Факультет без журналистики. Студенты и преподаватели о цензуре, пропаганде и коррупции на журфаке МГУ

«Вартанова берет под козырек»

«После 24 февраля нам открыто сказали, что в соцсетях желательно ничего не писать и никакую позицию открыто не высказывать, потому что таким образом мы якобы окажем влияние на студентов, у которых еще не могло сформироваться собственное мнение. Декан журфака Елена Вартанова неоднократно подчеркивала, что мы находимся над политикой и должны всячески абстрагироваться от происходящего», — рассказывает одна из бывших преподавателей факультета, Евгения С. <Здесь и далее имена собеседников The Insider изменены>. При этом сразу после нападения Путина на Украину Ученый совет МГУ от лица всего преподавательского состава опубликовал обращение, в котором поддержал проведение «спецоперации».

«Меня покоробило. Если вы над политикой, то тогда не нужно молчаливо подписываться под такими заявлениями. Получается, что есть некая правильная позиция и неправильная, которую высказывать нельзя. Несмотря на то, что открыто администрация факультета никого из преподавателей за их взгляды не порицает, все же негласно обсуждать события в Украине совсем не приветствуется».

В итоге Евгения, а также, по ее словам, еще около 10 сотрудников, приняли решение уволиться: «Мы факультет журналистики, мы не биологи и не химики. Мы должны следить за новостями и помогать студентам осмыслять то, что происходит, не навязывая при этом свою точку зрения. После таких ограничений я окончательно поняла, что не могу быть преподавателем, который не вправе открыто рассказывать студентам то, что он считает нужным».

Елена Вартанова, возглавившая журфак в 2007 году вместо легендарного Ясена Засурского, сначала старалась лавировать в зависимости от обстоятельств, но в итоге заняла абсолютно прокремлевскую позицию, говорит преподаватель факультета Александр С.: «Поначалу Вартанову и правда можно было считать руководителем образовательного учреждения, но вскоре она стала позиционировать себя как ярый государственник, что напрочь убило все, что она с таким усилием пыталась сохранить, только получив деканскую должность».

С тех пор как ректор МГУ стал назначаться исключительно указом президента, а выборы на эту должность упразднили, Вартанова осознала, что ее судьба как декана теперь полностью зависит от решений человека, одобренного Кремлем, продолжает Александр С.: «Вартанова боится даже малейших разногласий с ректором МГУ Виктором Садовничим. Если из отдела кадров ему на стол ляжет какая-то неугодная бумага, она будет находиться под ударом. Больше всего Елена Леонидовна боится, что кто-то из преподавателей позволит себе написать что-то оппозиционное. Этот «главный страх» обсуждается на всех летучках на Ученом совете».

Преподаватели знают, что за оппозиционными высказываниями последуют конкретные меры: не будут печатать в университетских журналах или вычтут баллы из рейтинговой системы.

Также, по словам преподавателя Александра С., Вартанова опасается иметь любые связи с Западом: «Этот страх настолько силен, что в свое время она закрыла все иностранные центры, действующие на факультете, — итальянский, германский, французский. Людмилу Шарончикову, которая руководила французским центром, она и вовсе вынудила уйти на пенсию без объяснения причин. Кто-то говорил, что проблема в недостатке финансирования, но проблема скорее в том, что Вартанова боится, что ее обвинят в связях с западными преподавателями, а зачем нам западные преподаватели, когда есть хорошие — свои?».

Преподаватель Софья Г. говорит, что часто слышала от студентов, что они крайне разочарованы обучением не в последнюю очередь из-за личности Вартановой:

«Чтобы отстаивать право давать приличное образование, надо быть личностью, а Вартанова берет под козырек при любом указании свыше. Засурский на месте Вартановой всегда с юмором разговаривал с чиновниками, всячески стараясь оттянуть любое нововведение, а через месяц-полтора все уже забывали, что нужно что-то менять. Он создавал нам своеобразную «крышу», и мы прекрасно жили, а Елена Леонидовна готова делать все, только чтобы начальство было довольно, а что будет с факультетом и журналистикой в целом, ее не сильно тревожит. В ректорате она и подавно всех устраивает — ничего не оспаривает, дает деньги и вообще довольно «удобная» при решении любых вопросов».

