«Штрафы и аресты на сутки покажутся нам цветочками». Владислав Иноземцев о решающей схватке между властью и диссидентами в 2021 году

Бессмысленно искать в конце завершающегося года более знаковое для России событие, чем выявление неумелых убийц Алексея Навального и последую­щая волна разоблачений и сливов. Можно по-разному относиться к дебатам о том, насколько убедительным или постановочным был диалог жертвы с од­ним из потенциальных киллеров; сомневаться в том, действительно ли Владимир Пу­тин был заинтересован в физическом устранении диссидента; высчитывать шансы Алексея на президентство или посмеиваться от одной такой мысли. Однако нельзя не видеть, что информационный взрыв стал частью новой российской реальности, и сейчас не важно, кто поджёг фитиль и все ли запасы тротила, находившиеся вблизи его эпицентра, уже сдетонировали.

Кремлю и лично президенту Путину предъявлено обвинение в убийстве. Опровергнуть его можно не гипотетическим отсутствием мотива, а ар­гументированным обоснованием альтернативной версии развития событий. Очевидно, что заниматься этим президент не считает себя достойным в той же мере, в какой уже двадцать лет полагает ниже своего достоинства дебати­ровать с оппонентами в ходе президентских кампаний. Чем дольше не возникает убедительной версии событий, оправдывающей подозреваемых, тем большей становится уверенность в правдивости версии обвинителя – и это не связано с данной конкретной ситуацией, просто таковы общие стандарты восприятия человеком реальности.

Таким образом, можно уверенно говорить: не существует ни возможнос­ти успешно опровергнуть предложенную версию, ни шанса на «примирение сторон». Не видно и желания Кремля отстраниться от исполнителей и выдать их за стрелочников по примеру того, как это было сделано в Саудовской Аравии после убийства Хашогги. И это, на мой взгляд, значит лишь одно: прежде немного завуалированная и остававшаяся в некоторых «рамках приличия» борьба режима с диссидентами (я употребляю это слово потому, что не вижу сегодня в России оппозиции в собственном смысле слова) перей­дёт в открытую – и бескомпромиссную – фазу. Вполне может быть, что поку­шение на Навального и не приведёт к масштабным санкциям в отноше­нии России, но это неважно: внешний мир сегодня имеет малое влияние на Кремль, и любая попытка убедить себя в обратном бессмысленна.

Накануне 2021 года мы имеем довольно понятный расклад. Российское общество разделено на три части. Первая – это диссиденты: люди с современным/европейским взглядом на мир, разделяющие базовые гуманистические ценности, не приемлющие насилия и беззакония, выступающие против сокращения пространства свободы (их позитивная програм­ма довольно расплывчата, но в целом понятна). На сегодняшний день фундаментальными особенностями этой группы я бы назвал, с одной стороны, её высокую законопослушность (никто не призывал и не призывает не то чтобы к насильственному захвату власти, но даже к радикальным несанкционированным акциям), и, с другой стороны, её надежду на «виртуальные» средства борьбы (посты, ролики, лайки, работу в соцсетях). В принципе, всё это роднит её с диссидентами 1970-х, требовавшими от советских властей со­блюдать ими же установленные законы; между тем нельзя не видеть, что в нынешних условиях законы меняются по первой прихоти правителя, и этот призыв может быть актуален лишь в небольшой степени.

Вторая часть общества – это власть, обезумевшая от своих полномочий, своего богатства и своей безнаказанности. Это не один человек и его ближайшее окружение: страна давно приватизирована большой группой лиц, которые относятся к ней как к собственности и не намерены с этим своим «имуществом» расставаться. Власть опирается на массы людей, не спо­собных к созидательной деятельности, но желающих получать «свою» часть общественного богатства за постоянно творимое над обществом насилие. Масштабы такового мы хорошо видим на примере соседней Белоруссии, и, на мой взгляд, для России это вовсе не предел, учитывая то, насколько боль­шими являются активы, контролируемые властной группировкой (в Белоруссии всё же источником обогащения выступают скорее финансовые потоки, а не собственность).

