Общество
Суд в Петрозаводске оправдал главу карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева по статье об изготовлении детской порнографии и развратных действиях в отношении малолетней, признав виновным в незаконном хранении оружия. По этой статье ему назначено два с половиной года ограничения свободы, с учетом времени, проведенного в СИЗО, от этого срока осталось три месяца. Виктория Ивлева поговорила с Юрием Дмитриевым за несколько часов до вынесения приговора.
Виктория Ивлева: Юра, я долго обдумывала вопросы, которые хотела бы тебе задать, а потом решила предложить людям, которые целый год, проведенный тобой в СИЗО, поддерживали тебя как могли, ездили на суды, писали тебе письма, организовывали различные акции в твою защиту, спросить тебя о том, что их волнует. И вот что получилось, начну с пожеланий:
Вика, передайте ему, пожалуйста, что он один из опорных столбов, на которых держится свод нашего российского мира, и это очень круто и удивительно.
Обнимите его от всех нас!
Передайте огромную благодарность за его труд. Скажите, что любим, молимся за него. Он редкий человек.
Дорогой Юрий Алексеевич, за Вас болеют ВСЕ честные люди в России и не только. Каков бы ни был приговор, Вы — настоящий Герой.
Желаю ему выстоять. И чтобы все это «дело» вместе с пасквилем анонимным было сожжено, и честное имя Юрия Дмитриева — восстановлено. Не сделаем сейчас мы — сделают благодарные потомки. Таким людям при жизни памятники нужно ставить!
Юрий Дмитриев: Спасибо, но неудобно все это слушать, честно говоря.
ВИ: Ну вот тогда первый вопрос: "Юрий Алексеевич, если бы Вы встретились со Сталиным, что бы Вы ему сказали?"
ЮД: Слава Богу, такая встреча невозможна. Если честно, я не знаю, достаточно неожиданный для меня вопрос, и я сам себе его никогда не задавал и заготовленного ответа у меня нет.
ВИ: Ну, может быть, имеется в виду встреча в иных мирах? Или вы будете в разных?
ЮД: Я надеюсь, что мы будем в разных, и упаси меня Господь от таких встреч.
ВИ: Вопрос: Перечитываю «Крутой Маршрут». Юрий Алексеевич, почему сегодняшние люди не хотят знать, как легко их недалекие предки становились палачами? Почему идут по кругу? Сил Вам.
ЮД: Потому что нынешние наши люди идут по тому же крутому маршруту и легко становятся жертвами, их так же легко можно упечь за решетку. А почему это происходит? Да потому что люди в большинстве своем - потенциальные жертвы, и они позволяют появляться палачам. У нас, к счастью или к несчастью, слишком огромная территория, и человеческие связи растянуты и разорваны, их легче прерывать, они тоненькие и, может быть, малозначимые для нашего общества. Мы обращаем внимание на человека только когда он уходит. Да и то — не очень сильно. Вот сама посмотри: как немного, в общем-то, людей отреагировали на трагедию в Кемерово.
ВИ: Ты считаешь, что немного?
ЮД: Я считаю, что для такой огромной страны это немного. Хорошо, если каждый двухсотый, да и то, наверное, меньше.
ВИ: Ну есть же и другие огромные страны — Канада, Америка, - но там такого ведь нет... Значит, дело не только в просторах...
ЮД: А есть в Канаде такая пословица, как у нас: "Помер Максим — да и хрен с ним?"
ВИ: Наверное, нет.
ЮД: Ну вот, пока у нас будут существовать такие пословицы, пока мы будем относиться к своим соседям, как в этой пословице, все так и будет продолжаться. Что там говорил Максим-то Горький — всем хорошим в себе я обязан книгам, да? А я так скажу — всему лучшему в себе каждый человек обязан папе с мамой, их воспитанию.
ВИ: Дальше тебя вот что спрашивают: Верна ли, по мнению Юрия Алексеевича, строка «Наши мертвые нас не оставят в беде»?
ЮД: «Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие — как часовые. Отражается небо в лесу, как в воде, и деревья стоят голубые». Ну я думаю, что да. По крайней мере память о людях является составляющей нашего характера, потому что предательство — что на этом свете нехороший поступок, что на том.
ВИ: Вот спрашивают: «Можно вопрос по теме. Человек был отправлен в лагерь, дата смерти - по полученной мною справке - через год после отправки, лагерь близко, ехать совсем недолго. И вдруг написано — место смерти неизвестно. Может такое быть или мне морочат голову? А пятого числа крепко-крепко буду держать кулаки, до крови».
