Развод по-армянски. Ереван уходит с российской орбиты, но остается в полном одиночестве

Пашинян тестирует красные линии

Зимой появились слухи о готовящемся визите украинского президента Владимира Зеленского в Армению. Официально он не анонсировался и в итоге не состоялся, но Ереван как минимум не опровергал такой возможности, и это само по себе выглядело откровенным троллингом. На вопрос, что скажет Москва, депутат от правящего «Гражданского договора» Гагик Мелконян отвечал: «Нас не интересует, как отреагирует или не отреагирует Россия, это ее дело…»

На этом фоне, вне зависимости от того, планировался ли визит на самом деле, ереванские версии его отмены могли удивить разве что своей неожиданностью — Зеленский изначально собирался посетить не только в Ереван, но и Баку. Однако в Азербайджане, поддавшись давлению Москвы, от встречи отказались, и все начинание потеряло смысл.

Такая незавершенность с некоторых пор — часть нового политического стиля Еревана.

Интрига недавнего интервью Пашиняна телеканалу France24, в котором он заявил о приостановке участия Еревана в ОДКБ, возможно, связана с трудностями перевода. То, что было воспринято как заявление о выходе из Договора, на самом деле было констатацией того, что уже сложилось. Через несколько дней, кстати, Пашинян, выступая в армянском парламенте, расставил акценты четче: «Мы де-факто заморозили участие в ОДКБ, — повторил он и продолжил: — И если этот процесс продолжится, заморозим и де-юре».

В интервью Пашинян поставил вопрос об ОДКБ в один ряд с другими претензиями к Москве. Так он вспомнил задержанного в Ванадзоре российскими военными и вывезенного в Россию без ведома армянских властей Дмитрия Сетракова — мобилизованного россиянина, скрывавшегося в Армении. Однако случилось это еще в декабре 2023 года, и тогда официальной реакции армянской стороны практически не последовало, по крайней мере, в публичной плоскости. И это придает тезису характер скорее эмоционального демарша, нежели реальной политической позиции.

Примерно то же происходит с развернувшейся в Армении кампанией с требованием вывода российских пограничников из ереванского аэропорта «Звартноц». Строго говоря, за все годы прибытий и отлетов из Еревана мне ни разу не довелось встретить соотечественника в форме на погранконтроле. А тех знакомых, кому посчастливилось, — единицы. При этом про российских людей в погонах, охраняющих иранскую и турецкую границу или самих себя на 102-й военной базе в Гюмри, не было сказано ни слова.

Кто-то скажет, что Ереван откровенно троллит Москву. Кто-то — что тестирует границы риска.

Иллюзия союза

Армения всегда считалась в Москве сателлитом, притом что подлинные стратегические интересы Кремль связывал с Азербайджаном. Да и в Армении в приватных разговорах никто никогда не скрывал понимания того, что Москва никогда и ни при каких обстоятельствах не станет ее защищать, рискуя особыми отношениями с Азербайджаном. Ни по линии ОДКБ, ни на основе двустороннего договора о союзничестве 1997 года, на который в Армении зачастую ссылаются как на братский долг Москвы. Напрасно.

Во-первых, никаких аналогов 5-й статьи НАТО там нет. А, во-вторых, в том же 1997 году Россия подписала аналогичный договор с Азербайджаном, в вопросах взаимной помощи примерно такой же силы, причем в статье 5 (бюрократическая ирония!) отдельно напоминается: «Высокие договаривающиеся стороны осуждают сепаратизм во всех его проявлениях и обязуются не поддерживать сепаратистские движения». Так что даже с формальной точки зрения представления о каком-то эксклюзивном союзничестве Армении и России были изрядным преувеличением.

Но со временем миф о нем стал основой армянской политики: «красные линии» в вопросе безопасности Ереван переступать не может. Карабахская проблема казалась надолго замороженной, в связи с чем тезис обрел силу закона природы. Москва поставляла Армении вооружения, как утверждали осведомленные люди, на взаимовыгодной основе, но при первой же боевой проверке они оказались вторсырьем.

Аллегорически выглядел и так называемый «Электромайдан», когда летом 2015 года на улицах Еревана тысячи людей, в основном молодежь, выступили против резкого повышения цен на электроэнергию. Поскольку все энергетические инфраструктуры, как, впрочем, и железнодорожные, и газотранспортные, были переданы России, власть Сержа Саргсяна переложила ответственность на российское ИнтерРАО. От ИнтерРАО не убыло, зато протест в изрядной степени обессмыслился, поскольку выступать против России и соответственно порождать аллюзии на тему настоящего Майдана тогда в Армении никто не рисковал.

Сам Никол Пашинян, впрочем, реальную цену этого союза понял давно. Во всяком случае, этим пониманием были пронизаны многие статьи в руководимой им либеральной газете «Айкакан жаманак» («Армянское время»), начиная с 1999 года. Немногие позволяли себе так публично развенчивать иллюзии по части отношения России к Армении во времена, когда никто еще, увы, не сохранял тексты в интернет-анналах, поэтому остается цитировать по памяти: форпост не превращают в цветущий сад, форпост опутывают колючей проволокой.

Но в революционном триумфе Пашиняна в 2018 году запроса на эту либеральную, прозападную или антироссийскую составляющую не было, а Пашинян запросы улавливает и исходит прежде всего из них. Возможно, в повсеместной нынешней обиде он увидел возможность чего-то большего — как-то действительно обозначить направление разворота. Но в тех пределах, которые не станут детонатором хоть какой-то дестабилизации.

К тому же российская тема в системе армянской мифологии вторична, она лишь продолжение системообразующего мифа о вековых экзистенциальных угрозах. Трагическая история и легенды об уходящем в века величии — едва ли не основа идентичности и уж точно базис образовательной традиции. Именно этот мотив в конечном счете определяет в массовом восприятии все, что происходит на свете.