Правильные и неправильные журналисты

Негласная провластная позиция руководства часто превращается в политическую агитацию среди студентов, говорит преподаватель Александр С.:

«Явной пропагандой на факультете никто не занимается, однако декан с радостью ответит на предложение прочитать лекцию студентам Киселевым, нежели Дудем. И Киселев, собственно, читал пару лет назад, и Вартанова лично представляла его студентам, отметив его работу как «пример профессиональной журналистской деятельности». Он говорил все, что считал нужным, но его слова никто не приравнивал к политической агитации и навязыванию интересов государства».

Выступления пропагандитстов на журфаке устраиваются регулярно — и это в ректорате агитацией не называют. Зато политической агитацией посчитали деятельность Фаризы Дударовой и Марины Ким, которые собирали подписи за Азата Мифтахова. Независимых и иностранных журналистов на факультет при этом уже несколько лет не зовут. «Когда я училась на факультете, к нам приходил Дмитрий Муратов, приходили журналисты из иностранных СМИ, и это воспринималось как норма. Но в последние годы, наверное, два-три точно, такое стало просто невозможно. И если инициировать встречу с каким-то журналистом из условно оппозиционного СМИ, просто скажут, что нельзя», — отмечает бывший преподаватель Евгения С.

Когда студенты телевизионной группы 4-го курса пригласили для записи учебной программы журналиста «Новой газеты» Елену Костюченко, ее просто не пустили на факультет, рассказала The Insider одна из студенток:

«Наш преподаватель эту инициативу поддержал и был очень рад этому выбору, но, когда он написал заявление с просьбой предоставить нам студию, факультет отказал без объяснения причин. Как нам сообщили уже позднее, это решает даже не кафедра телевидения, а кто-то сверху. Мы в итоге записали все через Zoom, но удивительно другое — чтобы все-таки снять сюжет в студии нам предложили в качестве гостя Юлию Зимину, которая ведет программу «Доброе утро» на Первом канале. На встрече с деканом нам объяснили ситуацию так: «По решению Ученого совета мы приглашаем только тех журналистов, с редакциями которых факультет сотрудничает. Молодой преподаватель, который пригласил Елену, вероятно, недостаточно хорошо ознакомился с правилами факультета». То есть раньше у «Новой газеты» был договор с журфаком, а теперь этого договора нет».

Ограничения распространяются и на выбор творческих мастерских. Факультет, якобы не придерживающийся определенной политической линии, отчего-то предлагает студентам совершенствовать свои навыки лишь с прокремлевскими журналистами.

«Выбор мастерских у нас, к сожалению, невелик, — рассказывает студентка факультета Надежда. — Уже не первый год на факультете работает мастерская RT, первые лица которой открыто призывают к травле на своих страницах в Twitter, «АиФ», но почему-то нет ничего, не связанного с государственными СМИ. Никогда не было мастерской «Новой газеты» или «Эха Москвы», не говоря уже о более крутых СМИ расследовательского характера. Ведущих этих занятий трудно назвать крутыми журналистами в классическом понимании этого слова, а не в том, в котором хочет видеть нашу журналистику государство и факультет».

По итогам успешной практики студентам часто раздают мерч Первого канала, несмотря на то, что многие из них стажировались в оппозиционных СМИ, и им это явно неприятно. Но главная награда на «Днях практики» чаще всего достается тем, кто стажировался в провластных изданиях.

«Когда у нас проходил «День практики», самый главный приз выиграли ребята, которые стажировались в МК, хотя многие преподаватели кафедры «Стилистики русского языка» использовали статьи МК как примеры плохих, неудачных материалов с кучей логических ошибок», — подчеркивает Надежда.

Журфак против иноагентов

Позиция факультета в отношении СМИ-иноагентов была озвучена прямо. Как заметила в разговоре со студентами заместитель декана по практике и трудоустройству Анна Гуреева, администрация больше не будет направлять студентов на практику в подобные издания, так как считает их «опасными»:

«В договоре о практике есть пункты, которые регулируют вашу безопасность. Идти в СМИ-иноагенты по-своему желанию — пожалуйста, а мы отправлять не можем. Их и законодательно считают опасными, и мы. Мы за вас отвечаем, мы главный вуз страны, и у нас есть перечень партнеров, с которыми у нас есть договоры о практике».

