Исповедь
«Исламское государство» терпит поражение, все меньше становится желающих отправиться туда и все больше — желающих вернуться оттуда. Среди последних немало женщин с детьми. The Insider уже писал о тяжелой доле женщин в ИГ, а теперь изданию предоставилась уникальная возможность пообщаться с россиянками, прошедшими полный путь от наивных девушек, уверенных в том, что отправиться в «Исламское государство» абсолютно нормально и «все так делают», до беженок, с риском для жизни сбежавших от террористов.
Загидат и Залина три с половиной года прожили в «Исламском Государстве». Им удалось сбежать лишь в 2017 году. Тогда из сирийских лагерей в Россию спецбортами вернули 21 женщину и 73 ребенка, но с ноября 2017 года, несмотря на одобрение президента и на все усилия правозащитников, вывоз женщин и детей был приостановлен. Загидат и Залина осуждены на долгие годы за пособничество терроризму, с отсрочкой на 14 лет (пока их дети не вырастут). В ноябре 2018 чеченская правозащитница Хеда Саратова привезла их на встречу с журналистами в Москву. Девушки очень не хотят сидеть. Поэтому готовы в мельчайших подробностях свидетельствовать обо всем, что произошло с ними в Исламском Халифате.
Часть I. В Ад
ЗАГИДАТ
Дагестан
В конце 2012 года я вышла замуж, и почти сразу я с ним уехала в Турцию. До этого я не была покрытая. Муж не такой был, чтобы воевать и так далее, но у нас вообще принято быть скромной. Короче, я покрылась, Ислам приняла, как он сказал. Не разводиться же из-за этого. И все, так уже всегда хожу. А раньше я в ансамбле «Талисман Дагестана» танцевала, по молодости. Мама меня на музыку отправляла, я играла на пианино. Закончила школу, поступила в университет на психологический, я дошкольный педагог-психолог. Правда, в мою профессию меня сейчас не допускают, потому что на мне уголовное дело.
Турция
Мой муж тогда таксовал в Стамбуле. Это был 2014 год, мы прожили в Стамбуле шесть месяцев. А оттуда потом он меня забрал в Сирию. В Стамбуле был вербовщик Абу Бакр, араб. Он нас отвез до границы. Там город Газиантеп, как деревня, а вокруг поле. Просто проходной двор — никакой проволоки, никаких заграждений, где граница — не понятно. И люди толпами переходят, по 100 человек, утром и вечером. Идут все, русские из Москвы, темнокожие из Америки, французы, индонезийцы — весь мир, короче.
Я вообще думала, там границы нет, что странами одобренное решение. Россия, Турция, они же входят в Мировую Восьмерку, я подумала, они решили это государство организовать, иначе почему там границы нет? Что это нормально, что все идут, кто хочет, кто считает нужным жить по Исламу. Даже турецкие вышки стояли, там турки с автоматами, они видели нас и не реагировали. А сейчас, кто хочет обратно выйти — снайперы в детей стреляют, по ногам, не выпускают из ИГИЛ. Как будто в ловушку нас заманили, обманули, и потом выхода нет назад.
"Исламское государство"
Загидат и квартира в Ракке
Меня муж привел в очень богатую квартиру в Ракке, она, видимо, принадлежала какой-то очень богатой семье. Я села и плачу, детей своих прижала к себе. Муж говорит: ты посиди, я сам полы помою. Он пол моет, а я реву сижу, бедные мои дети, что они тут увидят.
Там такая бомбежка, самолет ночью прилетает, я трясусь, к нему прижимаюсь. Так два месяца. Я ему говорю, хочешь вторую жену тебе возьмем, а я домой уеду? Там же много женщин без мужей осталось. Если хочешь, я тоже поговорю. Ты с ней тут останешься, а меня домой отправишь.
И однажды он сам говорит: я решил вас вывести. У меня сердце бьется от радости. Я боялась переспрашивать, вдруг передумает. Но, ильхамдулилла, не передумал. Договорился с арабом таксистом, дал ему 60 долларов за проезд. Мы с детьми 7 часов ехали в сторону Ирака, в город Меядин <сирийский город недалеко от границы с Ираком — The Insider>.
Он привез меня к своим знакомым, сам поехал обратно. Но на обратном пути машины бомбили американцы. С ним был другой дагестанец, он живой остался, только ранило. Жена его мне написала, сказала, что мой муж вылетел из машины, и снаряд на него, его разорвало.
Там я дружила с девочками из Уфы, они обрадовались, когда узнали, что муж погиб, говорят: ой, Загидат, если ты освободилась, теперь домой давай. Они сами 6 раз убегали, их мужья возвращали, били, наказывали. Их дом бомбануло ракетой, слава богу, девочки живые остались. Они стояли под Хамой, со мной на связь вышли, говорят, ты где, наш дом разбомбило, мы к тебе идем. Их стиральная машина оказалась на крыше соседнего дома от взрывной волны.
