Книга «Я — дезертир»: 7 вариантов покинуть армию, войну и Россию, и остаться живым

Россияне бегут с войны, из войсковых частей, сборных пунктов и учебных полигонов. Сколько всего человек бежало за время полномасштабного вторжения, неизвестно. Согласно последней статистике организации «Идите лесом», с момента начала мобилизации 21 сентября 2022 года и до ноября 2024 года из России выехали пятьсот семьдесят шесть человек — это только те, кому помогли сотрудники этого антивоен- ного проекта. По некоторым оценкам, численность российской армии в Украине составляет около пятисот сорока тысяч человек, а уровень дезертирства — около двух с половиной процентов. То есть примерно тринадцать с половиной тысяч россиян уже отказались воевать. На самом деле убежавших от войны россиян может быть гораздо больше: за помощью к правозащитникам и юристам обращаются не все, а значит, посчитать их невозможно. Как невозможно определить количество «пятисотых», скрывающихся на территории России.

Когда я начинала писать книгу, для большинства ее героев Европа казалась мечтой. За несколько месяцев пятеро из них свою мечту осуществили. Проблема большинства российских дезертиров — отсутствие загранпаспортов. Некоторые из них решают эту задачу, покупая документы в даркнете. При наличии определенной суммы (она меньше, чем зарплата кон-трактника-добровольца), это самый быстрый способ попасть в Евросоюз. Я не буду призывать к подделке документов. Скажу лишь, что «черные» паспорта — не препятствие на пути к получению европейского убежища. С важной оговоркой: просителю защиты придется доказать, что его безопасность и жизнь в России, Армении, Казахстане или другой безвизовой стране подвергается риску, а получить загранпаспорт в России невозможно.

Добраться до европейских стран не значит получить там убежище. Официальной информации о количестве дезертиров, получивших ВНЖ в Европе, тоже нет. Но речь идет о единичных случаях. В целом политика ЕС нацелена на минимизацию числа любых беженцев, вне зависимости от национальности и причин, заставивших их покинуть родные места.

Я не публикую подробности маршрутов, которыми дезертиры беспрепятственно выезжают из России, — в целях без-опасности тех, кому только предстоит ими воспользоваться. Помимо дезертиров, этим же путем выезжают и политиче-ски преследуемые россияне. Если о нем станет известно, это может сильно осложнить или вовсе закрыть возможность для спасения многих людей.

Ирина Новик

Владислав. Волгоград — Ямал — Ереван — Париж

….Влад повез топливо из Тарасовки к точке передачи между Мелитополем и Крымом. Там машины поменьше забирали топливо и развозили по другим местам. Так была налажена система доставки дизеля на передовую.

От страха у Влада тряслись колени. Решение предложил другой водитель. По пути он рассказал, что военные, которые провозят топливо через Крым, едут в составе колонны под охраной военной полиции. Поэтому на границе их не останавливают и не проверяют. Иногда водители бензовозов берут с собой пассажиров. Влад снова переоделся в форму, нашел нужного человека и успешно выехал из неоккупированной части Украины.

На трассе в Крыму Владислава ждал отец на своей машине. Добравшись до Волгограда, парень сразу поехал к жене. Он знал, что назад не вернется.

— Первую неделю дома было абсолютно безопасно, меня не искали, так как командир одобрил мне этот неофициальный отпуск. В течение недели мы с женой обсуждали, что делать. Она меня сразу поддержала.

Сначала Влад планировал прятаться в Волгограде. Он был готов к тому, что его могут найти и посадить. Страшнее тюрьмы была вероятность того, что найдут, увезут на передовую и застрелят:

— Истории с «обнулением» давно не секрет. Застрелят свои вообще без проблем. Тем более это чеченцы, безумно агрессивные люди, особенно те, которые побывали на передовой. Это, наверное, самое страшное. Даже сидеть не так страшно, наверное. Хотя тоже непонятно, что в тюрьме будет происходить.

К концу отпуска нервы Владислава были на пределе и он решил уехать на Север, подальше от региона прописки, где его будут искать. В свободную квартиру на Ямале дезертира согласились пустить одни знакомые, отвезти из Волгограда за три с лишним тысячи километров — другие. Дорога заняла трое суток. Влад боялся, что его засекут дорожные камеры, поэтому весь путь просидел на заднем сиденье, за тонированными стеклами.

Влад уехал один. Полина осталась дома.
— Думал, если будут искать, возможно, придут и к жене. И тогда она сможет сказать, что понятия не имеет, где я. Было бы подозрительно, если бы жена тоже пропала.

На севере Влад провел девять месяцев, с мая 2023 года по февраль 2024-го. Все это время он получал военные выплаты.

[…]

В январе домой к родителям Влада пришли в первый раз. Мужчин было двое, чеченец в военной форме, второй — сотрудник военкомата в штатском. Сказали, что их сын либо сбежал, либо пропал, либо что-то с ним случилось, может быть, он погиб. Влад предполагает, что если бы он был у родителей, его бы скрутили на месте и увезли.

Поговорив с отцом и матерью, Влад собрал вещи и связался с организацией «Идите лесом», они построили ему маршрут. Владу нужно было успеть на конкретный поезд и тем же вечером вылететь в Ереван. На дорогу с Ямала на другой конец страны оставалось четыре дня. Самый безопасный путь был на автомобиле. Его Влад купил на деньги, отложенные с военных выплат.

— Всю дорогу жена была за рулем, я — на заднем сидении. Ехали мы примерно дня три-четыре. Ночевали в машине. Я безумно благодарен своей жене. Такую дорогу проделать одной очень тяжело.