Даже говорить со студентами о присвоении СМИ статуса «иноагента» на журфаке уже не лучшая идея. «Тему иноагентов всячески стараются обходить, делая упор на то, что факультет — государственная структура, а не СМИ, и поэтому преподавателям не следует ни о чем рассуждать», — пояснила бывший преподаватель факультета.

Когда осенью 2021 года студенты собирались опубликовать в учебной газете статью о выпускниках факультета, получивших ярлык иноагентов, материал «зарубили», посоветовав найти в законе «положительные стороны».

«Преподавателю, который вел у нас занятия, статья понравилась. Но деканату — нет. Сначала нас попросили изменить заголовок — «Данное сообщение и/или материал создано и/или распространено студентами журфака МГУ», его назвали ребячеством. Потом нас попросили обозначить в материале вторую точку зрения — указать, какие в законе есть положительные стороны и привести примеры его успешной реализации.

Нам твердили: напишите, что закон хороший, просто реализация хромает, но это совершенно абсурдно. Журналисты попадают под раздачу только потому, что они мыслят не так, как хочет наше правительство, а мы должны доказать, что это не так уж и плохо? Мы отказались от таких правок. У нас есть свои этические принципы. Это все равно что оправдывать Холокост или писать материалы про больных детей, добавляя при этом, что их нужно убивать. Видя, что мы не согласны говорить о «плюсах», нам предложили написать рядом колонку о происхождении закона и истории с RT, но от этого мы тоже отказались.

Из всего, что нас нас просили переделать или добавить, мы изменили только заголовок — поставили более нейтральный. Но когда материал должен был выходить, сбоку все же появилась та самая колонка об RT, признанном на Западе иноагентом в 2014 году. За нас ее написала наша одногруппница. После этих событий я окончательно пришла к выводу, что на факультете нет объективности, это давно уже не место свободы мнений, а типичная госструктура», — рассказала студентка Лена М.

«Студентам нельзя писать о политике — они еще слишком маленькие»

Подобная цензура связана с негласным запретом деканата публиковать в факультетских СМИ материалы, касающиеся политики, а также любые тексты, обладающие острой общественной значимостью, говорит бывший преподаватель факультета Евгения С., в итоге преподаватели настолько осторожничают, что все факультетские СМИ стали стерильными и неинтересными:

«Нам объяснили это тем, что СМИ факультета — та же газета «Журналист» или издание «Журналист Online» — это корпоративные СМИ, у которых есть свои высокие стандарты, и по этим стандартам мы не должны затрагивать тему политики. Официально эта оговорка нигде не прописана, все обсуждалось лично на встрече с преподавателями. Нам сказали, что лучше всего публиковать материалы, например, про студенческие инициативы или мероприятия университета — это позитивный сценарий, а вот разбор текущих политических процессов — негативный».

Администрация факультета всеми способами старается оградить студентов от критического осмысления событий, говорит Евгения. Например, однажды студентке 2 курса в учебной газете запретили писать статью про Беслан, объяснив это тем, что это «слишком грустная тема для студенческого выпуска».

Также представители деканата мониторят соцсети студентов. «За это отвечает замдекана по внеаудиторной работе Диана Платонова, — рассказывает преподаватель факультета Александр С. — Однажды под раздачу попало сообщество во «ВКонтакте» под названием «Мемжур», которое ведут несколько студентов факультета. Студенты публикуют там материалы о преподавателях, причем редко доброжелательные, иногда даже с ненормативной лексикой. Платонова, увидев это, вызвала этих студентов в деканат, требовала удалить посты, студенты отказались».

На страже морали стоит и студсовет, участники которого регулярно встречаются не только с Платоновой, но и с Вартановой и полностью поддерживают политику руководства. Студентов просят не выносить сор из избы и не писать о проблемах в соцсетях. Члены студсовета голосуют наряду с преподавателями по всем вопросам и иногда, чтобы доказать преданность декану, даже поддерживают чье-то отчисление наперекор сотрудникам учебной части. «И среди студентов всегда найдутся те, которые тоже выйдут ратовать за «патриотические ценности» и поруганную честь факультета», — говорит Александр С.

