12 июля схиигумен Сергий, захвативший Среднеуральский женский монастырь, в своем очередном видеоролике потребовал от Владимира Путина временно сложить президентские полномочия и передать их ему. В случае отказа священник пригрозил начать «полномасштабную духовную войну». Ранее он также потребовал от патриарха Кирилла освободить место предстоятеля РПЦ. Борьбу со взбунтовавшимся игуменом ведет как государство, так и церковь. Суд Верхней Пышмы за отрицание COVID-19 уже признал отца Сергия виновным в распространении заведомо недостоверной информации и оштрафовал его на 90 тыс. рублей. Церковный же суд Екатеринбургской епархии лишил схиигумена сана за ролики на YouTube, чтобы решение вступило в силу не хватает только подписи патриарха. Библеист и религиовед Андрей Десницкий объясняет, почему наиболее консервативная часть православной церкви восстала против патриарха Кирилла и как РПЦ оказалась заложницей той атмосферы, которую сама и создала.
Выход в медийное пространство Сергия Романова стал для многих полной неожиданностью. До сих пор люди в лучшем случае слышали: есть там где-то на Урале некий консервативный батюшка, почитатель покойного императора, к нему Поклонская еще ездила, когда сама была им увлечена. Державник, консерватор, охранитель – таких в любом монастыре немало. Еще знали, что он «отчитывает бесноватых», даже, говорят, помогает некоторым.
А тут, оказывается, он произносит пламенные проповеди против патриарха и государственной власти. И вдруг всплыло совсем уж скандальное обстоятельство: оказывается, прежде чем стать священником, он отсидел больше десяти лет за убийство (что, со строго канонической точки зрения, навсегда лишило его возможности быть священником). Более того, в монастыре действует детский приют, порядки в котором, мягко говоря, напоминают порядки на зоне… Откуда нам сие?
Справка
Сергий (Николай Романов) родился 19 марта 1955 года в селе Криуше Вознесенского района Горьковской области. Служил в армии в звании сержанта в 1973—1975 годах. Получил юридическое образование и работал в милиции. 1984—1985 годы был виновником ДТП, приведшего к гибели человека, и был уволен из милиции. Согласно приговору суда, работал в это время продавцом продовольственного магазина в Москве, в эти же годы совершил хищение государственного имущества. В ходе судебного разбирательства 9 августа 1985 года явился с повинной в прокуратуру г. Дмитрова Московской области, сознавшись в убийстве при разбое с отягчающими обстоятельствами, совершённом в апреле 1984 года. В ноябре 1986 года по совокупности преступлений был осужден Московским областным судом на 13 лет с отбыванием наказания в нижнетагильской ИК-13 «Красная утка», где находился до 1997 года.
А для тех, кто знаком с жизнью отечественных монастырей, – совершенно ничего сенсационного. Священники и монахи с похожими настроениями встречаются в изобилии, и то, что выплескивает Сергий в интернет, то и дело звучит, пусть и негромко, в частных разговорах где-нибудь в трапезной. Просто теперь эти настроения есть кому выразить громко и ясно.
Когда в девяностые «расцвели сто цветов», стало понятно, что немалое количество православных увлеклись реконструкторской игрой в Святое Средневековье. Среди характерных признаков реконструкторов – безусловное послушание избранному старцу-священнику, поклонение последнему императору с семьей как особому искупителю для России («царебожники»), отрицание всего нового и опасения, что государство навяжет нам цифровой концлагерь, которым воспользуется Антихрист (особенно ярко проявилось в случае с заменой паспортов и введением ИНН). И надо сказать, что и государство, и церковное начальство старалось таковых лишний раз не раздражать: например, ИНН разрешено было не получать, многие верующие так без него и обходятся.
Немало православных увлеклись реконструкторской игрой в Святое Средневековье
По-видимому, это люди особого психологического склада: им нужно быть на стороне безусловного и однозначного добра, нужны четкие нерушимые правила и абсолютные авторитеты. В бурные девяностые все это можно было найти почти исключительно в церкви, особенно в монастырях. И церковное священноначалие не возражало, видя в этих людях пусть косных, но исключительно верных и послушных своих последователей. Множество священников были так или иначе наказаны своим начальством за мелкие провинности или за высказывание нестандартного мнения, но почти всегда эти наказания сыпались на тех, кто «слева»: как раз на прозападных и условно либеральных православных.
Да и это консервативное крыло было подчеркнуто лояльно к церковным и государственным институтам, за редкими исключениями вроде епископа Диомида Дзюбана (ушел в раскол в 2008 году). Но эта лояльность далеко не была абсолютной и безусловной. В картине мира таких людей одна из главных ценностей – сильная православная Россия, продолжение вековой империи в ее вековечном противостоянии с растленным Западом. И всё, что хотя бы отдаленно напоминало движение в сторону этого идеала, ими одобрялось. Возражения вызывали главным образом экуменические контакты церковных иерархов с Западом (с еретиками, на языке этих людей), но они не вызывали большого раздражения, поскольку были поверхностными и эпизодическими.
Что произошло, откуда такие перемены? Главным событием, конечно, стала пандемия и в особенности – запрет собираться в храмах на молитву в связи с карантинными мерами. В типовом монастыре его просто более или менее явно игнорировали. И уж совсем редко можно было встретить понимание необходимости таких мер. До сих пор ответом почти на любой вопрос со стороны консервативных верующих было «а вы почаще ходите в храм, молитесь, приступайте к таинствам». В ответ на любые претензии к государственной власти можно было услышать: «Но зато они не мешают нам молиться, а что еще нужно для спасения?»