Российская власть в этом году, несмотря на смешки диссидентов и обещания её скорого краха, добилась чрезвычайно многого: она уничтожила основные формальные преграды для своего бесконе­чного правления; существенно ограничила права граждан (сейчас, напомню, большинство давно или только что принятых репрессивных законов да­же не начали использовать); спасла свои накопления и не встретила протеста в связи с ухудшением экономического положения граждан.

«Диссиденты» и «власть» – две полярные и в целом маргинальные соци­альные группы. Третья, многократно превосходящая их по масштабам, – это простые люди (я категорически против уничижительного термина «обыватели»), которые заняты прежде всего собственным выживанием (и речь не обязательно должна идти о борьбе с бедностью – в нашей стране выживание является главной задачей не только для рабочего или пенсионера, но и для подавляющего большинства предпринимателей: желаемый уровень жизни может быть разным, но тактика действий остается одинаковой). Эта часть об­щества редко вовлекается в политическую борьбу – причём так было практически всегда и везде, за исключением случаев, когда речь шла об освобождении от власти, казавшейся изначально чуждой (как в Центральной Европе или странах Балтии в период слома коммунистических режимов) или фундаментально мешающей некоей простой и понятной цели (скажем, дви­жению в Европу, как в случае Украины). Там же, где нет ни извне навязанной власти, ни привлекательной и осязаемой альтернативы, мобилизация этой массы маловероятна.

Если говорить именно о сегодняшнем моменте, власть видит этот факт гораздо лучше диссидентов. Она судит об инертности масс по мизерному мас­штабу уличных протестов, тогда как диссиденты строят ошибочные представления на основе числа просмотров YouTube, совершённых из удобного кресла или теплой постели. И поэтому Кремль намерен, на мой взгляд, ве­сьма умеренно поддерживать население (так как понимает, что существую­щие ресурсы нужно растянуть на много лет, а забрать обратно анонсирован­ные пособия или льготы уже не получится) – но при этом максимально жёстко выкорчёвывать все возможные проявления диссидентства.

Поэтому наступающий 2021 год видится мне годом жестокой схватки ме­жду диссидентами и властью – но закончится она, на мой взгляд, не бегством скомпрометированных чиновников из Кремля, запретом ФСБ, люстрацией силовиков и отъездом Путина в Гаагу, а масштабным разгромом диссидентствующей массы, резким закручиванием гаек, формированием гораздо более консервативного парламента, ужесточением цензуры и резким ростом эмиграции. Мне тяжело и неприятно делать такой прогноз, но я не вижу никаких оснований для иных предположений: по сути, последние события почти закрыли элитам пути отступления и максимально сократили возможность для их внутреннего раскола (даже недавние заявления Михаила Ходорковского с его откровениями об Анатолии Чубайсе работают именно в этом направлении – подтверждая, что «повязаны» практически все).

Российская политика шла к 2021 го­ду прямой дорогой с 1993-го, и ожидать тут «левого» или «правого» поворота по меньшей мере наивно. Диссиденты же выдавлены не только из власти, но во многом и из страны. Важным открытым вопросом остается - насколько российская молодёжь, выросшая в эпоху тотальной коммерциализации, восприимчива к ценностям в их философском, а не денежном, понимании. Единство власти, её неготовность признавать ошибки, отсутствие путей отступления и полная невозможность «вписать» сотни тысяч её сатрапов в любое современное общество предполагают войну не на жизнь, а на смерть.

С учётом этого 2021 год вполне может стать временем, когда после выхода общества из пандемического оцепенения власть обрушит на недовольных весь арсенал накопленных за последние годы средств. Приговор Юлии Галями­ной, принудительные отправки активистов ФБК на Новую Землю в рамках прохождения армейской службы, штрафы и аресты на несколько суток покажутся цветочками. В ход пойдет законодательство об иностранных агентах, закрытые процессы по обвинению в государственной измене, тюремные сроки за клевету в отношении представителей власти и многое другое. И достаточно внимательно глянуть на то, сколько неправосудных приговоров уже было вынесено в последние годы без проявления масштабного общественного протеста, чтобы понять, насколько нетрудно будет власти уве­личить давление на диссидентов.