Изгнание вольнолюбивых преподавателей

«При Засурском либеральных преподавателей было много, теперь же, кто бы что ни говорил, многие из оставшихся пытаются быть просто патриотичными или не выпячивающими свой либерализм», — говорит Александр о настроениях, царящих среди коллег-преподавателей.

«Преподаватели у нас очень разные. Есть те, кто искренне верит, что Россия непричастна к крушению «Боинга» М17 над Донбассом, они всегда яростно защищают свою позицию, подчеркивая, что все нападки на Россию — это происки пресловутого ЦРУ, есть и те, кто спокойно может поговорить со студентами о Навальном и посочувствовать нынешнему положению дел в стране, а есть и другие — кто просто старается дистанцироваться от подобных тем. Я отношусь скорее ко второму типу, но стараюсь не афишировать, какие темы поддерживаю на своих занятиях со студентами», — рассказывает преподаватель Анатолий К.

Упоминание о Навальном на журфаке под негласным запретом. По словам преподавателя факультета Валерии В., когда одна из студенток решила написать диплом, связанный с исследованием личности Алексея Навального как оратора, тему ее работы сразу же сказали изменить так, чтобы ее название не содержало упоминания фамилии оппозиционера.

Регулируют настроения в коллективе на журфаке в том числе с помощью надбавок к зарплатам, рассказала The Insider бывшая преподавательница Евгения С.:

«Базовая часть зарплаты составляет лишь 18–20 тысяч, остальное — надбавки, которые могут снять, если ты неугоден. Предлог найдется всегда. У нас принята система баллов, которые выставляют преподавателям исходя из качества их работы — за разного рода активности, но в основном за опубликованные статьи. Поэтому, лишая баллов, влияющих на размер зарплаты, в качестве причины могут указать якобы плохо написанную статью или же просто заявить, что у сотрудника не хватает баллов в рейтинге, потому что он плохо работал».

По словам Евгении С., любые разговоры о размере выплат обычно пресекаются со стороны администрации, за это стыдят: «По мысли деканата мы должны работать за идею, а у нас «доллары в глазах».

Артемий Троицкий: «Когда я привел к студентам Макаревича, моя зарплата сократилась с 60 тысяч до трех»

Закручивать гайки на журфаке стали после аннексии Крыма, вспоминает критик Артемий Троицкий, который с начала 2000-х вел на журфаке спецкурс «Музыкальная журналистика»:

«Началось все с того, что на первые же занятия в сентябре 2014 года я пригласил Андрея Макаревича. Это была стандартная практика, я каждый месяц приглашал известных людей — музыкантов, продюсеров, ученых, журналистов, бизнесменов — всех в амплитуде от Сергея Шнурова до Ирины Хакамады. Эти лекции пользовались бешеным успехом, и когда пришел Андрей Макаревич, был абсолютный аншлаг, люди на люстрах висели. Он, как и я, крайне неодобрительно и возмущенно отнесся к аннексии Крыма и интервенции в восточную Украину. Я просто журналист, пусть и известный, а Макаревич — один из самых знаменитых людей в стране, и это все имело бешеный резонанс. Тут же началась активная травля Макаревича в государственных масс-медиа.

И вот он пришел на это занятие в 2014-м, после чего и грянул гром — меня вызвала Елена Вартанова и сказала, что все это плохо, совсем нежелательно, и потребовала, чтобы впредь я согласовывал с ней, каких гостей привожу на свои занятия. Естественно, раньше ничего подобного и в помине не было, у нас все было свободно и весело. Я выслушал эти соображения, но не собирался этим указаниям следовать, поэтому на следующее аналогичное занятие уже не при таком аншлаге, но тоже с большим количеством студентов я пригласил тогдашнего главного редактора «Дождя» Михаила Зыгаря и ведущего Павла Лобкова. Они пришли и, как Макаревич, говорили не только и не столько о музыке, сколько вообще о текущей тревожной ситуации и о свободе слова.

На это занятие пришла, явно по поручению деканата, какая-то женщина, которую я никогда не видел, явно советской закваски, пятидесятилетняя блондинка в очках. Эта женщина демонстративно села в первом ряду и активно конспектировала в блокноте, что происходило на занятии.

После этого я получил очередную порцию упреков и обвинений от деканата, и они решили ударить по мне рублем, мне было объявлено, что зарплата моя сокращается, причем сокращается ровно в 20 раз — с 60 тысяч рублей до трех.

