«Мы четыре раза приезжали в Россию для съемок фильма. Поскольку я не говорю по-русски, у нас был переводчик. Мистер Путин казался мне открытым. Президент очень четко излагал свои мысли. Владимир Путин рассказал все, начиная с 1990-х годов. Не могу сказать, что в разговоре он был эмоционален. Напротив, очень спокоен, как профессиональный игрок в шахматы. То, что меня впечатлило больше всего, — это чувство долга, которое он испытывает перед российским народом. Владимир Путин — истинный сын России. Я это почувствовал отчетливо. Равно как и его стоицизм перед лицом всего мира. Он рассказывал мне о многом. О том, как выступал с речью в Мюнхене на конференции по вопросам политики безопасности в 2007 году. Он тогда был красноречив, но думаю, знал, что очень трудно объяснить российскую позицию людям с Запада. Потому что они презрительно улыбались, когда слышали это».
«Сталин выделяется из всех мне известных людей, стоящих у власти, своей простотой. Я говорил с ним откровенно о безвкусном и не знающем меры культе его личности, и он мне так же откровенно отвечал… Сталин — мне много об этом рассказывали и даже документально это подтверждали — обладает огромной работоспособностью и вникает сам в каждую мелочь, так что у него действительно не остается времени на излишние церемонии… В общем и целом новая демократическая Конституция, которую Сталин дал Советскому Союзу, — это не просто декорация, на которую можно посматривать, высокомерно пожимая плечами. Пусть средства, которые он и его соратники применяли, зачастую и были не совсем ясны — хитрость в их великой борьбе была столь же необходима, как и отвага, — Сталин искренен, когда он называет своей конечной целью осуществление социалистической демократии».
Лион Фейхтвангер. «Москва 1937»