Влад сел на поезд, Полина вернулась в Волгоград. Она осталась в России, потому что Влад не знал, сможет ли обеспечить ей нормальные условия для жизни в Армении («Я очень ценю свою жену, очень ее люблю и хочу для нее максимально хороших условий»), а девушка не хотела бросать их четырех кошек.

В Ереване у Влада начались паника, безумный стресс и тоска. Он снял комнату и первое время питался только дошираком и «Колой». Больше всего Влад хотел в Европу. Куда — неважно. В конце октября Влад и еще три российских дезертира впервые приехали во Францию.

За месяц до этого Влада объявили в федеральный розыск: карточка с его данными есть на сайте МВД России. Это не помешало дезертиру покинуть Армению, хотя он очень переживал, что его скрутят прямо в аэропорту Еревана. Он предполагает, что информация просто не успела дойти до пограничников, поскольку в розыск его подали за неделю до вылета.

В 2023 году Национальный суд Франции по вопросам права на убежище (CNDA) постановил, что российские дезертиры и отказчики могут получить в стране статус беженца. С тех пор CNDA предоставил такой статус ста двум россиянам, бежавшим от мобилизации, но дезертиров, принимавших участие в боевых действиях, среди них нет. Владу и Ивану удалось попасть во Францию благодаря усилиям правозащитников из организаций InTransit, Russie-Libertés и других.

Несмотря на трудности, во Франции Влад чувствует себя спокойнее и бодрее, чем в Армении. Кажется, время безумного стресса подходит к концу. Теперь он думает о будущем, а не боится, что в любую минуту его погрузят в багажник и увезут в Россию.

Сергей и Алексей. Москва — Псков — Таллинн

Точной даты побега у братьев не было. За них ее назначил Евгений Пригожин. В пятницу, 23 июня 2023 года, владелец ЧВК «Вагнер» начал вооруженный мятеж. По информации из воинской части Сергей понял, что командир может отправить его бригаду «отбивать» Москву от Пригожина. В этот же день, двадцать третьего июня, Сергей и его младший брат Алексей сказали родителям, что едут в отпуск, и улетели в Москву, а оттуда в Псков. С собой взяли минимум вещей, положив в рюкзаки по паре футболок, носков и сменное белье.

Утром 25 июня 2023 года братья заселились на псковскую базу отдыха. Взяли там велосипеды и поехали в сторону леса. Они задумывали это выезд как разведку, но в итоге он стал решающим. Через час парни бросили велосипеды и пошли пешком. В пути сосредоточенно молчали. Вскоре они заметили полосатые пограничные столбики. В этот момент пришло сообщение от мобильного оператора: «Добро пожаловать в Эстонию». Весь путь от турбазы до соседней страны занял меньше трех часов.

[…]

— Размышляя о побеге, я все время вспоминал истории людей, которые сбегали из Советского Союза. Я тоже хотел совершить подобный поступок. Кто-то бы сказал, что это безответственно. Но для меня это, наоборот, громадная ответственность за свою жизнь, — объясняет Сергей.

Двадцать пятого июня братья оказались в Эстонии.
— Представляя себе наш побег, я переживал, накручивал. В процессе все оказалось гораздо проще. А когда перешли границу, расслабился полностью. Я почувствовал удовлетворение даже просто от видов вокруг. До этого была какая-то необработанная, неаккуратная местность без дорог, а после границы все ровненькое, ухоженное, — делится впечатлениями дезертир.

Следующий пункт плана — сдаться эстонским пограничникам. Не зная, где их искать, братья двинулись в сторону ближайшего поселка. Было воскресенье, поселок как будто вымер. Наконец Алексей и Сергей встретили мужчину, который косил траву по соседству с домом престарелых. Подойдя к нему, беглецы объяснили ситуацию. Эстонец говорил по-русски и вызвался отвезти их до погранпоста. Но этого даже не потребовалось: пока они разговаривали, мимо ехала машина пограничников. Тормознув ее, россияне попросили международной защиты и сдались.

Потом были опросы на пограничном пункте и сорок восемь часов в полицейском участке. Суд постановил отправить Алексея и Сергея в Центр временного содержания для нелегальных мигрантов (ЦВСНМ) в Таллине. Туда направляют иностранцев, у которых отсутствует законное основание для нахождения в стране и они ждут решения по ходатайству об убежище или подлежат высылке на родину. Там братья провели шесть месяцев — столько времени заняло решение суда о предоставлении им убежища и выдача документов.

О своем побеге братья сообщили родителям только из Центра для мигрантов. Те восприняли новость спокойно и доверились решению сыновей.

Николай. Ростов — Москва — Ереван — Буэнос-Айрес

В лесополосе у Новомихайловки Николай копал траншеи почти полгода. В сентябре его вместе с подразделением отправили на учебный полигон неподалеку от Донецка. Там вместе с бывшими заключенными они учились стрелять из разных видов оружия. Коле достался пулемет. Так бойцов готовили для участия в штурме, запланированном на конец сентября. У Николая были другие планы.

В полночь, за пару дней до штурма, Николай вызвал такси в пункт постоянной дислокации «Шторма». Накануне он придумал новый план: парень собирался уехать в Донецк и снять там квартиру, а оттуда заказать в даркнете российский паспорт на другое имя. По своему паспорту военнослужащий не мог пересечь границу, разделявшую оккупированные территории и Россию.

План поменялся, когда за Николаем приехало такси. Военный и водитель общались намеками, но поняли друг друга. Таксист предложил свою помощь в побеге. Цена вопроса — пятьдесят тысяч рублей. Было понятно, что для него это не впервой. Николай говорит, что довериться незнакомому человеку ему было не страшнее, чем осуществить изначальный план выехать из страны по поддельному паспорту.