Я к тому времени уже частично переехал жить в Таллин, поскольку читал курс лекций в университете в Хельсинки и в Таллинском университете. В Москву я приезжал специально, чтобы проводить занятия в МГУ, но если при зарплате в 60 тысяч рублей это было оправданно, то при зарплате в 3 тысячи рублей тратить 10 тысяч только на дорогу туда и обратно было неразумно, поэтому я сказал: «Извините ребята, я на таких условиях работать не могу, в неволе не размножаюсь», и с 2015 года в МГУ я уже не работал».

«На факультете нет ничего, что помогало бы студентам развиваться в журналистской сфере»

Особое беспокойство у преподавателей и студентов вызывает учебная программа факультета — учебный план перегружен, а полезных практических предметов не хватает.

«У нас идет огромный упор на литературу, и полностью отсутствуют какие-либо адекватные современные курсы, касающиеся медиаиндустрии, — рассказывает студентка 4 курса Надежда. — Из тематических модулей, на которые нас распределяют после 3-го курса, полноценно чему-то научиться можно только на двух из них — «Политической» и «Деловой» журналистики, где делается большой упор на практические знания, в отличие от других модулей, предметы которых просто бессмысленны». <Модуль «Политической журналистики» спустя месяц после начала войны в Украине был объединен с «Социальной» — The Insider>.

Несмотря на то, что студентам необходимо усвоить огромный объем материала, полученные знания далеко не всегда полезны на практике, говорит выпускница факультета Алиса Т.:

«Например, у нас целый семестр был предмет, где мы делали сайт с помощью HTML-кода в 2019 году. Те, кто хоть немного приближен к вебу, должны понимать, насколько это занятие было бесполезным. Я уже не говорю о том, что сам код мы попросту переписывали с шаблона. После второго курса я выбрала два профиля: музыкальная журналистика и медиа-дизайн. Если в первом случае нас действительно пытались в чём-то просветить, то на модуле дизайна все были предоставлены сами себе — например, сами должны были покупать программы или искать пиратские версии. Процесс обучения больше походил на саморазвитие: все знания, которые я применяю сейчас на практике, я получила из обучающих роликов на YouTube. Иногда кажется, что я попросту просидела четыре года на одном месте. На факультете нет абсолютно ничего, что бы помогало студентам развиваться в журналисткой сфере».

«От научной работы давно ничего не осталось»

Преподаватели открыто признают, что научная деятельность на факультете уже давно изжила себя:

«У нас сложно говорить о науке. На факультете найдется не так много людей, которые способны перешагнуть за привычные рамки и попытаться показать что-то на новом уровне в своей исследовательской или научной работе, потому, что на журфаке научной работы как таковой просто нет», — рассказывает преподаватель София Г.

Научная деятельность декана Вартановой вызывает у ее коллег немало вопросов. В год она пишет десятки статей, которые публикуют не только российские, но и зарубежные научные журналы высшей категории, и параллельно как минимум одну фундаментальную книгу по медиаиндустрии. Коллеги уверены, что вряд ли это можно считать самостоятельной работой, так как даже если уделять научной работе все свободное время, невозможно публиковать несколько статей в месяц.

«У нее есть собственные «негры», которые пишут эти шаблонные статьи. Один из пишущих за Вартанову — ее приближенный Дунас», — поясняет преподаватель София Г. —Денис Дунас, Анна Гладкова, Андрей Вырковский, Ольга Смирнова, Наталья Ткачева и Михаил Макеенко — вот те, кто входит в определенный кружок Елены Леонидовны и бессменно возглавляет список соавторов всех ее статей».

Вопросы к Вартановой возникают и у самих студентов:

«Единственная деятельность Елены Леонидовны, которую видит весь факультет, — это ее публикации в Instagram, где она регулярно выкладывает фото, на которых запечатлено, как она пишет очередную статью или как она ездит на разные непонятные конференции с громкими названиями по типу «Россия — журналистика — 21 век», или что-нибудь подобное. Но на факультете ее не слышно и не видно. За все время она вела только два несчастных лекционных курса, которые были скучными и оторванными от всякой реальности, на них больше года подряд нам рассказывали, что media is the message», — рассказывает студентка 4-го курса Надежда.