Они приехали все грязные, дети в ожогах, они бежали в окоп. У нее муж русский был, а сама татарка, Руфина. Она меня увидела, обнимает, плачет, я тоже плачу, как вы живые остались?!
Там была местная арабка, такая простая женщина, с коровами. Мы с ней боялись говорить открыто. И вдруг она начала хаить ИГИЛ. Мы обрадовались, говорим, пожалуйста, вывезите нас отсюда. Ее муж предложил за деньги нас вывезти. Это нормально — он жизнью рисковал. А у меня денег нет. Откуда эти 2 тысячи долларов взять? У нас рубля нет. Когда муж был, у него зарплата была, на нее жили. Потом сережки свои продала, с девочки сняла сережки продала, кормить же детей надо было.
С нами была Виктория из Уфы, они продали дом и оставили деньги. Мы у нее денег втроем попросили. Она говорит: девочки, от меня не зависит, если муж разрешит, то я дам. В общем, она нам дала по 2 тысячи евро каждой, до России.
Маданит, так называется местный житель, посадил нас на мотоцикл. Я взяла двух мальчиков, а девочек отправила следом, с другой семьей на такси. Проводник говорит: ты Умма-Ибрагим, ты моя жена и это наши дети. А я купила спортивные сандалии специально в секонд хенде, чтобы по полю бежать, себе и детям. Он как их увидел, говорит: убери, это палево, арабки такую обувь не носят. Принес арабские тапочки, черные такие. Моему сыну Мохаммеду завязал арафатку.
Мохаммед мой не родной мальчик, я с тремя детьми уехала. Его родители погибли, когда было 9 лет. Все пытались мальчика отнять, забрать, хотели, короче, из него «этого» сделать <террориста — The Insider>. Я тогда сказала, что он молочный мой мальчик. А по Исламу он имеет право со мной жить, я как мама ему. Родственники писали тоже, плакали, чтобы я его не бросила. Я бы по-любому его не бросила, даже если меня бы не просили.
Я еду, и рада, и боюсь, что он нас завезет сейчас куда-то, продаст всех моих детей, а меня изнасилует и выкинет.
— Алаа, ты меня не тронешь, ничего не сделаешь?
— Аллахом клянусь, я тебя пальцем не трону, ты что, Господь меня видит.
Загидат испугалась пепельницы
Он меня привез в матери дом, сказал сумки оставить, так как соседи могут заявить на нас.
Это был какой-то город на границе с курдами. Заходим, а там на полу пепельница и выкуренные сигареты. А мы же отвыкли от сигарет. Я испугалась еще больше: куда он меня привез? Там еще его брат сидит. А нам с мужчинами нельзя общаться вообще. Я в никабе сижу, тогда без никаба нельзя было. Дети вокруг меня жмутся. Говорю, уведи своего брата, у меня сейчас сердце остановится. Он увел. Убери это тоже, — на пепельницу показываю.
А двое моих девочек выехали в такси с одной чеченской семьей. Мы договорились с ними на границе встретиться. Час, два — их нет. У меня истерика, где мои дети, их, наверное, разбомбил самолет, сейчас обратно пешком за ними пойду. Меня арабы успокаивают, я плачу.
Потом в 12 ночи такси приехало. Оказывается, они потерялись, моя девочка грудная есть захотела, плакала, нашли ей какую-то кормилицу арабку. Вай, когда они приехали, я как заново родилась. Я упала, детей обнимаю, плачу. Айне 10 лет, а маленькой вообще 6 месяцев. Мамины, вы живые, вы живые, какое счастье!
Утром приезжает другой араб. Детей держу, солнце еще не встало, он везет нас на границу к курдам, в Ирак. Вижу, два самолета американских, взрыв и дым. Но мне уже не страшно, главное, все мои дети со мной. Вслепую идем, не знаю, расстреляют нас сейчас или что.
Там было два лагеря, Родж и Хол.
Но мы оказались в курдской тюрьме.
ЗАЛИНА
Дагестан
Мой муж был уничтожен в спецоперации как террорист. И в 2012 году по Дагестану прошла волна, сажали всех вдов террористов. И меня посадили на 2 года. Я просидела в тюрьме в Осетии, у меня тогда дома маленькие дети были, а младшей девочке вообще годик был. А когда освободилась, знакомые посоветовали уехать в Стамбул. Осетинские сотрудники вызвались помочь, за 5 дней мне и детям сделали загранпаспорта. 11 мая 2014 мы вылетели в Стамбул.
Турция
Вижу, в Стамбуле все бурлит, кипит, кричат «Исламский Халифат объявлен во всем мире». Так я полгода провожала глазами толпы уезжающих — бабушки, дети, семьи.
