В последние дни российские власти активизировали свое давление на анархистов из движения «Автономное действие» – среди них, в том числе новый узник по «болотному делу» Дмитрий Бученков, и участник движения «антифа» Алексей Сутуга. The Insider выяснил, почему Кремль ополчился на левых анархистов, и поговорил с матерью заключенного Алексея Сутуги.
Бученков и Сутуга
На прошлой неделе в «Болотном деле» появился новый фигурант: кандидат политических наук, доцент РНИМУ имени Пирогова (2-го Меда) Дмитрий Бученков был арестован по обычному для событий 6 мая набору обвинений. Якобы Бученков бил полицейских и участвовал в беспорядках. Сам Бученков утверждает, что его вообще не было в Москве 6 мая 2012 года во время столкновений. В это время он ехал на машине, возвращаясь от родителей из Нижнего Новгорода.
Задержание Бученкова отличалось от подавляющего большинства других арестов по «Болотному делу». Несколько дней ни его семье, ни адвокату не сообщали о том, где он. Общественная наблюдательная комиссия (ОНК) нашла Бученкова в изоляторе временного содержания в здании Петровки 38, известном давлением на арестантов. Бученков рассказал члену ОНК Зое Световой, что его не били, но угрожали насилием в случае, если он не «сознается».
Бученков известен как один из создателей анархистского движения «Автономное Действие». В эти же дни на другом конце России, в Исправительной колонии №2 Иркутской области (ИК-2) в ШИЗО был отправлен другой видный участник «Автономного Действия» – Алексей Сутуга.
По мнению оперативников центра «Э», Сутуга – один из лидеров антифа в России. Сутуга отбывает срок в три года и один месяц за драку с националистами. Он отрицает свою вину: по его версии, он просто присутствовал в кафе, где произошла драка. Телесных повреждений тогда никто не получил, дело против Сутуги полностью построено на показаниях его идеологических оппонентов. Правозащитный центр «Мемориал» считает Сутугу политзаключенным.
ШИЗО для Алексея Сутуги означает, что вскоре ему могут ужесточить режим отбывания наказания и отправить из Иркутской области в исправительное учреждение, удаленное от тех городов, где есть правозащитники.
«Заговор левых радикалов»
«Автономное Действие» неоднократно упоминалось Ильей Горячевым (недавно получившим пожизненное за создание Боевой организации русских националистов) в его аналитических записках для правоохранителей и администрации президента. По мнению Горячева, «Автономное действие» – «важное звено цепи левацкого заговора против России». Левацкий заговор якобы готовят политики Илья Пономарев, Олег Шеин и Гейдар Джемаль, а «Автономному действию» отведена роль «пехоты» для «красного реванша».
Эта весьма оригинальная концепция не умерла с приговором Горячеву. Как уже писал The Insider, давние соратники Горячева Евгений Валяев и Станислав Бышок остаются аналитиками фонда «Народная дипломатия», получающего многомиллионные президентские гранты Общественной палаты.
Представление Горячева об «Автономном действии» полностью воспроизведено в недавнем докладе Валяева и Бышка. По информации журналиста РБК Максима Солопова, пишущего о правоохранительных органах, этот доклад используется как методичка в МВД.
В конце октября «Народная дипломатия» получила новый президентский грант: 3,5 миллиона рублей на изучение работы зарубежных организаций на постсоветском пространстве.
О том, к каким последствиям приводит такая аналитика, The Insider рассказывает мать политзаключенного Ольга Сутуга, преподаватель одного из московских вузов.
- Что происходит сейчас с Алексеем Сутугой?
- Ему осталось сидеть год и пять месяцев. Мне не дают свидание с сыном. Говорят, он «социально опасен». Убийцы, сидящие на пожизненном – имеют свидания… А вот он – «опасен». Так начальник колонии сказал адвокату. Хотя, конечно, я всё равно вскоре поеду в Иркутск и буду добиваться свидания на месте – в предыдущий раз я видела сына весной.
Много месяцев Леше не передают письма и прессу. Недавно он попал в санчасть, где ему поставили диагноз – острый артрит. В санчасти неделю ему давали какие-то таблетки, а затем просто выкинули обратно в камеру, без продолжения лечения.
Недавно дали 10 суток ШИЗО. Адвокат вскоре должен выяснить, по какой причине, и тогда мы будем обжаловать это наказание. Готовим жалобу на условия содержания – хотя, конечно, большинство таких жалоб тюремщики игнорируют. Вот только что отклонили нашу апелляцию на то, что его отправили так далеко отбывать наказание (Сутуга ранее жил в Иркутске, но прописан в Москве – прим. The Insider).
- Сколько раз Алексей уже побывал в ШИЗО?
Здесь, в ИК-2, первый раз. Сначала он находился в ИК-14, затем его перевели в ИК-2. В ИК-2 более строгие условия.
- В чем они заключаются?
- В ИК-14, куда его изначально этапировали, он жил бы в общем бараке, мог бы ходить по территории зоны, работать. В ИК-2 он содержится в помещении камерного типа. Как в СИЗО: часовая прогулка, закрытая камера на четыре человека. Конфликтов с сокамерниками вроде пока не было.