Доехав до Донецка, Николай вместе с таксистом пересели в другой автомобиль, грузовой. Для грузового транспорта предусмотрен отдельный КПП, досмотр на нем не такой тщательный, как на погранпункте для военных и легковых машин. Таксист помог придумать Николаю легенду для блокпоста, мол, он едет в Ростов за стройматериалами и скоро вернется. Проблем с пересечением границы действительно не было. На российской территории мужчины попрощались. Коля вызвал еще одно такси и ранним утром добрался до Ростова-наДону. По дороге его мобильный телефон разрывался от неотвеченных звонков командира.

Подождав на улице открытия магазинов, в первом же супермаркете Николай купил джинсы и рубашку. Переодевшись, на Blablacar добрался до Москвы. Российский паспорт у Николая был с собой, а заграничный ему привезли друзья. Из Шереметьево он вылетел в Ереван. Все это случилось в один день.

В Армении Николай сидел до начала 2024 года. Периодически из части звонили его матери, обещали все уладить, если сын явится с повинной, — типичное вранье силовиков. Десятого января от прежнего сослуживца Коля узнал, что на него открыли уголовное дело за самовольное оставление части. Через две недели после этого домой к его арендодателю в Ереване пришли военные. Подробностей Николай не знает, но испугался, что приходили по его душу, и решил двигаться дальше.

С загранпаспортом без визы у Николая было немного вариантов. Он выбрал Буэнос-Айрес. Перелеты через Тбилиси, Катар и Сан-Паулу заняли почти двое суток. Из аэропорта он поехал сразу в хостел, а через три дня снял комнату.

Виктор. Луганск — Сахалин — Армения

В последних числах июля Виктор и еще пять контрактников из другой бригады снова «переехали». Из ИК-19 их привезли лес неподалеку от поселка Попасная все там же, на Луганщине. Там замполит 57-й гвардейской мотострелковой бригады полковник Игорь Горюшкин предложил Вите продолжить службу на должности наводчика-оператора беспилотников либо механика-водителя или же отправиться в штурмовой отряд ЧВК

«Вагнер». Виктор отказался воевать в любом качестве. Горюшкин был краток: «Хорошо», — ответил он.

После разговора с полковником Горюшкиным шестерых военнослужащих привезли на место дислокации «Вагнера». Контрактников отправили спать в соседний дом, а Виктора кинули в подвал. На двери повесили растяжку с гранатой.

— У них там генератор работал, и газ от него спускался в подвал — нечем было дышать. Я спал на ступеньках, там вот такая (разводит большой и указательный пальцы сантиметров на десять) щель в двери была. Я дышал в эту щель, но все равно воздуха не хватало, — говорит офицер.

На следующий день, двадцать девятого июля, его засунули в пикап на базе УАЗ «Патриот». Он успел послать отцу свою последнюю геолокацию — поселок Троицкой в Донецкой области — и выкинул телефон. По дороге его снова угрожали «обнулить». «Спрыгну по дороге и лес найду, где можно убежать», — подумал Виктор, сев в пикап. «Если спрыгнешь, мы даже задумываться не будем, мы в тебя весь рожок выпустим», — сказали вагнеровцы, словно прочитав его мысли.

Виктора привезли в город Светлодарск Бахмутского района. Там в бывшем дворце культуры базировался один из штабов ЧВК «Вагнер». Командовал мужчина в гражданской одежде. Виктор знает только его позывной — «Дикий» — и помнит некоторые приметы: «Здоровый, ростом метр девяносто и, судя по специфическому акценту, кабардинец». Кроме него в кабинете, куда завели Виктора, было пять вооруженных людей в одежде расцветки «мультикам».

Первое, что сделал «Дикий» — двинул Виктору кулаком в челюсть.

— Чтобы ты понимал, куда приехал. — Да я понимаю, — ответил Виктор.

После приветствия «Дикий» устроил Виктору допрос. Как бы ни отвечал пленник, его все равно били:

— Вопросы были провокационные, типа «Как воюет армия Украины?». Скажешь «плохо» — получишь, потому что они на самом деле они хорошо воюют. Скажешь «хорошо» — получишь, потому что это значит, что я за украинцев. Как ни ответить, один фиг получишь. И ногами, и кулаками. У меня лицо опухшее было, как две мои головы, гематомы появились.

После четырех часов избиений «Дикий» сказал:
— Он мне надоел. Тащите его на улицу, будем его «обнулять».
Два человека схватили Виктора под руки и вытащили во двор дворца культуры. «Дикий» сказал:
— Твое начальство уже дало согласие на твое «обнуление». Поедешь домой «двухсотым», а легенда, что ты погиб геройской смертью, уже придумана.

Только в этот момент Виктор по-настоящему испугался. «Дикий» скомандовал пленнику сесть на землю. После этого приставил дуло пистолет Макарова к его голове и сказал считать до десяти. За отказ «Дикий» несколько раз ударил Виктора рукояткой пистолета по затылку. Виктор почувствовал как по спине и лицу потекла кровь.

Передумав, «Дикий» приказал лечь на землю: — Ложись! А то твои мозги по стене разлетятся.

Виктор лег, но считать до десяти снова отказался. Тогда «Дикий» перевернул его на живот и опять стал бить рукоятью пистолета по затылку. Кровь полилась еще сильнее.
Наконец один из присутствующих вооруженных людей из ЧВК «Вагнер» сказал:
— Не надо его «обнулять». Парнишка даже глядя в глаза смерти выделывается. Я его к себе заберу.
На предложение «вагнеровца» поехать не на передовую, а на такелажные работы избитый согласился. Его подняли на ноги и повели обратно во дворец культуры.