Вартанова любит подчеркивать свою причастность к научному сообществу и под каждой публикацией подписывается как «почетный академик РАО», но не похоже чтобы на факультете поощрялась научная работа, во всяком случае, преподаватели жалуются The Insider, что научная работа на факультете по сути не оплачивается: «Обычно молодых сотрудников зачисляют на технические должности типа методиста, редактора, инженера, учебного мастера и прочих — даже не на полную ставку, а на половину, иногда и на четверть ставки, но работают они в полном объеме, получая сущие копейки — не больше 10–15 тысяч в месяц, — рассказывает преподаватель Александр С. — Такая ситуация порой длится годами, и многие, защитив диссертации, имея достаточное число научных публикаций, остаются техническими сотрудниками и ждут того дня, когда их переведут на преподавательскую ставку. Но преподавательские ставки часто занимают люди, которые за 10 лет не опубликовали ни одной научной статьи. Например, доценты Воинова или Платонова <та самая, которая сразу же запретила в свое время собирать подписи в поддержку Мифтахова студенткам Дударовой и Ким — The Insider>, или Тобольцева, которые за последние несколько лет не написали абсолютно ничего».

Преподаватели подозревают, что карьерные перспективы на журфаке прямо связаны с политической лояльностью: «Вартанова повышает только тех, кому симпатизирует и кто входит в ближайший круг ее сторонников, сетует бывший преподаватель Евгения С. — Например, вместо Гринберг, которая, как все ожидали, должна была стать заведующей кафедрой пиара, на эту должность назначили Владимира Евстафьева, который хорошо известен своей прокремлевской позицией. На него даже студенты жаловались за открытую агитацию — на одно из занятий его помощник пришел в футболке с буквой Z».

«За закрытие хвостов я отдала 400 евро»

Коррупция на факультете журналистики явление не новое. Студенты рассказывают, что администрация факультета сама провоцировала их на взятки: «Я училась на вечернем отделении, инспектором была Валерия Виноградова. — рассказывает выпускница факультета Анна М. — Как вы понимаете, часто прогуливала пары, меня чуть не отчислили. Когда мне сказали, что представляют к отчислению, я испугалась, я понимала, что родители меня бы, мягко говоря, не поняли, и тогда одна девочка из другой группы, с которой я общалась, сказала, что можно попытаться договориться, но не прямо с кем-то из преподавателей, а через инспектора. Я рискнула, терять-то уже было нечего. Позвонила Виноградовой, мы пересеклись на факультете, и она мне аккуратно сказала, что кучу моих пересдач можно закрыть. Я отдала тогда евро 400, наверное. Не могу точно утверждать — много лет прошло, но для того времени это была не такая уж маленькая сумма, но я не жалею. Мне никогда не нравилась и половина того, чему учили на журфаке. Не знаю насчет деталей, насколько я поняла, Виноградова сама все проставила в зачетку, по-моему, я даже не приходила на эти зачеты, может быть, на один — и то для вида. Спустя несколько дней она просто сказала, что все в порядке, а перед началом следующей сессии все предметы были прописаны. Если честно, у меня не было никакого желания пытаться выяснить, как она это сделала. Знаю, что к ее «услугам» прибегала не только я. Какое-то время об этом даже стали говорить открыто, поползли слухи, но никто в здравом уме не стал бы идти жаловаться на это в деканат — с вас же никто ничего не вымогает, хотите — учитесь, хотите — выкручивайтесь».

По словам другой выпускницы журфака Светланы Р., некоторые студенты платили Виноградовой сразу за всю сессию и даже для вида не приходили на экзамены: «Моя одногруппница как-то рассказывала, что у нее никак не получалось сочетать учебу с работой — куча долгов, ночные смены (она работала официанткой) и совершенная нехватка времени на подготовку. В какой-то момент у нее случился полный завал, и все дошло до отчисления. Я тогда удивилась, что при ее количестве долгов она спустя время каким-то чудесным образом смогла их закрыть. Но потом она мне рассказала, что заплатила тогда, и, как я поняла, продолжала платить до самого окончания учебы. Она не приходила на пересдачи, Виноградова сама договаривалась со всеми преподавателями. Помню, она рассказывала, что отдала ей деньги (точную сумму уже не назову, она вроде бы сначала платила в евро, а потом уже в рублях), а перед следующей сессией получила зачетку и увидела, что экзамены, за которые она заплатила, не проставлены. Она тогда испугалась, подумала, что что-то не так — экзамены не стоят, но ее никто не отчислил. Они что-то решили на этот счет с Виноградовой. Кажется, перед первым экзаменом у нее уже все стояло, и никаких последствий после этого не было».