ЮД: Перехожу на казенный язык консультанта. Рекомендую обратиться в информационный центр УВД той области, где был лагерь и попросить уточнить место и дату смерти по лагерному делу. Все лагерные дела хранятся вечно.
ВИ: Юрий Алексеевич, что бы Вы передали детям-подросткам про жизнь? Самое важное?
ЮД: Наверное, то, что мне долго-долго пытался в голову вложить мой папа — и в конце концов ему удалось: лучше горькая правда, чем красивая ложь. Ну и — как написал Исаевич — жить надо не по лжи, и тогда все получится. То есть стыдно будет совершать какие-то неблаговидные поступки, о которых все равно рано или поздно узнают. Это как-то поддерживает, удерживает от дурного.
ВИ: «Огромное спасибо Юрию Дмитриеву за то, что он сделал и делает!!! Хочется передать слова поддержки от себя лично и от моего отца, народного артиста КАССР и заслуженного артиста РСФСР Паули Ринне».
ЮД: Спасибо!
ВИ: Интересуются, возможно ли присоединиться к тебе в работе?
ЮД: Я должен, вынужден проводить селекцию своих помощников, потому что человек, может быть, не осознает, во что он хочет ввязаться, вот у него просто порыв какой-то есть, и все. А это тема такая, что, если кого-то затягивает, то она не отпускает. А в нынешние времена это достаточно опасное занятие, и мне бы не хотелось кого-то подвергать риску. Я тут сужу по личному опыту.
ВИ: А какие рабочие планы?
ЮД: На сегодняшний день рабочий план — спокойно вынести все, что предначертано судьбой и по возможности не сесть, но это от меня мало зависит. От меня зависит внешний элегантный вид и невозмутимое выражение лица. В планах на этот год, если все будет хорошо — поработать пару недель в Медвежьегорском районе и если удастся договориться, то на месяц-полтора — работа на Соловках, надо обследовать и оформить кладбище, которое я нашел в 2016 году. А между всем этим или перед этим или после — закончить книгу по спецпоселенцам.
ВИ: «Дорогой Юрий Алексеевич, расскажите, пожалуйста, про самый хороший и самый плохой день в вашей жизни. Молимся за Вас».
ЮД: Ох ты, Господи! Самый хороший день в моей жизни — это, наверное, когда я попал в семью. К сожалению, я этого практически не помню.
ВИ: А сколько тебе было?
ЮД: Года полтора. А самый плохой день в моей жизни — скажем так, самая плохая неделя в моей жизни — в феврале двухтысячного года, когда с разницей в пять дней ушли мои родители — сначала мама, а потом папа.
ВИ: То есть для тебя это было более тяжелое испытание, чем то, что происходит сейчас?
ЮД: Конечно. Все эти сегодняшние испытания — это временно, а с родителями я попрощался навсегда. По крайней мере, навсегда на этом свете.
ВИ: Таня Авилова пишет, подруга твоя: «Когда я убегала на поезд из Вашего дома, Вы, памятуя, что это и мой интерес, успели показать несколько фото с места предполагаемого лагеря — последнего пристанища Варвары Брусиловой. Какие Ваши планы — что и как там можно искать? Обнимаю крепко, помню в молитве постоянно и неотступно».
ЮА: Зная эти места, я хорошо понимаю, что без георадара мои поиски будут тщетны. К сожалению, там работали лесорубные бригады и вся местность так перекопана гусеницами и колесами, что каких-то следов на поверхности нет.
ВИ: А можно тебя попросить сказать несколько слов о том, кем была Варвара Брусилова?
ЮД: А вот это и был человек, который в 22 года совершил свой гражданский и духовный подвиг, она не предала свою веру, нашу церковь, когда большевики грабили церкви под видом помощи голодающим, и была приговорена к высшей мере наказания — расстрелу. В общем за свою короткую жизнь она поимела от советской власти три смертных приговора и четыре лагерных срока. И все-таки пуля чекистского палача догнала ее в середине сентября 1937 года в районе восьмого шлюза Беломорканала.
ВИ: Получается, что Варя Брусилова как раз и смогла прожить свои 22 года не по лжи в очень страшный период истории.
ЮД: Да, конечно. Она сидела в камере смертников, приговоренная к расстрелу, и написала оттуда Ленину письмо - не «простите меня, я такая маленькая, юная, прекрасная, невестка героя России генерала Брусилова», она написала ему гневное письмо: «Что вы делаете, уничтожая веру, Россия — страна патриархальная, разрушь веру — разрушишь все». Так в конце концов и получилось...