На следующий день «вагнеровец» забрал Виктора в тыл, в поселок Троицкое. Там лейтенант присоединился к еще к восьми военнослужащим на работах: грузили тяжелые снаряды в КАМАЗы. Одним из них был Сергей Сухоруков.

За сыновей боролись родители не только Виктора, но и нескольких других отказников. Среди них и мать Сухорукова. Через несколько дней в ЧВК Сергей сказал Виктору, что сегодня их эвакуируют. Виктор не поверил, но это оказалось правдой. Им с Сухоруковым официально дали отпуск.

Благодаря настойчивости родителей имя Виктора появилось в списке на эвакуацию. Тринадцатого августа в оккупированном Луганске молодой человек встретился с отцом и мамой, вместе они уехали в Россию.

Виктор — единственный военнослужащий офицерского состава ВС РФ, которому удалось спастись из «Центра отказников». Остальные пять офицеров, бывшие там вместе с ним, до сих пор числятся пропавшими без вести. Виктор помнит имена четырех из них: Дмитрий Щербинкин, Сергей Родин, Руслан Леванов и Дмитрий Волков. На момент попадания в плен им было от двадцати шести до тридцати одного года.

Четырнадцатого августа Виктор был дома и уже через три дня прилетел в Москву. Там он встретился с военным адвокатом Максимом Гребенюком. Он передал защитнику документы для подачи в Следственный комитет. В том же заявлении, в котором офицер перечислил имена всех находившихся с ним в Брянке пленных, он просил привлечь к уголовной ответственности полковника Александра Малинина за превышение должностных полномочий с применением насилия (ч. 3 ст. 286 УК РФ), а также неустановленных лиц — за незаконное лишение свободы (ч. 3 ст. 127 УК РФ). Ответа на заявление Виктор на момент написания этой книги не получил.

Из Москвы Вите пришлось вернуться в свою воинскую часть на Сахалине. Уволиться он не успел — 21 сентября 2022 года началась мобилизация. Следующие два года его пытались отправить обратно на войну, но Виктору удавалось «гаситься» по состоянию здоровья.

В июне 2024 года пришел рапорт о переводе Виктора в «ДНР». Лейтенант понимал, что если его туда отправят, придется снова участвовать в боевых действиях. Он тянул время, ложась в больницу, потом написал жалобы в прокуратуру, но решение признали законным.

— Выбор у меня небольшой был. Я думал в тюрьму сесть, но брат через знакомых узнал, что в тюрьме делать нечего, потому что некоторых там заставляют подписать контракт.

В начале июля он улетел с Сахалина в Армению. Уголовное дело за самовольное оставление части или дезертирство против Виктора не открыли, но в безопасности он себя не ощущает. Хотел бы уехать к родственникам в Германию, однако без загранпаспорта это невозможно. Он понимает, «что пока „дед“ не помрет, в Россию мы не сможем заехать».

Андрей. Уфа — Армения — Германия

Сначала они, как и первая партия больных и раненых, должны были пройти ВВК по месту жительства. Но их не выпускали с территории полуострова <Крыма — The Insider>. А через несколько дней офицер прислал в чат сообщение, что их роту полностью уничтожили и в следующий штурм они пойдут вместо погибших.

Андрей рассказал, что крымские врачи всех признавали годными. Даже мужчину, который в бою потерял глаз, и парня с гепатитом и ВИЧ-инфекцией. Местный медик сжалился и написал в чат, что на ВВК никого не отпустят и никого не комиссуют, и поставил военнослужащих перед выбором: вернуться на «передок» или уйти «в Сочи».

Шестеро из семерых товарищей «Котэ» послушали совета медика и сбежали. Один остался дальше служить. От него Андрей знает, что зимой 2023–2024 годов в их части недосчитались двухсот или трехсот военных, а это примерно три роты. На этот раз беглецам повезло, что почти все личные дела потеряли, а без этих данных командиры просто не знают, кого искать.

У хоккеистов есть примета. Они верят, что борода приносит удачу в игре, поэтому не бреются во время игр плей-офф. Три месяца на войне — самой опасной игре в своей жизни — Андрей тоже не брился. А за день до побега, в конце января, сходил в парикмахерскую. Товарищи все поняли: «Ну все, значит, ты не вернешься».

На рынке Андрей купил гражданскую куртку и спортивные штаны. Сходил в часть отметиться — и через два дня сбежал. Его российский паспорт сгорел в блиндаже во время одного из налетов ВСУ, поэтому билет на поезд до Сочи «Котэ» купил по военному билету. Он боялся, что там его встретит военная полиция, поэтому вышел на две станции раньше. Оттуда поехал на попутках домой.

Дорога в две тысячи километров с юга России в Башкортостан заняла у Андрея двое суток без остановок. Он писал мне по дороге, отправлял фото бесконечного зимнего шоссе. Дома его ждали мама и накрытый угощениями стол. Андрею казалось, что это сон.

— Я горжусь тем, что никого не убил. Но совесть все равно гложет. Потому что когда уехал на войну, на своей странице «ВКонтакте» агитировал подписчиков следовать моему примеру. Выкладывал свои фотографии с сослуживцами, писал, что мы едем убивать нацистов. Когда до меня дошла правда, я все удалил.

Наконец-то оказавшись дома, Андрей пытался привыкнуть к мирной жизни. Но каждую минуту боялся, что за ним придут и вернут на войну. Это для него было страшнее тюрьмы.

— Первую неделю я был как на измене. Все время параноил. Из дома если и выходил, прятал лицо.

В один особенно тяжелый день Андрей напился и решил, что не может так дальше жить. Он не пытался снова убить себя, но его дальнейший поступок мог стать для него своего рода самоубийством. Андрей пошел в военную прокуратуру Уфы — сдаваться.

