21 апреля стало известно о первой смерти от коронавируса среди московского священства. Умер 48-летний настоятель кафедрального Елоховского собора протоиерей Александр Агейкин. Однако ни эта смерть, ни десятки случаев заражения коронавирусом среди клириков РПЦ неспособны отрезвить внутрицерковных фундаменталистов, которые сегодня стали чуть ли не главными ковид-диссидентами в стране. Они сопротивляются не только решениям властей, но и патриарха Кирилла, позиция которого как главы РПЦ сегодня стремительно ослабевает, считает религиовед Сергей Чапнин.
Когда на третий день после Пасхи в России от коронавирусной инфекции умер первый священник, эта новость прозвучала неожиданно громко. Многим трудно избавиться от ощущения, что есть какой-то особый божий промысел в том, что первым умер не престарелый священник из небольшого и бедного храма, а сравнительно молодой настоятель кафедрального Елоховского собора в Москве. Протоиерей Александр Агейкин – это еще и человек из близкого круга патриарха Кирилла, лечившийся в дорогой московской клинике. Однако оказывается, что перед лицом смерти все это ничего не значит. Более того, время и обстоятельства его смерти для любого священника трагичны вдвойне. Когда состояние отца Александра стало критическим, ему, как и положено, ввели седативные препараты и подключили к ИВЛ, и он умер в одиночестве и без причастия. И смерть, кажется, нарочно выбрала самое неудачное время – те дни, когда Церковь празднует Светлое Христово Воскресение, победу Христа, по слова апостола Павла над «последним врагом» – смертью. Иногда православные говорят: такая была бы радость причаститься на Пасху и умереть – отпели бы самым радостным и веселым пасхальным чином. Но в случае с о. Александром никакой радости нет. Главное чувство – шок. Трудно поверить, что смерть столь близка и никто не может помочь.
Но, с другой стороны, почему для многих православных смерть отца Александра – это шок? Неужели они не слышали о десятках тысяч умерших по всему миру? Конечно, слышали. Но не могли это осознать, а некоторые даже не верили. Среди православных в России немало ковид-диссидентов — тех, кто не верит в реальность вируса, в реальность заражения и смерти. Эти диссиденты не только миряне, но и священники, и даже епископы. Последние своими проповедями и поучениями дезориентируют людей, призывая их продолжать ходить в храмы, продолжать причащаться в привычной форме – одной лжицей (специальной ложкой для причащения) и без ее дезинфекции. Тех, кто не ходит в храмы, ковид-диссиденты обвиняют в маловерии. Ковид-диссидентство стало не только новым и довольно массовым проявлением православного фундаментализма (верности традициям без критического и творческого осмысления), но и впервые в новейшей истории социально опасной позицией, представляющей угрозу для всех, кто вольно или невольно контактирует с адептами такой позиции.
Ковид-диссидентство стало новым массовым проявлением православного фундаментализма
Стихийное движение ковид-диссидентов стало олицетворением глубокого внутреннего кризиса в Русской православной церкви. Этот кризис будет иметь очень серьезные последствия: он носит системный характер и затрагивает самые болезненные вопросы церковного управления и церковно-государственных отношений. Фактически ковид-диссиденты вышли из подчинения патриарху Кириллу, который не раз, пусть и запоздало, призывал прихожан остаться дома и не посещать храмы в период жестких ограничительных мер, связанных с пандемией. Православные ковид-диссиденты полностью игнорируют позицию патриарха и призывают к прямо противоположному. Центрами сопротивления прежде всего стали большие монастыри в России, Беларуси и Украине – Троице-Сергиева, Киево-Печерская, Почаевская и Святогорская лавры, а также Свято-Елизаветинский монастырь в Минске. Самый яркий пример монашеской оппозиции – Троице-Сергиева лавра. Формально сам патриарх Кирилл ее священно-архимандрит, то есть непосредственный начальник. Но патриарх далеко, а молодой наместник особым авторитетом не пользуется. А монахи, как теперь выяснилось, имеют собственное мнение и не боятся его выражать. Они считают, что любые ограничения в период пандемии – это «отступничество», и именно монахи призваны «возвещать» правду об этом всему миру. Судя по инстаграм-трансляции, лаврский храм на Пасху был полон, по крайней мере в той части, которая попадала в объектив камеры.
Жизнь РПЦ при патриархе Кирилле стала настолько идеологизирована, что все сценарии сопротивления Московской патриархии должны были бы носить ярко выраженный политический и идеологический характер. Как, например, это было в 2018 году случае с автокефалией Православной церкви Украины. Как бороться с идеологическим противником, команда патриарха Кирилла знает хорошо, хотя успехи в этой борьбе у нее мягко говоря довольно скромные. Всё больше и больше поместных православных церквей допускают признание украинской автокефалии и дистанцируются от жесткой позиции РПЦ.