ВИ: "Скажите, Юрий, а что бы Вы хотели, чтобы изменилось в России? Касательно дела вашей жизни, а не судебного?"
ЮД: Я хочу, чтобы люди, которые живут в государстве, которое называется Российская Федерация, перестали быть населением и стали народами, знали свою историю, культуру, нравы, обычаи, традиции.
ВИ: Все?
ЮД: Все. А дальше додумывайте сами, что из этого должно получиться. Народом всегда управлять сложнее, чем населением, и обмануть народ сложнее.
ВИ: А вот какой вопрос: "Так много, долго и глубоко Юрий Алексеевич занимался невинно осужденными. Не получилось ли так, что его «притянуло», то есть и он сам получился как бы с ними в подобной ситуации?"
ЮД: Я не думаю, что меня «притянуло», это меня научило держать удар. Государственный удар.
ВИ: Вот продолжение вопроса от того же человека: "Тема смирения, христианского смирения — думается ли об этом? Что такое вообще испытание? Борьба, справедливость — хочется правды и честности, это все понятно, но ведь бывает, что получается все наоборот. И вот принять такое — смиренно. Не отчаяние, не «опустить руки», а именно смирение. Может быть, тогда что-то и изменится?"
ЮД: Смирение — это вещь, нужная каждому человеку, но исследовательская работа требует постоянного движения вперед. И это мало относится к смирению, мы обязаны исследовать факты, события, рассказать людям правду, а уж потом пусть люди сами думают, как реагировать на все это. Оценку мы не даем. Что же касается сегодняшней ситуации, смирение — не знаю, но спокойствие присутствует.
ВИ: Вопроса два: "Во что верите? И на какой адрес почтовый отправить Вам письмо?"
ЮД: Верю я в Бога, который велик и милостив. Про адрес для письма — это мы узнаем после 15 часов сегодня.
ВИ: Вопрос: "Что мы можем сделать и чем помочь?"
ЮД: Жить не по лжи. Что я еще могу рекомендовать? Этим вы поможете обществу стать чище.
ВИ: Опять вопрос: "Чем можно помочь Юрию и чем можно помочь его дочкам?"
ЮД: Ну, со мной все понятно, я выдержу. А девчонкам нужна будет поддержка, конечно. Просто чтобы они знали, что даже если я далеко — они не одни.
ВИ: «Передайте, пожалуйста, горячее сочувствие, глубочайшее уважение и неизменные лучи поддержки. И просто передайте спасибо за то, что он есть». И вот вопрос: "В чем Юрий Алексеевич видит смысл и значение этого обвинения в своем жизненном пути? В чем его урок личный, по его мнению?"
ЮД: Я думаю, что перед этим делом завершился какой-то важный этап моей жизни. Сейчас перехожу на новый уровень. Только вот в чем он будет выражаться, какую судьбу Господь мне определил, кем мне быть — или кусочком магнита, вокруг которого собираются люди, или я кому-то нужен в виде жертвы, которая тоже объединяет людей, или я нужен кому-то в лагере, чтобы, посмотрев на меня, понаблюдав, он тоже смог бы для себя к какому-то правильному выводу — поверить в Бога, может быть, стать лучше... Я не знаю, к какой ипостаси меня Господь готовит, но я готов к любому, выбора у меня нет.
ВИ: Юра, последний вопрос — лично от меня. Что тебе дал этот страшный год?
ЮД: Он мне дал много-много-много замечательных друзей — сильных, отважных, и дал веру, что до тех пор, пока в России будут такие люди, Россия не потеряна.
ВИ: Я закончу наше интервью сообщением от живущей в Норвегии Ольги Йорстад: «Земной поклон ему от всей нашей семьи. Благодаря ему мама обрела могилу отца, это очень важно и для нее, и для всех нас. Молимся за него всей семьей. Если получится, приеду в августе на день памяти, но не уверена - мама плохая. Моего деда звали Эрштадт Эмиль Бернар. Он - единственный норвежец в Сандармохе».
Наше интервью закончено, Юрий Алексеевич уходит купить кипятильник, потом приходят друзья, дочка Катя, и мы начинаем обсуждать, что надо взять с собой в суд точно, брать ли удобную подушку, сколько белья, одежды и какие-то прочие унылые и одновременно важные мелочи.
Как же замечательно, что все это не понадобится!