— Я объяснил, что дезертировал, потому что не получал лечения и на меня забили болт. Сотрудник проверил по базе, что я не в розыске, и сказал: «Не майся дурью, протрезвей. Когда на тебя ориентировка придет, мы тебя сами найдем».

Уговаривать сотрудника прокуратуры Андрей не стал и вернулся домой. Но время от времени напивался.

С февраля по май Андрей жил у родителей друга. У них дом в лесу, до ближайшего магазина километров шестьдесят. Андрей решил, что там его точно искать не будут. Но нервы все равно были на пределе.

— Один раз сено раскидывали, КАМАЗ вдали проехал, и шум был похож на летящую мину. Я упал, друг засмеялся: «Не бойся, это же машина едет». Еще он слышал, как я кричал во сне. Мне постоянно снились трупы и обстрелы. И до сих пор снятся.

Вернувшись в родной город за лечением, беглец его не получил. Он ходил к психиатру, просил положить его в больницу. Отказали. Сказали решать все вопросы с лечением через военную комендатуру, куда он пойти не мог. Физическое здоровье дезертира ухудшилось: печень болела, в туалет стал ходить с кровью. Но снова идти к врачу все равно боялся. В любой момент его могли объявить в розыск, а после этого в медицинские учреждения приходит ориентировка.

— Если бы поймали, не было бы никакого суда, сразу отправили бы в «Шторм-Z»*. И домой я бы в гробу вернулся.

В Уфе больше оставаться нельзя, решил Андрей. По совету правозащитного проекта «Идите лесом» он планировал добраться до Армении, оттуда — в Германию и запросить политическое убежище прямо в аэропорту.

Андрей выбрал Германию не просто так. Через неделю после начала мобилизации канцлер Олаф Шольц объявил о готовности предоставить защиту россиянам, отказавшимся участвовать в войне против Украины, — в том случае, если они пройдут проверку безопасности**. По данным Федерального ведомства по делам миграции и беженцев (BAMF), в Германии за 2022 год были зарегистрированы 1 223 ходатайства о предоставлении убежища от граждан РФ мужского пола в возрасте от 18 до 45 лет. Почти все из них, 1150 заявок, поданы после начала российского вторжения в Украину. В 2023 году прошений было уже 3 071. Доля позитивных решений о предоставлении политического убежища или гуманитарной визы составила в 2022 году лишь 7,2 процента, в 2023 году — 8 процентов.

При этом 1 251 ходатайства за эти два года Германией перенаправила на рассмотрение в другие страны ЕС в соответствии с Дублинским соглашением. Согласно им, за рассмотрение прошений беженцев в Евросоюзе несет ответственность либо страна первого въезда в ЕС, либо страна, выдавшая визу. Если человек пересек границу с Хорватией, а убежище запросил в Германии, его могут депортировать в Хорватию, чтобы он там подавал заявления на убежище. Таким образом сотни россиян, подавших после начала войны в Украине прошение об убежище в Германии, так и не смогли добиться одобрения их ходатайств.

Отъезду Андрея из России мешало отсутствие как внутреннего паспорта, так и заграничного. С этой проблемой Андрей снова обратился в «Идите лесом». Там дезертира убедили в том, что пока на него не заведено уголовное дело, восстановить российский паспорт безопасно. Андрей рискнул и действительно без проблем сделал паспорт, причем всего за неделю. Сразу после этого он оформил и загранпаспорт.

С документами на руках Андрей стал готовиться к путешествию в один конец. Продал машину, выставил на продажу дом, отвез любимого пса маме. Мать Андрея плакала, волновалась, как сын будет жить за границей без знания иностранного языка.

— У моей мамы семь пятниц на неделе. Поговорит со мной и вроде все начинает понимать. А пообщается со своим сожителем или с моей сестрой, так Путин снова святой, — говорит Андрей.

В такие моменты мать пыталась отговорить единственного сына от отъезда. Как-то они пили чай и смотрели по телевизору шоу «Вечер с Владимиром Соловьевым». Главный российский пропагандист, как всегда, эмоционально доказывал, что дезертиры должны получать прощение кровью. Мама Андрея сразу передумала: «Беги. Главное, чтоб живой был». Андрей тогда признался мне: лучше жить в чужой стране, но свободно, чем бояться, что дома за ним придут и пошлют на смерть.

— Не хотел я больше за эту страну воевать и в ней жить, пока везде коррупция и обман. Мне стыдно за Россию. Как-то смотрел видео на ютубе, как хоронят украинского военного, и заплакал. Мне очень жаль этих парней. У них нет шансов* стать, как я, «пятисотыми».

Андрей взял с собой минимум вещей. Пару футболок и шорт, нижнее белье, ноутбук и семейные фотографии. Родственники на прощание подарили Андрею мобильный телефон, но не обошлись без нравоучений: «Дурак, зачем на войну пошел? Сейчас бежать приходится». Они думали, что Андрея в Германии заберут в рабство или отправят в ВСУ. Андрей свое волнение никому не показывал, говорил: «Все будет хорошо, я же везучий».

Я общалась с Андреем почти год. И тоже заметила, что ему необычайно везет. Повезло не участвовать в штурмах. Повезло выжить в полевом госпитале. Повезло до сих пор получать все огромные выплаты, положенные контрактнику (гроши ему приходили только в первые месяцы на войне. Теперь это не мизерные двадцать пять тысяч, а в десять раз больше). С момента побега до этой осени за счет минобороны Андрей стал богаче как минимум на два миллиона рублей. Почему ему до сих пор приходит зарплата, дезертир не знает, но жить за счет государства ему нравится. Недавно, уже будучи в Германии, он рассказал мне, что купил новый мобильный телефон — iPhone 16 Pro Max, который стоит 1499 евро. Делясь новостью, он написал: «Бедные наглые беженцы, айфоны заказывают». И добавил смеющийся эмодзи.