Нам говорили: вы тут живете под гневом Аллаха, каждый мусульманин обязан жить по законам Шариата, а вы выбираете себе другую жизнь. У меня появился страх перед Аллахом, что все делают правильно, а я нет. И в один день я собрала своих четырех детей и решилась.
Взяли у нас координаты, записали в очередь, сказали: через 2 дня будьте готовы. Дауля <государство на арабском — The Insider> всем покупает билеты на автобус до Газиантепа.
Эти игиловские люди в Турции, они еще и подворовывают выделенные им деньги. Так, они нам должны были и одежду покупать, и кормить нас. Но ограничились только билетами на автобус. У них, кстати, в Стамбуле много квартир для тех, кто приезжает со всех стран и останавливается там. Там все организовано на высшем уровне, я вам говорю. Мы идем в Декатлон, люди толпами покупают там рюкзаки, кроссовки, детям одежду. Это все было так хорошо организованно, что мы правда думали, что это все нормально, что это разрешенное и санкционированное все. Отвечаю, вы бы в той ситуации оказались — тоже с нами бы поехали. Невозможно было удержаться туда не поехать.
Мы идем в Декатлон, люди толпами покупают там рюкзаки, кроссовки, детям одежду. Все было так хорошо организованно, что мы думали — это разрешенное и санкционированное все
Приехали в Газеантеп, там дауле оплатило нам квартиру тоже. Мы прождали один день. На такси нас довезли до какого-то села, и там с машины на машину, через пустынные места мы добрались до Джераблус. А там нас уже встречал специальный микроавтобус — «хайлюкс», пистолеты, автоматы. Так я поняла, что мы приехали.
Исламское государство
Короче, я с детьми приехала в Табку. Знакомые выделили мне с детьми комнату в доме. Первая ночь у меня была ухх какая. Самолеты летают, гул, все трясется. Я своих детей прижала, сижу дрожу. Забегает хозяйка дома: ты чего тут, боишься? Да, говорю, как вы вообще живете-то?!
Хозяйкой дома была дагестанка, она годом раньше приехала. Там, кстати, многие женщины знакомились по интернету и приезжали уже к своим мужьям. У меня такого намерения не было, думала, для начала надо осмотреться, что к чему, и, если не понравится, вернусь обратно. Приехав туда, я поняла, что выехать не получится. Короче, через полтора месяца я вышла замуж за европейца из Албании, и нам выдали собственное жилье.
Тяжело было, незнакомый человек, родственников нет. Там многие мужчины издевались над женщинами, так как отца, братьев рядом нет, защитить некому. Редко попадались хорошие мужчины, 90 процентов вели себя очень сложно, так сказать. К тому же, в России не практиковалось многоженство. А там мужчины сразу стали брать трех-четырех жен. Для нас это, конечно, сложный момент, в дополнение к бомбежкам еще. И так получилось, что я одной роженице помогла разродиться, другой, третьей. И девочки сами начали меня звать, массаж сделать. Даже просто поддержать, когда мамы-папы рядом нет. Я тогда подумала, если я им сейчас помогу, Аллах мне потом тоже поможет. Так и получилось.
А там мужчины сразу стали брать трех-четырех жен. Для нас это, конечно, сложный момент, в дополнение к бомбежкам еще
Вначале все хорошо было, у всех все прекрасно было. Все с деньгами приехали, многие бизнес продали, заводы, все ради Аллаха, как мы тогда думали.
Арабский официально не учили. Просто в магазин пойдешь и слышишь: дай, возьми, картошка. Там же интернационал, французы, немцы, русские, казахи, и все говорили на одном языке.
А потом стали арабские суды проводить. Мы видим, что несправедливо судят. И фильмы начали выпускать. На улицах стояли большие рекламные табло — вот там они эти фильмы крутили. Я еще думала, откуда такая жестокость, ну стрелял по нам этот летчик, но чтобы так его казнить, жечь и кино из этого делать голливудское?!Телевизора дома ни у кого не было, там теле-тарелки выбрасывались с верхних этажей, чтобы не работали.
Залина строит блиндаж
Весь мир говорит, что ИГИЛ — это зло для них. Но самое большое зло это было для нас. Там жили хорошо только арабы и американцы. Все иностранцы — нас держали в ежовых рукавицах, шаг влево, шаг вправо — расстрел. Они, местные, могли в другой город ехать спокойно. Могли в Турцию ехать, Дамаск, в другие города в больницу. А нам не давали. Сразу определяли по детям, что мы не арабы. А всех наших ребят отправляли... сначала это было «воевать», а потом даже и не воевать! Вот поле, собирают батальон парней. Мы говорим, там поле, куда их ведут, для чего? Там самолет просто их разбомбит в одну минуту. Для чего их отправляют?