- Из-за чего его перевели в ИК-2 из ИК-14?
- Это было весной 2015 года. Нарушения у него выявляли сразу после того, как он приехал в ИК-14: сначала подбросили заточку, потом наказывали за то, что спал днем, постель не застелил, какая-то нашивка у него оторвалась. Пять-шесть таких нарушений, все подряд. Он из ШИЗО не вылезал. 20 марта он приехал в ИК-14, 20 мая его перевели в ИК-2 . Сначала они вообще хотели на год закрыть его в одиночной камере, но потом отказались от этого, когда правозащитники устроили скандал. Сейчас он впервые получил ШИЗО уже в ИК-2.
- Что может быть дальше?
- Его могут отправить подальше на север, либо в какой-нибудь сибирский централ, где ему не будет возможности помогать. В Иркутске достаточно активны правозащитники, занимающиеся тюремными проблемами. Лёшей интересуется местная ОНК, раз в пару месяцев его навещают. Каждый месяц 18 числа в центре Иркутска проходит пикет, на котором рассказывается о различных проблемах во ФСИН, в том числе и о ситуации с Лёшей. От месяца к месяцу акция становится всё более массовой. Когда Алексея отправили в Иркутск, для спецслужб явно было неожиданностью, что здесь его будут поддерживать.
- Есть ли какая-то цель давления на вашего сына?
- Цель – испортить жизнь. На него давят с самого прибытия в Иркутск. Когда его этапировали в иркутское СИЗО, ему предлагали остаться там до конца срока в хозобслуге, с перспективой получить УДО, но там бы он был под контролем. Когда он отказался, где поместили в «пресс-хату». Три человека по очереди не давали ему спать: не применяли насилие, но всё время говорили о чем-то с ним, пытаясь спровоцировать его на агрессию. Лёша объявил голодовку, после чего его отправили в колонию – чего он и добивался.
Может быть, от него хотят показаний на кого-то. Пока он был ещё в Москве, к нему неоднократно приходили оперативники и расспрашивали про разных его товарищей.
- Была информация, что в Иркутске от него требовали, чтобы он принял участие в записи видео, на котором отрекся бы от своих взглядов.
- Как минимум, они добиваются, чтобы Лёша был сломлен после заключения, не вернулся бы к своей прежней деятельности.
- Находит ли подтверждение информация, что потерпевший по делу Алексея Сутуги сотрудничает с центром «Э»?
- Да, потерпевший Рустам Мирза фигурирует и в других делах против антифашистов. Видимо, это случайное стечение обстоятельств, что Сутуга и Мирза оказались в одном и том же кафе, где была драка, но эшники ухватились за эту ситуацию – чтобы посадить.
- Что я не могу до сих пор понять в его уголовном деле: у потерпевшего врачи зафиксировали ровно два синяка. Зачем следствие, обвинение и суд настаивали, что Сутуга нанес Мирзе более тридцати ударов ногами, стулом, молотком?
- Я считаю, это такое издевательство – мы, дескать, любой приговор вынести можем, нам на вас плевать, плевать на то, как всё было, плевать вообще на здравый смысл.
- Что для начальника колонии далеко от Москвы означает, что у него сидит «политический»?
Они этого пугаются. Не понимают, что делать. Я рассказывала журналистам «Открытой России», как Лёшу держат в ШИЗО в ИК-14. Начальнику колонии был очень неприятно это, он жаловался нашему адвокату. Мне нужно было передать Лёше на подпись некоторые документы – например, чтобы он разрешил своему маленькому сыну выезжать с женой заграницу. На следующий день мне нужно было улетать из Иркутска, а начальник заявил, что рассмотрит это в течение месяца. Я сказала, что опять пойду к журналистам. В результате, начальство колонии оформляло бумаги далеко после завершения рабочего дня, до позднего вечера держали там секретаршу, которой названивал её возмущенный мужчина.
- Как можно сравнить положение обычных заключенных с политическими?
- Мне трудно судить – я общаюсь только с родственниками политических. Любому, кто попадает в эту систему, наверное, несладко. Насколько в ней сможет выжить обычный заключенный – во многом зависит от его человеческих качеств. Тогда как на политических давят оперативники, вынуждая сотрудничать. Либо политзека пытаются сломать.
- Что вы могли бы посоветовать людям, у которых по политическим причинам сажают родственника?
- Нужно понимать, что он будет сидеть, что бы ты ни делала. Но нужно взаимодействовать с правозащитниками, журналистами, пытаться добиваться чего-то. Нужно нанять адвоката, работающего именно с политическими делами. Иначе адвокат может либо вообще ничего не делать, беря деньги, либо даже сотрудничать с ментами.
Нельзя молчать. Чем больше ты молчишь, тем хуже ему будет. Не нужно стесняться, что твой родственник за решеткой – сколько невиновных людей сидит. Когда ты что-то делаешь, ты хотя бы сама чувствуешь, что не сидишь сложа руки. Иначе как я смогу смотреть в глаза своему сыну, когда он вернется? Ты ничего не делала, а его там гробили?