Все, что работает на этот миф, — хорошо и правильно, а если Киев, как и Тбилиси, связанные темой территориальной целостности, солидаризовались в карабахском вопросе с Баку, то тем хуже для Киева. Именно это определяло для многих предпочтения в войне, что вызывало понятные вопросы на Западе, в сторону которого надо было обозначать разворот. Поэтому официальный Ереван действовал крайне осторожно, опасаясь как внешнеполитических рисков, так и внутриполитических, постепенно двигаясь от нейтралитета ко все более четко артикулируемой позиции «мы в этой войне России не союзники».

Месть Кремля

Москве также приходится взвешивать варианты ответов, которых не так много. К проблемам на грузинском погранпереходе Верхний Ларс, через который проходит единственная по сути дорога из Армении в Россию, все уже привыкли: они болезненны, но не фатальны, тем более что злоупотреблять ими Москва тоже не может. Как и регуляциями Россельхознадзора.

Превратить ограничительные меры в запретительные — значит не просто пересмотреть отношения, а фактически заявить о готовности их прервать, чего не было даже с Грузией во времена максимальной враждебности. Закрытие авиасообщения с Арменией сегодня было бы больше похоже на самонаказание, потому что желающие путешествовать из Москвы в Ереван, вздохнув, примутся за поиски обходных путей. А пути эти тут же расширятся, в отличие от возможности маневра российских авиакомпаний.

Экономические связи вообще живут своей жизнью, особенно сегодня. Экспорт из Армении в Россию увеличился в 2023 году почти на 40%, при этом российская доля в товарообороте — около 35%. Никто, разумеется, не скрывает, что под понятием «диверсификация экспорта» скрывается обычный реэкспорт, то есть, скажем мягко, помощь в обходе санкций. А этим в Москве сегодня рисковать никто не станет.

Риски провоцирования конфликта с Азербайджаном тоже преувеличиваются. У Баку своя система приоритетов, каких-то серьезных поводов для широкомасштабной агрессии против Армении сегодня, после решения карабахского вопроса, нет. А что касается Зангезурского коридора, то тут все скорее наоборот: он важнее для Москвы, и Баку может скорее заинтересованно наблюдать за усилиями Москвы, нежели проявлять излишнюю активность.

Но, с другой стороны, исходить из полной безнаказанности было бы для Еревана верхом самонадеянности. Москва может отвечать не наотмашь, но комплексно: немного Россельхознадзора, немного цен на газ, немного — локальным обострением — помочь Баку. Словом, Москва еще может испортить жизнь ереванской власти, которая и так испытывает нервозность, пусть и не всегда обоснованную.

Похоже, и Москва, и Ереван исходят из того, что система мер давления — вопрос деликатный и непростой, потому каждый шаг приходится взвешивать.

Западу нечего предложить

Настоящая проблема проекта «Разворот» даже не столько в России, сколько в самой Армении. Выход из ОДКБ и вообще минимизация зависимости от Москвы — это не начало пути, а скорее результат целой череды действий, и отнюдь не только внешнеполитического свойства. В конце концов, вывод российских войск из Грузии в рамках решения Стамбульского саммита ОБСЕ 1999 года был основан на сложившейся концепции отношений с Грузией, принятой и Москвой, и миром. Но только с приходом Саакашвили обиду на Россию удалось конвертировать в одну из составляющих реформы. Именно ею и была заслужена та репутация страны на Западе, которая привела к статусу кандидата в ЕС. Об этом статусе теперь заговорили и в Армении.

Но как армянская «бархатная» революция делалась под другими и совсем не реформаторскими лозунгами, так и отдаление от России сегодня воспринимают как необходимое, но отнюдь не достаточное условие дальнейшего развития. Попытка конвертировать карабахскую обиду в реальный реформаторский порыв, затрагивающий традицию, привычный уклад жизни и все остальное, знакомое по Грузии, — мероприятие весьма рискованное, особенно для человека, который после карабахского краха — утка даже не хромая, а подбитая. Что, надо полагать, понимают и в России, и на Западе.

Тем более что для Запада Армения, цинично говоря, и без этого актив непрофильный. Даже Грузия с ее выходом к морю и транзитными возможностями, связанными большей частью с главным для всех призом на Южном Кавказе — Азербайджаном, совершила невозможное, вызвав к себе европейский интерес. Армения для Запада остается частью местной мозаики, которая меняет свой рисунок по мере размывания понятия «постсоветское пространство» или «Южный Кавказ».

Попытки помочь Еревану выбраться из поля российской гравитации, резолюции Европарламента, даже миссия военных наблюдателей Евросоюза — скорее мероприятия моральной поддержки действующей власти в ее полемике с Россией и в отношениях с собственным избирателем. Российская система безопасности была мифом, но она хотя бы имела под собой какие-то теоретические возможности существования — то, чего ни Франция, ни Индия, ни НАТО предложить не могут. Да и в свете переживаемых событий и дефицита ресурсов не очень хотят. Да, коренное изменение системы безопасности Армении необходимо, и тот же Париж может ей в этом помочь, но это сюжет не сегодняшнего дня и не сегодняшних рисков.

В России, вероятно, понимают то, из чего явно исходят на Западе и в самом Ереване — по крайней мере, во власти: единственная более или менее действенная система безопасности для Армении — это стабилизация региона, важнейшей частью которой является армяно-азербайджанское и армяно-турецкое урегулирование. А это означает отказ от былой мифологии — как на тему исторической вражды, так и стратегической дружбы. Вряд ли Армении кто-то в этом по-настоящему поможет. Но по-настоящему помешать уже тоже никто не в состоянии.