — это треть годового производства всей военно-авиационной промышленности. И учитывая эмбарго на поставки любого оборудования и компонентов для российского ВПК, принятое Западом и поддержанное Японией, Южной Кореей, Тайванем и Сингапуром, России будет очень непросто восполнять эти потери.
Останки вертолета, сбитого в Николаевской области
Учитывая вероятное снижение экспорта, мощности авиационных и вертолетных заводов могут быть переориентированы на собственные нужды, поэтому существующие запасы запчастей, компонентов и импортного оборудования как-то поддержат производство в условиях санкций. С другой стороны, экспорт дает российскому ВПК приток валюты — $13 млрд в год в 2020–2021 годах и примерно по $15 млрд ежегодно в 2016–2019 годах. Кроме того, экспорт позволял частично компенсировать издержки в интересах российской армии, поскольку она традиционно платит за единицу техники меньше, чем иностранные заказчики.
Иностранные эксперты отмечают низкое присутствие российской авиации на поле боя. Это можно объяснить как дефицитом высокоточных боеприпасов (что подтверждается наращиванием использования неуправляемых авиабомб), так и отсутствием у России опыта проведения сложных воздушных операций. В Сирии несколько десятков самолетов и вертолетов совершали всего по 1–2 боевых вылета в сутки. Примерно такую же интенсивность применения авиации мы видим в войне с Украиной. Но нужно учитывать и третий фактор: дефицит средств разведки целей.
Современная война использует космическую разведку: летчикам надо знать, куда лететь и что бомбить. И если в последние годы российские воздушно-космические силы восполняли острейший дефицит в спутниках связи, навигации и раннего предупреждения о ракетном нападении, то спутники оптической, радарной и электронной разведки до сих пор остаются в дефиците. Так, из более чем 100 российских военных спутников только 4 аппарата обеспечивают оптическую разведку, еще 2 — радарную разведку и 6 аппаратов являются спутниками морской электронной разведки. И этот дефицит не могут компенсировать ни самолеты-разведчики, которые тоже в дефиците, ни профессиональные авианаводчики. Проще говоря, российская авиация плохо представляет, что бомбить. Это информационное бессилие стимулирует тактику воздушного террора против украинских городов, когда уничтожаются школы, больницы, родильные и просто жилые дома.
В этих условиях вопрос о бесполетной зоне — это вопрос уже не столько политического, сколько морального выбора Запада, поскольку ныне используемая тактика еще больше ослабляет политические позиции России и, наряду с потерями, деморализует летчиков.
Что касается баллистических ракет «Искандер», крылатых ракет морского и наземного базирования семейства «Калибр» («Калибр-НК», 9М728 и 9М729), ракет воздушного базирования (Х-101), то за две недели израсходовано свыше 600 ракет, а производственные мощности ограничены. По косвенным признакам можно заключить, что темпы производства каждого типа российских высокоточных ракет, способных поражать цели на расстояниях в несколько сотен километров, не превышают 40–50 единиц в год (для сравнения - американские ракеты «Томагавк» производились темпами в несколько сотен ракет в год). Таким образом, за две недели войны Россия, вероятно, использовала львиную долю произведенных за последние годы ракет, и восполнять эти запасы ей придется в куда менее благоприятных экономических и технологических условиях, чем в 2014–2021 годах. В этой ситуации западные политики могут также исходить из целесообразности максимального расхода российской армией своих трудновосполнимых ракетных вооружений.
Техническая (не)осуществимость
Еще один фактор - расстояние. Когда в 2011 году силы НАТО по мандату ООН установили бесполетную зону над Ливией, самолеты НАТО с аэродромов на Сицилии долетали до населенного и урбанизированного севера этой страны за несколько минут и могли углубляться на юг на сотни километров. При операциях международной коалиции или Израиля в небе над Сирией расстояния тоже не были серьезным препятствием. Другая ситуация в украинском небе: истребители НАТО, взлетающие с территории Польши, Словакии, Венгрии или Румынии, в лучшем случае могут долететь до Киева. То есть гипотетически они могли бы обеспечить бесполетную зону лишь к западу от Днепра. Страдающий от бомбардировок Харьков прикрыть с воздуха просто нечем — даже для новейших американских истребителей F-35 этот город находится почти на границе боевого радиуса. Кроме того, город подвергается не только авиационным налетам, но и артиллерийским обстрелам непосредственно с российской территории, что делает концепцию бесполетной зоны плохо применимой для востока Украины. Если только самолеты НАТО не размещать непосредственно на украинских аэродромах, что сегодня политически неприемлемо для американских и европейских политиков.
Получается, единственным действенным способом сокращения свободы рук у России в небе над Украиной являются массовые поставки переносных зенитно-ракетных комплексов, которыми относительно легки в обучении и использовании. Кроме того, нынешняя тактика применения авиации делает Москву более уязвимой к политическому, международно-правовому и моральному давлению вследствие использования ею запрещенных методов войны. И особенно остро этот вопрос встанет, когда речь пойдет о послевоенном урегулировании.