О склонности решать вопросы студентов подобным способом говорят и выпускники бывшего инспектора, а потом начальника курса дневного отделения Натальи Любимовой: «У меня был период в жизни, когда навалилось абсолютно все и было совсем не до учебы, — вспоминает Анна З. — Дошло до того, что мою фамилию стали постоянно вывешивать в числе прочих с подписью «Срочно зайдите в учебную часть!», тогда мне сказали, что меня отчисляют. Я была в шоке, я просто не знала, что делать — сидела и плакала на балюстраде. И тогда мой одногруппник сказал мне по секрету, что можно попробовать договориться, рассказал что да как, подчеркнул, что все должно решаться через родителей. У меня вариантов было немного, поэтому я пошла к Любимовой в учебку, попросила помочь, но она очень резко сказала, что это только мои проблемы, я тогда испугалась и решила, что здесь что-то не так и, очевидно, мой одногруппник что-то мне недоговаривает. Но Любимова накричала при коллегах, а потом сама остановила меня на лестнице факультета и сказала, чтобы ей позвонили мои родители. Честно, не знаю, что они с ней обсуждали, они так мне ничего и не рассказали в подробностях. Сказали только, что больше не будут меня вытаскивать и тратить кучу денег на дочь, которая не оправдывает их надежд, и что у меня пересдачу примет совсем другой преподаватель, который значительно мягче моего. Но факт остается фактом — они каким-то образом заплатили ей определенную сумму, и мне позволили сдать другому преподавателю, который, откровенно говоря, ни о чем меня особо и не спрашивал, ему хватило и пары моих слов».

Ни Виноградова, ни Любимова на журфаке уже не работают, но студенты свидетельствуют, что и после их ухода вопрос с «хвостами» студентов можно было решать через инспектора курса. Как рассказала выпускница журфака Анастасия Г., ее одногруппнице Маше необъяснимым образом закрыли все пересдачи перед тем, как она ушла в академ: «Перед началом сессии Маша особо не беспокоилась насчёт учёбы и в основном тусовалась, на диктантах по «Культуре речи» делала по 20 ошибок. Зачеты и экзамены она не сдала, ни на одну пересдачу не приходила. Потом появилась на факультете с мамой, по её словам, «для того, чтобы мама решила некоторые вопросы» с нашим инспектором Татьяной Якушевой. Вскоре в ходе личной беседы Маша призналась, что Якушева сделала так, чтобы её не отчислили».

По словам одного из преподавателей факультета, Татьяна Геннадьевна неоднократно подходила к нему и другим его коллегам с зачетками некоторых студентов и «шепотом просила помочь»:

«Она ко мне сколько раз подходила с этим, сразу держа зачетку и ведомость. Помню, насчет Кати Лысак, она поступила то ли в 2013, то ли в 2014 году и никогда ничего не могла сдать. Но у нее отец был главой районной администрации в Брянске или что-то такое, и Якушева все время за нее просила. Потом Лысак выгнали с госэкзамена за списывание, но через год она восстановилась. Разговор из серии: «А можно с вами посекретничать? Помогите, пожалуйста, такой-то. Мне так её жалко, у неё столько проблем дома, да ещё хвосты. Поставьте, пожалуйста, ей тройку (или четвёрку), а то не хочется её подавать на отчисление», возникал довольно часто».

Преподаватели утверждают, что коррупция существует и при вступительных экзаменах (МГУ, в отличие от многих дргих вузов, имеет право учитывать помимо результатов ЕГЭ и собственный вступительный экзамен). «Есть некие специальные папки с работами, которые даются определенным людям, например, Дунасу и Гладковой, и проговоаривается, что этим надо поставить баллы выше», — утверждает Евгения С.

Сложно судить, могла ли Вартанова не знать об «особом порядке» сдачи хвостов и приема желательных абитуриентов. От комментариев The Insider она отказалась.