«Дети чувствуют, что их лишают будущего». Исповедь учителей российских школ

Наталья (имя изменено), учитель английского, Москва

Я восприняла новость о начале войны как личную трагедию. Как будто кому-то из родственников поставили страшный диагноз, и ты понимаешь, что ничего не можешь сделать. Внутри бесконечная боль, и с этой болью надо жить каждый день, общаться с ребенком и ходить на работу. Я работаю учителем английского в школе. 24 февраля в нашем рабочем чате примерно к третьему уроку появилась информация о том, что с детьми нам запрещено разговаривать на тему начавшейся «спецоперации» — всем, кроме двух учителей. Эти двое писали в чате, что все будет хорошо. Сказали, что они полностью поддерживают президента, что он знает, что делает. И вот этим людям официально разрешили объяснять детям происходящее.

Многие дети, благодаря своему окружению дома, понимают, что реально происходит в Украине. Один мальчик сказал, что он хочет раздобыть учебник украинского языка, потому что он переживает за этот народ, и единственное, что он может сделать, — это пойти и выучить их язык. Второй ребенок спрашивал, как же так можно: ведь в истории так много примеров страшных войн, как можно начинать новые.

Седьмой класс, в котором я преподаю английский, очень активно просил высказать мою позицию насчет войны. Я объясняла, что не могу с ними об этом говорить. Они очень удивлялись: почему все боятся, почему нельзя просто высказать свое мнение? Они считают, что, если молчать, то эта война не закончится. Некоторые дети вообще впали в уныние. Они спрашивают, зачем им вообще ходить в школу, изучать иностранные языки и мировую художественную литературу, если им предстоит жить в полностью изолированном от внешнего мира месте.

Они уже чувствуют на себе последствия этой войны. В международных онлайн-играх их начали выкидывать из игр и банить из-за того, что они говорят или переписываются по-русски. Они чувствуют, что сейчас происходит что-то, что может лишить их будущего, которое они хотели бы иметь. Я говорю им, что надо заниматься и отвлекаться. Я свою позицию не высказывала, но закрывать им рот и не разрешать им общаться на тему войны и ее последствий между собой я не буду ни в коем случае. Мне было очень интересно слушать, как они рассуждают.

Работать мне очень сложно. Надо ведь быть собранной и позитивной, когда ведешь урок. Я вынуждена улыбаться и доносить какие-то знания, а отвечая на вопросы, лавировать так, чтобы не озвучивать напрямую свою позицию. Очень сложно бесконечно получать сообщения от друзей, которые бросают все и срочно уезжают в Армению и Турцию, а я веду урок в российской школе.

Перед 8 марта у нас в школе был корпоратив: пицца, торт, вот это все. Мы сидели с коллегой и обсуждали, что это все похоже на пир во время чумы. Идет какая-то спокойная мирная жизнь, а внутренне — сплошная боль и страх, переживание и за себя, и за тех, кто сидит в бомбоубежищах.

Но основная масса моих коллег в школе воспринимает ситуацию как должное. Для них никакой жизненной трагедии не происходит. «Если вдруг нужна будет техника, Россия изобретет свои айфоны, все будет замечательно». Общее настроение в коллективе вполне оптимистичное. Они живут как жили. Классные руководители проводили специальные разъяснительные беседы с учениками. У меня класса нет, мне повезло не участвовать в этом.

Но нам всем скинули ссылку на материалы для всероссийского урока. Это то, что можно показывать и объяснять детям. Мне удалось отказаться, в нашей школе нет принуждения, по крайней мере по отношению в учителям-предметникам без классного руководства. От коллег из регионов я знаю, что там классных руководителей заставляли проводить классные часы по предоставленным материалам.

Светлана, учитель информатики в МБОУ Лицей «Физико-техническая школа», г. Обнинск

Несмотря на то, что у нас общеобразовательная государственная школа, не было ни жестких инструкций, ни даже мягких рекомендаций о том, как общаться с детьми о войне. Конечно, мы не уходим от разговоров, если дети их начинают. Искренне говорим о своих переживаниях, своей боли и тревогах. Мама моя уехала с Донбасса от войны и оказалась в Шостке Сумской области и живет теперь под звуки воздушной тревоги. Я каждый день звоню на Украину, и у меня болит сердце от того, что у них нет еды и лекарств. Мне страшно за своих близких. И я очень хочу, чтобы все скорее закончилось. Об этом я говорю детям.

В школе нет столкновений и разделения на «своих» и «чужих». Сейчас и учителя, и дети очень заняты подготовкой к экзаменам.

Елена (имя изменено), учитель английского языка

Когда началась война, меня как будто накрыли стеклянным куполом, и никакие эмоции не выходили, но и внутрь ничего не проникало. Организм будто взял какую-то паузу и перешел в режим самосохранения. Я ходила на работу в школу на автомате. Это моя реакция на сильный стресс — продолжать жизнь повседневной жизнью, делать привычные дела. В школе никаких реакций и разговоров не было. В чате директор написала: «Сохраняйте спокойствие, все в конце концов разрешится. Школа у нас отделена от политики и религии. Мы это в школе не обсуждаем, у нас никакие разговоры не идут, дети не спрашивают, мы им ничего не говорим».

Так было всегда, мы ни на какие ситуации в стране и мире не реагируем, по крайней мере в нашей школе. Наша цель — учить детей и сохранять спокойствие. У детей есть родители, которые, может быть, что-то с ними обсуждают. Никакого давления от администрации школы мы не ощущаем. Мы выполняем свою работу. Наша задача — настроить детей на экзамены, они и так нервничают из-за них.