Перед этим банковский счет Андрея заблокировали. Он не растерялся и написал жалобу в министерство обороны и управление президента по работе с обращениями граждан и организаций. Сообщил, что он «участник СВО» и спросил, на каких основаниях заблокировали его карту. Из управления президента ответили, что перенаправили его жалобу в генпрокуратуру.

Через четыре дня карту разблокировали. Почти сразу на нее пришло двести пятьдесят тысяч рублей зарплаты и семьдесят пять тысяч ветеранской пенсии.

А пока, в апреле 2024 года, Андрей заканчивал приготовления к отъезду. В социальных сетях он нашел объявление междугородного такси, договорился с водителем. Днем двадцать седьмого апреля водитель забрал дезертира в Уфе и через сутки доставил в город почти в двух тысячах километрах от дома. Оттуда Андрей прилетел в Ереван. Когда он выехал из России, понял, что все остальное будет не таким страшным.

— Свалил я вовремя. Через несколько дней к маме домой пришли люди в военной форме, спрашивали, где я. Она сказала: «Ну где? На СВО, наверное». Я думаю, они боятся в розыск меня подавать, потому что в феврале, когда я дезертировал, из этой же части сбежали еще человек двести-триста. То есть комендатуре невыгодно такую информацию обнародовать.

Как и для многих других российских дезертиров, самым сложным в Армении оказалось уехать оттуда. У Андрея получилось только спустя четыре месяца. В мае Андрей в первый раз попробовал осуществить свой первоначальный план — запросить политическое убежище в берлинском аэропорту. Для этого он купил билет в Анталью с пересадкой в Берлине. На рейс в Ереване его не пустили: с красным российским паспортом нельзя. Вторая попытка провалилась по той же причине.

После неудачных попыток улететь в Европу Андрей пошел в посольство ФРГ в Ереване. В посольстве долго изучали его военный билет и другие документы, в итоге приняли. Но позже в убежище отказали, посчитав Армению безопасной страной. Что не совсем так. Известен один случай, когда Армения выдала России дезертира — мобилизованного Дмитрия Сетракова в декабре 2023 года. Еще одного, Анатолия Щетинина, российская военная полиция не пустила на рейс и передала армянским пограничникам (российские пограничники работали на КПП в аэропорту «Звартноц» вместе с армянскими согласно межгосударственному договору с 1992 года. В марте 2024 года Армения направила в Россию официальное письмо с просьбой прекратить деятельность пограничников ФСБ РФ в аэропорту Еревана. Тридцать первого июля эфэсбэшники покинули «Звартноц».

Андрей не сдался и отправил документы на испанскую шенгенскую визу. Испания, как и Германия, ему отказала. На этот раз из-за «отсутствия обоснований цели и условий предполагаемого пребывания».

В это время Андрей познакомился с Владимиром, который тогда жил в Грузии и тоже пытался добиться от Евросоюза предоставить ему убежище. В мае Андрей прочитал статью о том, как беженцы попадают в ЕС через боснийско-хорватскую границу. Вместе с Владимиром они решили попробовать пройти «Балканский маршрут» и добраться до Германии. В начале августа им это удалось.

Владимир. Оренбург — Москва — Грузия — Арабские Эмираты — Германия

Двух дней в Амурском батальоне Владимиру хватило на то, чтобы решиться на побег. Он написал в организацию «Идите лесом». Ее волонтеры составили маршрут и посоветовали взять отпуск по семейным обстоятельствам. Владимир подделал старую справку о серьезной болезни близкого родственника, отредактировав дату в фотошопе. Полковник Ем несколько раз отказывал Владимиру в отпуске. Пока, наконец, в июле не согласился.

Домой лейтенант не вернулся. Из Оренбурга он уехал в Москву, оттуда улетел в Грузию.

Через два дня после побега жене беглеца стали звонить и отправлять сообщения военный следователь и командир части. Говорили, что на Владимира открыто уголовное дело за самовольное оставление части. И просили передать, что, если беглец вернется, они все уладят и дело закроют. Жена блокировала номер, они писали с другого. После этого женщина с детьми уехала к свекрам.

Никого из членов семьи Владимир не видел уже больше полутора лет. Его жена, сын и дочь очень хотели приехать к нему, но денег не было даже на туристическую поездку, тем более на то, чтобы жить в Тбилиси всей семьей. Стоимость аренды жилья, цены на продукты и другие траты выросли в разы после того как Грузия приняла у себя десятки тысяч российских релокантов, бегущих от войны.

— Когда уезжал из России, я снял со счета все свои сбережения. Поэтому я был более-менее спокоен, рассчитывал жить на эти деньги во Франции, пока учу язык, ищу работу. Потом семью перевезти. Изначально я рассчитывал на это. Но все пошло не по плану.

Весной Владимиру пришлось переехать туда, где дешевле аренда жилья. В Тбилиси он снимал комнату за триста долларов, в Батуми — за двести. Через полгода с момента побега Владимир начал искать работу, но без знания грузинского или английского его не брали даже мыть посуду.

— По моей специальности я мог только петь русские народные песни на улице. Но это тоже опасно. Поэтому деньги я экономил. Комнату снимал дешевую. Очень тяжело в эмиграции из-за того, что никто ничего не подсказывает, и ты не можешь сказать, кто ты, чтобы найти хотя бы друзей и работу.

