Нехорошо забытое прошлое: как начиналась гражданская война в Таджикистане

30 лет назад в Душанбе начались события, которые стали прелюдией самого кровавого и продолжительного военного конфликта на постсоветском пространстве — гражданской войны 1992-97 годов. До сих пор достоверно неизвестно, кто стоял за этими событиями. Власти стараются не вспоминать о «феврале», а гражданскую войну называют войной, навязанной Таджикистану извне при поддержке «неразумных» внутренних сил, которые продолжают действовать и поныне. Поэтому власти неустанно зачищают местное исламско-оппозиционное поле и почти открыто обвиняют Иран в причастности к событиям середины 90-х.

Тридцать лет назад несколько тысяч молодых таджиков забросали в Душанбе камнями здание ЦК местной компартии. Они требовали отменить якобы принятое властями решение о передаче многоквартирных домов армянским беженцам, прибывшим из тогдашней горячей точки СССР – Баку. К полудню 12 февраля толпа поменяла лозунги на политические, потребовав отставки руководства республиканской компартии. Затем протестанты попытались взять здание штурмом. В ответ прозвучали выстрелы, и Душанбе превратился в новую советскую горячую точку, сменив в этом списке Баку…

В ходе трехдневного бунта тогда погибло около 25 человек, был разграблен центр столицы, а на душанбинцев наводили ужас, растекшиеся по жилым районам возбужденные толпы, которые то распадались на отдельные группы, то вновь собирались в еще большем количестве.

К 13 февраля бунтовщики почти что сумели добиться своего. Под их давлением секретарь ЦК компартии Каххор Махкамов, председатель парламента Паллаев и премьер-министр Хаёев ушли в отставку — но ненадолго, всего на пару дней. Прибывший в Душанбе из Москвы будущий «путчист» Борис Пуго пристыдил таджикских товарищей. Вслед за этим пленум ЦК Компартии не принял отставки троих руководителей. А еще чуть позже Таманская дивизия и группа «Альфа» скорыми и жесткими мерами восстановили порядок в Душанбе.

Связь времен

Почти все эксперты и наблюдатели сегодня считают, что именно те февральские дни и дали толчок к возникновению самого кровавого конфликта на постсоветском пространстве – таджикской гражданской войны 1992-97 гг. В ее ходе погибли, по разным оценкам, от пятидесяти до ста тысяч человек. Около полутора миллиона таджиков стали беженцами. Кроме того, именно те февральские события и последовавшая затем гражданская война в Таджикистане во многом определили сегодняшний политической ландшафт страны. Тут и почти паническая реакция властей на всё, что хоть как-то напоминает влияние т.н. «деструктивных внешних сил» (чаще всего подразумеваются Иран, Россия и Узбекистан), и последовательная жесткость, с которой таджикское руководство относится к местному политическому исламу, и неустанная зачистка оппозиционного поля.

Характерно, что таджикские власти в эти дни предпочитают не вспоминать февральские события 30-летней давности. По этому поводу не запланированы ни официальные, ни какие-либо полуофициально-общественные мероприятия. В публичном пространстве Таджикистана стараются как можно реже обсуждать «братоубийственные события» своей недавней истории. Но если гражданская война 1992-97 г.г. хоть как-то осмыслена в таджикском обществе и отрефлексирована им, то этого нельзя сказать о предшествующем «феврале». До сих пор не существует в стране единой общественной точки зрения на те события. Нет и внятно сформулированной официальной позиции.

Характерно, что таджикские власти в эти дни предпочитают не вспоминать февральские события 30-летней давности.

Причины февральского бунта 1990 г. — это клубок, в котором переплелись различные факторы. Первый и самый очевидный из них — «энергия перестройки», разбудившая у таджиков «национальное самосознание», как прежде она это сделала в других странах СССР. При этом в окраинной, мусульманской стране, расположенной рядом с горящим Афганистаном, в стране бедной, но отягощенной «величественным общим ирано-персидским прошлым» – о чем не уставала напоминать соотечественникам таджикская культурная элита – это возрождение приобрело специфические черты. Традиционно уважаемая в стране таджикская интеллигенция (часть которой с началом перестройки немедленно заговорила с персидским акцентом) за год до февральских событий объединилась в общественное движение «Растохез».

Еще более влиятельная исламская оппозиция (нелегально действовавшая в Таджикистане весь советский период) учредила в 1989 году Партию исламского возрождения.

Между этим двумя мощными силами возник причудливый союз, который немедленно повел атаку на советское партийное руководство. Причем право вести открытую публичную борьбу с «антитаджикским руководством» исламская оппозиция предоставила интеллигенции, сама оставаясь несколько в стороне. Этой тактики она придерживалась и впоследствии, вплоть до сегодняшнего момента.

Кроме того, почти все эксперты и комментаторы, рассуждая о причинах февральских событий, также упоминают фактор «криминалитета». Согласно этим оценкам, «влиятельные спортивные парни», обосновавшиеся на севере Душанбе, не просто участвовали в февральском бунте, но и были его организаторами, выполняя заказ неких сил. Расхождения начинаются при определении заказчика бунта.

Спецслужбы или внешние силы?

В сегодняшнем таджикском обществе популярно мнение, что февральские события были инспирированы местным и «союзным» КГБ из желания скомпрометировать оппозиционные, неугодные республиканскому партийному руководству политические силы. Особенно часто эту точку зрения озвучивают сами же представители демоисламской оппозиции. При этом они отрицают связь между событиями февраля и последовавшей через два года гражданской войной.

Бывший советский руководитель Каххор Махкамов, скончавшийся четыре года назад, допускал, что к февралю могли быть причастны как советские спецслужбы, так и некие, неназванные им, таджикские силы. «Через полтора года, в 1992-м, эти люди все же захватили власть, но даже не смогли ее удержать", – пояснил бывший партийный лидер.