Но уникальность нынешней ситуации именно в том, что сопротивление патриарху не носит в чистом виде идеологический характер, и совершенно непонятно, как с этим бороться. Движение православных ковид-диссидентов застало Московскую патриархию врасплох. Оно категорически настаивает на неизменности традиций и религиозных практик и атакует патриарха Кирилла справа. И проблема в том, что именно атак справа патриарх Кирилл всегда очень боялся. Он начал заигрывать с фундаменталистами и традиционалистами сразу, как только стал патриархом. Фундаменталисты принимали знаки его внимания, при любой возможности пользовались его слабостью для легитимации и пропаганды своей позиции, но своим в полной мере его никогда не считали. Для фундаменталистов патриарх Кирилл навсегда останется либералом.
Движение православных ковид-диссидентов застало Московскую патриархию врасплох: это атака справа, которой патриарх всегда боялся
Именно из-за страха перед фундаменталистами патриарх Кирилл готовил свою встречу с папой Франциском втайне. Во многом под их давлением патриарх Кирилл решил отказаться от участия во Всеправославном соборе на Крите в 2016 году. Однако судя по всему главные проблемы в отношениях с фундаменталистами у патриарха Кирилла еще впереди. В условиях пандемии резкую критику и открытое противодействие фундаменталистов вызывают два решения патриарха. Это дезинфицирование лжицы после каждого причастника и призыв не ходить в храмы во время режима самоизоляции. И в этой критике раскрывается не христианский, а фактически магический подход фундаменталистов к церковным практикам. Они твердо стоят на своих позициях. Во-первых, они убеждены, что заразиться через причастие невозможно, так как это святыня. При этом ни богословские, ни церковно-практические вопросы они обсуждать не готовы, предпочитая сразу же обвинять своих противников в ереси. Во-вторых, они считают, что ходить в храм необходимо всегда, а ограничения, которые ставит государство, следует воспринимать как гонения на церковь. Поэтому нет ничего страшного в том, что сохраняя верность церкви, прихожане могут пострадать и даже стать мучениками.
Своими силами патриарх Кирилл с фундаменталистами справиться не сможет. У него практически нет реальных рычагов управления Церковью в кризисной ситуации. Его авторитет постоянно падал последние 3-4 года и сегодня находится на таком низком уровне, что многие слушать его просто не будут. Еще одна проблема – это «обнуление» патриарха. Фактически он не принимает на себя ответственность за основные решения, они теперь выходят в формате инструкций, то есть в обезличенной форме. И более того, право принимать конкретные оперативные решения впервые за долгие годы делегированы правящим архиереям. Конечно, ситуация в разных регионах страны разная, где-то посещение храмов не ограничено, где-то ограничения вводятся значительно медленнее, чем в Москве. Но в любом случае власть и сопряженная с ней ответственность за принятие решений может сформировать значительно более самостоятельную группу епископата.
Патриарх не принимает на себя ответственность за основные решения, это может сформировать значительно более самостоятельную группу епископата
Единственный выход – это прибегнуть к помощи государства и попросить его наказать тех, кто нарушает предписания высшей церковной власти и тем самым угрожает здоровью других граждан. Однако для патриарха это трудное решение. Вполне возможно, что он его так и не примет, опасаясь, что создаст опасный прецедент. Если государственная власть получит от патриарха санкцию на преследование фундаменталистов, которые призывают нарушать режим самоизоляции, то где гарантии, что после пандемии государство не войдет во вкус и не будет преследовать священников и епископов по другим уголовным статьям? А целый ряд таких дел, как известно, сейчас просто положен под сукно.
Словом, патриарх Кирилл оказался в предельно слабой позиции. Захочет ли кто-то внутри Церкви или в Кремле этим воспользоваться, пока сказать трудно. На протяжении многих лет патриарх успешно уничтожал любые потенциальные очаги формирования оппозиции, но сегодня ситуация работает против него. И вполне вероятно, что Кремль поддержит инициативу, если она будет исходить от епископата. Однако кто и как сможет (и захочет ли) возглавить оппозицию, вопрос пока открытый. Вместе с тем, патриарх Кирилл еще сможет побороться. На него работает экономический кризис. Практически все церковные игроки будут обеспокоены экономикой больше, чем политикой. Всем им важно сохранить уровень своих доходов, который может упасть катастрофически. А здесь уже будет не до политической борьбы.