Владимир хотел получить убежище во Франции, поскольку эта страна заявила о готовности помогать российским дезертирам. Он обращался за помощью в разные правозащитные организации, но никто не помог.

— Когда я уходил из армии, я думал, что государство Россия — это зло, оно не думает о людях. Но сейчас меня уже подташнивает даже от Европы. Им совершенно плевать на таких, как я. Я не говорю, что они нам чем-то обязаны. Но лучше бы просто не обещали. А если обещали — помогите. Но им совершенно без разницы, что с людьми. Я пожалел, что поверил в то, что Германия и Франция готовы принимать дезертиров. А многие просто переходили границу с Финляндией. Это намного легче. Или вообще надо было три года отсидеть в колонии-поселении, как несколько моих сослуживцев. Там нормально: утром поработал, вечером пришел в свой барак, телевизор есть, куда хочешь выходи. Конечно, это лучше, чем сейчас, — делился со мной переживаниями Владимир в июне. Во время того разговора я заметила, что, хоть он и держится молодцом, его силы и нервы на пределе.

— Организации кричат со всех углов: «Дезертируйте, не соглашайтесь на преступные приказы». Я совершенно согласен. Но что дальше? По отношению к моей семье я тоже совершил преступление — оставил их без средств к существованию и не вижусь с ними. Говорите правду: «Ребята, вы уедете, а вас там ждет неизвестность. Вам никто там не поможет». Антивоенные организации и правозащитники призывали выходить за Навального. Меня удивляет, что организации, которые занимаются нашими проблемами, не призывают уехавших россиян выйти к посольствам или просто на улицы с требованием дать дезертирам визы. Мы сами не можем этого сделать. Я бы с удовольствием вышел даже в одиночный пикет, но в Грузии меня сразу схватят и депортируют в Россию, а там посадят или отправят на войну. Поэтому я даже не могу защищать свои права на жизнь, на безопасность. Какой-то тупик. Обидно, что мы выброшены и не нужны никому.

Владимир даже написал манифест дезертиров. Правда, так его и не опубликовал.

[…]

Тогда же Владимир поделился со мной новым планом: добраться в Германию через другие страны, в которые россиянам не нужны визы. В путь они отправились на пару с Андреем — героем предыдущей главы.

Из Абу-Даби оба мужчины должны были вылететь в Сараево. Из-за овербукинга их рейса они задержались в ОАЭ почти на неделю. За счет авиакомпании они провели это время в отеле. Как писали мне Владимир и Андрей, только находясь за пять тысяч километров от России, им наконец удалось расслабиться. Они присылали мне фотографии у бассейна, белоснежной мечети шейха Заида, а также видеозапись прыжка с «Бурдж-Халифа» в Дубае, самого высокого небоскреба в мире. Желание попробовать себя в бейс-джампинге Андрей объяснил тем, что пить больше не хочет, а его организму в стрессовой ситуации нужен какой-то наркотик — им стал адреналин.

Из Сараево дезертиры доехали на автобусе до приграничного Новиграда. Перейти границу Боснии и Герцеговины с Хорватией им удалось без проблем. Пограничники досмотрели их личные вещи и заполнили заявления на убежище.

— Офицеры были супервежливы и ни до чего не докапывались, — рассказал Владимир. — Сначала забрали у меня блок сигарет, так как можно только две пачки. Но потом догнали, отдали и сказали: «Тебе нужнее».

Через полчаса за ними приехал правозащитник немецкой организации и отвез в полицейский участок Германии. Там у них сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и выдали миграционные листы, свидетельствующие, что они пересекли границу и направлены в лагерь для временного размещения беженцев. О причинах, по которым они уехали из России и почему хотят попасть в Хорватию, их не спрашивали ни на границе, ни в полиции.

Друзей принял лагерь для беженцев в городе Элльванген под Штутгартом. Первые два месяца они жили в одной комнате. Затем Владимира распределили в отдельное жилье в другом городе, а Андрея отправили в психиатрическую больницу: он решил, что с заключением местного психиатра его шансы на «Дублин»* фактически нулевые. В больнице ему очень нравится. Судя по его рассказам и фотографиям, немецкая лечебница похожа на дорогой санаторий, а не место карательной психиатрии, как в России.

Юрий. Алтайский край — Сибирь — Ленинградская область — Финляндия

Пока Юра с женой путешествовали по России (так их бегство называет Ксения), к родителям дезертира пришли с обыском силовики. В постановлении родители Юры прочитали, что на сына заведено дело о дезертирстве.

Первая мысль об отъезде из России у Юры появилась зимой. Тогда он узнал из новостей о двух жителях Чукотки, которые после начала мобилизации на лодке добрались до Аляски и запросили политическое убежище в США. Путь Юрия к новой жизни был не менее экстремальным.

У супругов были загранпаспорта: до войны они хотели провести медовый месяц в Испании. Но у всех офицеров загранпаспорта забрали в штабе округа. Юра понимал, что выбирает страну, в которой проведет как минимум следующие несколько лет, и подошел к выбору серьезно. По разным причинам он вычеркнул из списка самые популярные у дезертиров страны (Казахстан, Армению и Грузию), а также Турцию и страны Балтии. И остановился на Финляндии.

Тринадцатое октября он помнит в деталях. Ксения уехала в город погулять с подругой, а Юрий весь день решал свои «моральные дилеммы». Вечером, когда жена вернулась домой, он сообщил ей о своем решении дезертировать. Ксения обрадовалась и сказала, уедет вместе с ним.

— У меня не было мысли не ехать. Это мой человек, с которым я хочу всю жизнь провести. И мне было очень страшно, что он умрет, — говорит Ксения.