Кристина, учитель биологии, Москва

В прошлом году, когда в России проходили митинги в поддержку Алексея Навального, в рабочие чаты учителей нашей школы очень оперативно рассылались сообщения о том, что мы обязаны провести с детьми разъяснительную беседу с посылом «Ходить на митинги плохо». Я согласна с тем, что школьникам не место на акциях и митингах, но давление было колоссальным. Мы такие сообщения получали примерно раз в неделю, а то и чаще. Это было неприятно. Меня неоднократно вызывали к директору школы за то, что дети после моих уроков высказываются и шутят о политической ситуации, за то, что я якобы организовывала митинг, за репосты в соцсетях.

Я уволилась из школы с начала января именно из-за этого давления. Но когда Россия начала войну на территории Украины, мне позвонила моя коллега и рассказала по секрету, что некоторым учителям завучи школы разослали методичку, которую они обязаны были зачитать детям в каждом классе перед началом урока. Там был текст с описанием ситуации и заготовленные ответы на возможные вопросы.

Меня это шокировало, и я лишний раз убедилась, что работать в общеобразовательной школе при нынешней системе у меня нет никакого желания. Разговоры о текущих событиях в учительских коллективах, разумеется, ведутся. Но есть и правило, что учитель должен быть аполитичен. Многие дети мне жалуются, что в разговорах у учителей сейчас часто проскакивают политические взгляды, даже во время уроков. В образовательном процессе этого быть не должно. Психика детей еще не сформирована, у них еще нет своей точки зрения, поэтому они как губки впитывают всю информацию, которая им преподносится.

После того, как появилась новость об этой методичке, я в соцсетях спросила детей, как эти уроки проходят. Некоторые написали, что учителя им объясняют пользу «спецоперации на Украине», говорят, что это правильно и что российские военные молодцы. Я знаю об одном случае, когда после этого урока ребенок рассказал родителям, и мама звонила руководству школы с вопросами, почему это вообще происходит.

Я очень сильно переживаю. И мне страшно еще и за то, в каком информационном поле оказались ученики. Я получаю разную информацию о том, что учителя стали открыто демонстрировать свою политическую позицию. Кто-то поддерживает действия российских войск, есть те, кто их критикует. Некоторые читают методички и транслируют их детям, некоторые игнорируют их. Я все еще думаю, что никакая политическая позиция не должна транслироваться детям. Повлиять я на это не могу. Но я рада, что сделала этот сложный шаг и ушла из школы. Я бы не смогла смотреть в глаза детям и отвечать на их вопросы, не смогла бы им врать. А если бы я сказала бы им свою позицию, я бы могла негативно на них повлиять.

Если бы я сейчас работала в школе и мне принесли бы эти материалы, я бы, безусловно, пошла бы к директору школы и потребовала приказ, в соответствии с которым меня обязывают это читать. Если бы мне предъявили официальный документ от Минобразования, я бы постаралась как-то оспорить это требование.

Нынешние школьники — очень активные пользователи соцсетей. И информационный поток, который они получали из Инстаграма и Тиктока, гораздо мощнее любых методичек. И не надо забывать о семье — там ведь тоже обсуждаются все эти события.Очень многие из моих учеников — это осознанные граждане. Они могут выстраивать логические цепочки и делать выводы. Особенно старшеклассники. Они умеют критически мыслить, и у меня есть надежда, что, если уж не мы, то они сделают Россию счастливой.

Ольга, учитель биологии, частная школа, Свердловская область

Я узнала о начале войны в дороге. Мне начали приходит сообщения от друзей и знакомых, я сначала не очень поняла, о чем речь. А потом открыла новости, листала ленту и не могла поверить в то, что вижу. Я даже немного рада, что эта новость меня застала в поездке, что у меня были отгулы на работе, и было время подготовиться морально к возвращению в школу, привести мысли в порядок перед работой.

Наша задача как учителей — быть перед детьми устойчивым и взрослым. В целом, в нашей школе очень много работы, и мы заняты ей, а не разговорами о политике, так было всегда.

С коллегами и с администрацией школы мы давно договорились не транслировать детям свои политические взгляды. Ребенок до определенного возраста в формировании мнения опирается не на твою аргументацию, а на твою персону, и не может объективно оценивать твои взгляды. Дети могут задать уточняющие вопросы по терминологии учителям профильных предметов (например, учителю по обществознанию), но от трансляции своего политического мировоззрения мы решили воздержаться. Никаких методичек мы не получали. Была только очень странная рекомендация по проведению классных часов по истории Донецкой и Луганской народных республик, но рекомендация — это ведь не приказ.

Настроения в школе разные. Среди коллег есть те, чьи родственники и друзья сейчас в зоне боевых действий. Это страшно. Мы постараемся просто друг друга поддерживать. Конечно, есть и коллеги с другой точкой зрения, которые поддерживают политику РФ. Я просто вижу их публикации в соцсетях. Они поддерживают политику государства, у меня другая позиция, но я не вижу оснований проявлять непрофессионализм и презирать человека. У нас маленькая частная школа, и вражда и конфликты внутри коллектива будут мешать реализовывать нашу основную цель — давать образование. Детям эти коллеги свою точку зрения не транслируют, и это самое главное.

Дети понимают, что идет война. Они сами умеют искать информацию и находятся примерно в том же поле, что и мы. Напрямую они не задают вопросы. Я как методист, уточняю у них, не говорят ли учителя на уроках о своей политической позиции. Моя задача — быть в курсе.