Большие перемены в России в ХХ веке происходили только в двух ситуациях. С одной стороны, они начинались тогда, когда внутри властной элиты вызревало понимание необходимости неких перемен и когда так или иначе, но появлялась легальная оппозиция. К февралю 1917 года Россия пришла от первых выборов в Государственную думу, от свободы прессы и формирования различных политических партий. К лету 1991-го – от объявления перестройки, гласности, проведения демократических выборов 1989 года и появления различных «платформ» в КПСС. В той или иной форме, но бо­льшие политические перемены были «революциями сверху», и вряд ли чем-то иным. Ничего подобного сегодня в «верхах» не происходит, скорее наоборот, весьма разные по взглядам люди, однажды попавшие во власть, активно «сплачивают ряды» вокруг вождя.

С другой стороны, известна большевистская практика с её «правом на восстание» – но она сегодня неприменима по двум причинам: во-первых, вторая революция 1917 года стала продолжением «смуты» 1905-1907 годов, а ничего подобного ей в России в последнее время не наблюдалось; во-вто­рых, и это даже важнее, в обществе за прошедшее столетие сформировалось отторжение массового насилия, и звать на баррикады городской средний класс давно уже бесполезно. Опять-таки, нужно понимать, что в нынешней ситуации люди обладают невиданными ранее степенями свободы в неполи­тической области (телевизор можно выключить, общаться только в близкой тебе среде, зарабатывать деньги, или в конце концов уехать из страны), в результате че­го политический прессинг не выглядит всепоглощающим и не рождает массового протеста.

Очень важным фактором, на мой взгляд, является и специфика экономической ситуации. Порой приходится видеть в прессе и блогах рассуждения о том, что именно экономические трудности взорвут ситуацию в стране (вспоминают о том, что в советские времена пустые прилавки окончате­льно разрушили систему, а сейчас это якобы сделает бедность). Это иллюзорная надежда. В начале 1917-го или в конце 1990 года магазины были пусты – и это свидетельствовало о несостоятельности системы. В 2020 году магазины ломятся от товаров, и неспособность кого-то их купить говорит не более чем о личной несостоятельности этого конкретного человека. Пустые магазины сплачивают, но пустые карманы разъединяют – и именно поэтому выступления под левыми лозунгами повсеместно закончились на постсо­ветском пространстве в первой половине 1990-х годов.

Я понимаю, насколько многое из сказанного способно раздражать тех искренних и смелых людей, которые готовы не молчать и бороться за свободу россиян и за развитие России по демократическому европейскому пути. Я понимаю, как им хочется видеть искры грядущих перемен в каждом но­вом дискредитирующем власть событии, в каждом новом «проколе» Пу­тина, в каждом новом пакете санкций против его подельников. Однако, как и десять, и пять лет назад я всё же остаюсь при мнении, что никаких шансов избавиться от захватившей Россию клики ни в 2021 году, ни в ближайших за ним не представится. Что бы нам ни казалось, что бы мы ни хотели увидеть за теми или иными событиями, последние двадцать лет проходят под знаком всё большего скатывания страны к авторитаризму и вождизму. Свет в конце тоннеля, который воссиял отражением устроенного Навальным путинского позора, вполне может исходить от солнца Аустерлица, которое скоро осветит поле очередной победы низкорослого диктатора.

Шесть лет назад я писал о том, что экономическая стагнация и политиче­ские проблемы не смогут разрушить режим, что он сменится только тогда, когда владение Россией уже не будет приносить правящей группе масштаб­ной материальной выгоды. К сожалению, наша страна слишком богата, что­бы ожидать такого конца в ближайшем будущем...