Многие таджикские публицисты, политики, да и сами спецслужбисты, в свою очередь, твердо указывают на исламское подполье как на зачинщиков февральского бунта.

Бывший начальник следственного отдела КГБ республики Саид Анвар Камолов (впоследствии, уже при нынешнем президента Рахмоне, он возглавлял министерство безопасности Таджикистана) сообщал в своей книге воспоминаний, что «с начала 80-х годов в нашей республике начала набирать обороты подпольная группа религиозных экстремистов, которые поставили перед собой задачу свержения существующего строя и построение теологического государства».

Камолов утверждал, что еще за два года до февральской вспышки в Душанбе, спецслужбами задерживался некий пакистанский эмиссар по фамилии Давлатов, который будто бы сообщил следствию, что «в феврале 1990 года в г.Душанбе будут организованы многотысячные митинги, возможно это и приведет к государственному перевороту».

«Его показания не учли, но он оказался прав», - посетовал чекист.

Помимо пакистанского следа некоторые таджикские публицисты искали и иранские следы. Возможно, из-за частых в те годы визитов в Таджикистан знаменитого Гейдара Джемаля, о котором известно, что большую часть жизни он исповедовал ислам шиитского толка и неоднократно бывал в Иране, где имел широкий круг знакомств. При этом, согласно ряду сообщений, которые он сам никогда не опровергал, Джемаль поддерживал связь с таджикским исламским подпольем, начиная еще с 1979 года. Затем он активно консультировал исламскую таджикскую оппозицию, о чем сам вспоминал в 2000 году в российской прессе.

Как бы то ни было, тема советского февральского бунта в сегодняшнем Таджикистане почти закрыта. Для страны куда большее значение, что естественно, имеет продолжение тех событий – таджикская гражданская война. Тем более что, по давнему убеждению Эмомали Рахмона, в Таджикистане и за его пределами находятся силы, которые и по сей день пытаются разжечь новое гражданское противостояние.

Одной из таких сил в 2015 году властями была названа ПИВТ – Партия исламского возрождения Таджикистана. Та самая, с которой Эмомали Рахмон – тогда один из руководителей Народного фронта — вел вооруженную борьбу в годы гражданской войны, и с которой в 1997 году был заключен мир.

Через 18 лет партия в итоге была запрещена, и руководство ПИВТ срочно покинуло страну. А через три года в Душанбе вспомнили об Иране. В 2018 году власти фактически обвинили Иран во вмешательстве в гражданскую войну в Таджикистане, показав по ТВ документальный фильм о финансировании Тегераном громких убийств в 90-х годах прошлого века. Совет улемов Таджикистана вслед за этим обвинил Иран в поддержке деятельности, запрещенной в стране партии исламского возрождения.

Впервые с момента окончания гражданской войны в Душанбе открыто озвучили название иностранной державы, которая, по мнению властей, оказывала вмешательство в ход таджикской войны. До этого местная оппозиционная пресса в число таких стран включала также Россию и Узбекистан. Негласно, в кулуарах приводилось множество фактов, вплоть до указаний конкретным войсковым частям этих стран. Но на официальном уровне, конечно, ничего такого не произносилось. При этом таджикские чиновники, в том числе и президент Рахмон, неоднократно говорили о навязанной Таджикистану войне.

В 2018 году впервые с момента окончания гражданской войны в Душанбе открыто обвинили Иран во вмешательстве в ход конфликта

В целом, тема иностранных врагов, которые «при поддержке внутренних неразумных сил» едва не загубили Таджикистан в его новейшей истории, — это, можно сказать, лейтмотив сегодняшней официальной идеологии. Подразумевается, конечно, что планы врагов не удались благодаря усилиям нынешнего президента. И, главное, он не позволит ничего подобного и впредь. Это ценный пропагандистский ресурс, и пока нельзя сказать, что Рахмон его полностью исчерпал, несмотря на все проблемы с экономикой, из-за которых армия таджикских гастарбайтеров трудится за пределами страны. Но таджикское общество, во-первых, традиционно и не любит резких движений. Во-вторых, два поколения таджикских граждан целых семь лет воспитывались в условиях почти непрерывных потрясений, начиная с тех самых февральских беспорядков 1990 года. И как бы критично кто-то их них ни относился к нынешнему режиму, но еще сильнее они страшатся повторения «большой крови».

Тема иностранных врагов, которых может сдержать лишь нынешний президент, — это ценный пропагандистский ресурс, и пока нельзя сказать, что Рахмон его полностью исчерпал

Отсюда и относительная устойчивость позиций Рахмона, даже спустя 23 года после окончания гражданской войны. В психологическом плане таджикские власти до сих пор эффективно используют фактор «февраля и братоубийственной войны» — впрочем, не забывая дополнять его комплексом силовых методов. Поэтому нет сомнений, что тема внешних врагов будет развиваться и впредь, сопровождаясь всё более активным освобождением страны от оставшихся внутренних «врагов мира и согласия». То есть, от скрытой исламской оппозиции. Другой оппозиции, хоть какой-то серьезной, в Таджикистане не было, нет и долго не будет.

Единственным открытым вопросом является в Таджикистане является транзит власти. Кто-то ожидает, что он произойдет уже осенью этого года, и место Эмомали Рахмона, как давно предрекают многие эксперты, займет его сын, молодой, 32-летний политик Рустами Эмомали.

Грядущий транзит, конечно, станет не просто сменой власти. Вместе с Эмомали Рахмоном уйдет эпоха, начавшаяся в феврале 1990 года. В истории советского Таджикистана будет перевернута последняя страница.

Алексей Торк