Прелести тюрьмы
Я ему [бывшему министру Михаилу Абызову] говорю: «Тут многим тяжело приходится». Он говорит: «А кому тяжело? Всем хорошо». Я говорю: «Ну, как же? Вот так вот…». Он говорит: «Это, наоборот, прекрасно»… Он часто повторял, что это, в общем, гостиница четыре звезды с плюсом. Называл его отелем несколько раз — «Лефортово»… Может быть, человек на все посмотрел по-другому. Есть же главный принцип всех позитивных людей. Если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к этой ситуации. Вдруг он изменил, вдруг он такой глубокий философ и поменял? В реальности… в заточении можно найти и плюсы… Представьте человека, у которого бесконечно звонили все телефоны… все его рвали на части, куча встреч, невозможно подумать дальше… И тут ничего нет, никакой связи. Адвокатов не пускают. Никакой связи с внешним миром. Сидишь. Следователь не приходит, он тебя закрыл и забыл о тебе… И ты один, и ты медитируешь, ты читаешь… Ты никогда не читал последние годы…
Ева Меркачева, журналистка, член Совета по правам человека
— А на волю хочется? — спросил Чонкин.— На волю? — удивился Калюжный. — Ни. А шо там хорошего?— Как? — всполошился Чонкин. — Дак как же чего хорошего? Ну, там… это… солнышко светит, птички поют.— А на шо тоби та птичка? Шоб вона тоби на голову какнула?Чонкин растерялся и не знал, что ответить.— Ото ж уси кажуть: воля, воля, — развивал свою мысль пан Калюжный, — а разобраться, так вона никому и не нужна. Тут тэбэ утречком разбудылы, несут баланду. Много чи мало, а принесут. А на воли хто тоби принесе? Та никто... У тюрьми луче. Тут люды яки сидять — профессура! А на воле шваль одна осталась, ей-бо!Пан Калюжный еще долго убеждал Чонкина в преимуществах тюремной жизни, вдруг неожиданно смолк на полуслове и захрапел.
Владимир Войнович. «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»