И вот храмовую молитву, по сути, запретили, да еще и на Пасху. Как стали изумленно говорить в тех самых трапезных и коридорах: «ни большевикам, ни фашистам не удалось закрыть на Пасху храмы, а эти смогли, антихристы!» Может быть, кому-то эта логика покажется наивной. Но там, где речь идет о высших и вечных ценностях, наивность – другое название честности и принципиальности. Конечно, сыграли свою роль и усталость от падения жизненного уровня, пенсионной реформы и всевозможных прочих действиях властей, в которых самодурства больше, чем желанного патернализма. Но красной чертой оказались именно двери соборов, запертые для верующих на Пасху – а тут заодно вспомнились и все прочие претензии к светским и церковным властям.
«Ни большевикам, ни фашистам не удалось закрыть на Пасху храмы, а эти смогли, антихристы!»
Церковные власти к такому противостоянию совершенно не готовы, как, впрочем, и светские. Радикальные консерваторы всегда выглядели опорой режима. А что теперь? Брать монастырь штурмом? Но церковные учреждения фактически пользовались экстерриториальностью, за редчайшими исключениями игнорировались куда более серьезные нарушения, чем проповедь мятежного Сергия. Так, еще в конце двухтысячных годов общественности узнала о детском приюте в Боголюбском монастыре во Владимирской области, где детей тоже регулярно пороли за недостаток благочестия. Причем, узнали от сбежавшей из приюта девочки. И что? Сместили настоятельницу, а духовника обители Петра (Кучера) отправили на покой (на пенсию). До самой своей смерти в июне этого года он жил в том же самом монастыре и оставался неформальным, но глубоко чтимым духовником и одним из главных идеологов консервативного крыла православия.
А приют просто закрыли. Излишне напоминать, что в любом детском доме или летнем лагере педагоги получили бы немалые сроки за подобное обращение с детьми. В конце концов, взрослые отвечают за себя сами и если они решили укрыться от мира и ждать скорого прихода Антихриста, это их выбор. Но почему при таких монастырях возникают детские приюты? Понятно, что это имитация положения дел в старой доброй империи, где монастыри занимались «призрением сирот и убогих» просто потому, что больше некому было этим заниматься.
Это вопрос идеологический. В той картине мира, которую исповедуют радикальные православные консерваторы, существует, по сути, единственный спасительный образ жизни – монашество. Но когда монахом становится взрослый, обремененный грузом грехов и прошлых привычек, ему трудно достичь святости. Гораздо удобнее воспитывать детей по монашескому образцу с юных лет, а где же делать это, как не в монастыре? Всякая там педагогика и права ребенка излишни, руководствоваться надо творениями святых отцов, а самые надежные методы воспитания – дедовские. А если ребенок не принимает монашеского будущего, в нем бес, и пощады тут не жди. Очень бы хотелось, чтобы история с Сергием стала поводом для пересмотра самого этого явления: детские приюты при монастырях. Вот их уж совершенно точно следует лишить неформального статуса экстерриториальности. А может быть, и вовсе закрыть. Слишком велики искушения!
А что делать со всем остальным, не очень понятно. Власть – и церковная, и светская – так долго и старательно убеждала всех нас, что патриотизм и консерватизм суть не только наше славное прошлое, но и светлое будущее, и теперь не знают, как отвечать тем, кто патриотизм и консерватизм приватизировал. А отвечать приходится. На официальном сайте епархии опубликовано открытое письмо мятежному Сергию от его епископа, митрополита Кирилла – небывалое дело! Прежде епископы разговаривали с неугодными клириками исключительно приватно, а то и вовсе сообщали о своей немилости указами, не объясняя ее мотивов. В этом письме сказано много верного, но сама ситуация описана как следствие дурного характера самого Сергия. А ведь проблема системная.
Особенно впечатляет этот абзац: «Как апостольский преемник и в Екатеринбургской епархии непосредственный источник учительной власти Церкви, я … не должен объяснять своё нежелание делегировать эту власть Вам, даже по одной только той причине, что Вы находитесь в моём послушании, а не я в Вашем».
Ответ последовал незамедлительно, и был вполне предсказуемым: митрополит Кирилл обвинялся в ереси, а раз так, никакого послушания ему быть не должно. И все СМИ облетела весть о том, что Сергий теперь требует передать ему президентские полномочия и обещает навести порядок в три дня. Что ни говори, а самый прилипчивый наркотик – это власть, особенно власть над душами…
Это типичный русский конфликт между негибкой системой, которая требует прежде всего лояльности, и харизматом-одиночкой, который отказывается от лояльности из-за абсолютных ценностей. Система растеряна. Она подозревает, что за этим одиночкой может последовать некоторое количество приверженцев (а они есть, и среди элит тоже). Приказы не действуют, силовое принуждение к повиновению будет выглядеть слишком скандально, но объяснять и убеждать система давно отучилась.
При хорошем сценарии можно надеяться на постепенное возвращение в РПЦ атмосферы интеллектуальной свободы, поиска и разнообразия (они были в перестроечные времена и в ранние девяностые). Плохой же сценарий может состоять в полноценном расколе. Смысловой раскол между условными либералами и условными консерваторами (а на самом деле, таких групп больше двух), по сути, уже произошел, но пока что он не оформлен организационно. Люди, которые ходят в православные храмы, имеют довольно разные и порой несовместимые представления о вере и боге, но пока что любые группировки, которые объявляют себя альтернативными православными юрисдикциями, крайне малочисленны и подвергаются жесткому прессингу светских властей. Не исключено, что история с Сергием может изменить эту картину.