На следующий день Юрий стал готовиться к побегу. Знания, полученные в военном училище, помогли спрятаться и замести следы. Он купил себе и жене незарегистрированные сим-карты и новые телефоны. С полученных за ранение трех миллионов рублей выплатил восемьсот тысяч долгов и кредитов. Оставшиеся снял со счета.

Скрываться Юрий планировал в России.
— Я Россию покидать не хотел. Последние полгода в голове часто крутилась фраза из песни «Государство» группы Lumen: «Я так люблю свою страну и ненавижу государство». Страну я действительно люблю. Мне там все нравится: и люди, и природа, и города. А к государству у меня ненависть. Я не фанат Путина.

Ксения тоже очень злится на Путина из-за войны, но разделяет идею коллективной вины:

— Мы все виноваты в том, что сейчас творится. Все продолжают делать вид, что все в порядке. Но я могу понять таких людей, потому что пока это их не коснулось, они не понимают. Люди не понимают, что война началась не в момент мобилизации, а тогда, в феврале. Может быть, если бы не Юра, я такой же была бы и никогда этого не поняла.

Ксения и Юрий были в бегах четыре месяца. За это время они поняли: это не жизнь. Вдвоем они ютились в съемных квартирах, передвигаясь на BlaBlaCar по Алтайскому краю и Сибири.

[…]

Свой маршрут из Ленинградской области в Финляндию он построил сам. Рано утром в воскресенье, 12 февраля 2023 года, Юра уже был в карельском поселке Ихала. От него до финской границы десять километров по трассе, через лес — все пятьдесят. На улице было минус двадцать пять градусов. Юрий попрощался с Ксенией, встал на лыжи и двинулся в долгий путь. Жену дезертир с собой не взял, понимая: дорога в зимнем лесу будет сложной и опасной.

За плечами у него висел походный рюкзак, в нем — навигатор и запасные батарейки, несколько химических грелок, спасательное одеяло, каталитическая вода, белый маскировочный халат, теплые вещи и сытные конфеты с халвой. Телефон он выключил и завернул в фольгу, чтобы его сигнал не поймали.

Пробравшись через густой лес и сугробы, Юрий нашел тропинку от снегохода. По ней он шел почти десять километров. Потом снег стал слишком плотным, Юра снял лыжи и вез на них рюкзак как на санках. Из-за неровностей местности он пропетлял лишние десять километров, пока не вышел к озеру.

В полдень Юра дошел до озера Сайма и несколько часов ждал наступления сумерек. В темноте шел до глубокой ночи и только в два часа почувствовал, что выбивается из сил. Для энергии поел халвы. Вода в термосе уже замерзла, и Юрий стал есть снег. Беглец рассказывает:

— Я взобрался на очередной холм и упал. Сил встать не было. Решил пять минут полежать. Глаза открываю, на часы смотрю, оказывается, минут сорок-пятьдесят провалялся. Меня просто выключило. Больше я себе таких поблажек не давал. Немного согрелся и дальше пошел.

Несмотря на отличную подготовку, Юрий просчитался с обувью. Ближе к границе переставлять ноги стало сложнее, чувствительность в стопах почти пропала. Сил тоже не осталось. Он еле перелез через оказавшийся на пути полутораметровый забор. Навигатор показывал, что до границы еще метров восемьсот.

— Я думал, сейчас сирены взвоют и все подъедут. Но стояла абсолютная тишина. Дошел до этого озера, по которому граница проходит, увидел на островке пограничные столбы. У меня уже и второе, и третье дыхание кончились. Я понимал, что, если я сейчас здесь лягу, навсегда останусь отдыхать. Я после Украины смерти не так боялся. Понимал, что такое возможно, но обратно поворачивать не собирался.

У озера стоял домик пограничников. Свет в окнах не горел, строение выглядело заброшенным. Пришлось идти дальше. Еще по одной дорожке от снегохода он прошел километра три. Лыжи выкинул, просто не было сил их нести. Хотел достать из рюкзака теплую куртку, но не смог его снять: замерзшие руки не слушались. Юрий был в пути почти сутки.

Пройдя еще немного, он наткнулся на небольшое здание караула и частные дома. Юрий стучался в каждый дом, но ему никто не открыл. На дорожном знаке он увидел, что до ближайшего поселка целых девять километров. Двинулся в указанном направлении, и наконец ему встретился микроавтобус погранслужбы Финляндии.

— Они сначала оружие на меня навели, потом убрали. Посадили в машину. Я уже вообще не соображал и про свое состояние рассказать ничего не мог. Один из них начал мне обувь снимать, а у него ничего не получается: ботинки к ногам примерзли. Кое-как сняли. Ноги белого цвета.

Пограничники закутали Юрия в термоодеяла и вызвали скорую помощь. Ноги стали отогреваться и нестерпимо болеть. Парню вкололи сильное обезболивающее и привезли в больницу. Медики сфотографировали ноги Юрия и отправили фотографии пластическому хирургу, чтобы он решил: отрезать пальцы или есть шанс сохранить.

Трое суток Юрий провел в камере полицейского участка. К нему каждый день приезжали врачи скорой помощи и делали перевязку ног. Все пальцы остались на месте.

Пятнадцатого февраля его привезли в центр для приема беженцев.

Миграционный лагерь Юрию нравится. Финляндия тоже. В отличие от центра, где находился Сергей со своим братом <см. главу 3. — The Insider>, в Йоутсено разрешено покидать территорию лагеря. Во время нашего Zoom-созвона Юра разворачивает камеру ноутбука к окну и показывает мне места, где обычно гуляет: зеленое поле и дорога.

Сколько Юрий пробудет в лагере, неизвестно. Первый срок рассмотрения беженства — полгода — уже прошел. В августе срок продлили еще на пятнадцать месяцев.