Рядом жила девушка, ее муж был амир батальона «Сабр». Ее муж практически не бывал дома, всегда на боевых действиях. Самолет бомбит, она боялась и всегда ко мне прибегала. Четвертый этаж, нам все время хотелось куда-то бежать. А бежать некуда — внизу выходишь, осколки, еще страшнее. Говорю, давай мы с тобой скинемся и блиндаж сделаем? Это около 700 долларов выходило. Рассказала мужу, он говорит: если ты ногой ступишь в этот блиндаж, ты получишь у меня развод! Потому что мы приехали сюда умирать. Понимаете? И вся Табка надо мной смеялась. Мой старший сын Абдулла, ему тогда было 14 лет, мужчины когда видели его, кричали в спину: а, мама твоя жить хочет? Мы слышали, вы блиндаж хотите рыть?
Залина планирует побег
И тогда же я начала думать, что надо мне бежать. Но я понимала, что одна бежать не смогу. Мне нужен был мужчина. Потому что там на постах везде проверки документов, женщину одну не пропустят просто.
Муж сказал: помогу тебе. У него, оказывается, намерения были такие же, но он боялся сказать об этом вслух. Если женщины бежали толпами, то мужчине убежать из «Государства» было очень сложно, практически невозможно. Мы боялись обсуждать, не доверяли друг другу. Даже мы, Залина и Загидат, знали друг друга и никогда не обсуждали, что хотим сбежать. Мужчин за это могли убить, особенно проводников они казнили, кто помогал женщинам. У женщин же отбирали детей, а самих сажали в тюрьму.
Мы боялись обсуждать, не доверяли друг другу. Даже мы, Залина и Загидат, знали друг друга и никогда не обсуждали, что хотим сбежать
Интернет там был только в интернет кафе. Мужчины сидят в телефонах, в любой момент могли забежать эти в масках, выхватить у них телефоны и проверить, что они пишут. Мой муж придумал так: на один телефон пишет за побег, потом кладет его в карман, сидит в руках с другим, на случай проверки. В общем, выкручивались, как могли.
Залина готовится рожать
Это был 2016 год. Я забеременела. Табку начали бомбить, мы бежали в Маядин. В Маядине дорог нету, мы думали добраться до Хама и Алеппо. Оттуда перейти в Идлиб, из Идлиба в Турцию. Один день собрались бежать. Я приготовила еды в дорогу, нажарила курицу, взяла теплых вещей. Оделись, сидим. Муж говорит: давай я в интернет выйду, может какие новости будут перед отъездом. И муж приходит из интернета (кафе) и говорит: Залина, дорогу всю разбомбило, мы не можем ехать. Там дороги просто нет. А у меня уже пузо 9 месяцев, осталась неделя до родов. Стоит месяц Рамадан, сухо, жарко, они постились, я-то не постилась как беременная. Молимся, умоляем Аллаха, детей прошу больше делать Дуа <молитва на арабском — The Insider>, чтобы Аллах нам открыл дорогу.
Потом, у мужа был близкий друг, тоже албанец. У него жена курдка. Какой-то ее родственник на стороне курдов вызвался нам помочь.
Кстати, у нас там была машина, мы на ней доехали куда нужно и бросили ее. Нам уже все равно было, очень хотелось оттуда выбраться.
Нам велели добраться до Дерризора, там было село, где ловила сотовая сеть. Мы туда с очень большими опасностями добрались и ждали там неделю. Через неделю за нами приехал человек на микроавтобусе. Мы поехали через курдских военных, на каждом посту нам давали холодную воду, говорили: добро пожаловать! Привезли нас в Хасаке, это город Сирийских курдов. Вижу из окна, нас подвезли к зданию типа ФСБ, вокруг много военных, мужчин в пиджаках. И подъезжают черные иномарки, одна, две, три. А был договор, что они нас проверят, если мы в боевых действиях не участвовали, они нас отпустят, и мы сможем уехать, куда хотим. Но когда я увидела эти инормаки, говорю мужу, нет Абу-Сулейман, они нас просто так не отпустят.
Короче, нас всех поместили в тюрьму.
Часть II. Возвращение
Иракский Курдистан
Загидат попадает к курдам
Нас всех допрашивали, наших детей спрашивали, кто их папы.
Если твой муж воевал или был амиром — все, тебе не выйти оттуда никогда. И допрашивали нас друг про друга тоже.
А еще были такие, чтобы их в покое оставили, они наговаривали на других. У нас была Айшат, по-русски Виктория. Так ее муж дома сидел, над ним еще другие мужчины смеялись, мол слабак, что дома сидит. И была другая женщина, она специально сказала, что муж Айшат воевал и даже был кто-то главный. Эту Викторию — Айшат так сильно побили, кричали, она отсюда не выйдет, умрет здесь. Такая красивая эта Виктория была, высокая, арабский чисто знает, образованная, лидер такой был.
Мы говорим курдам-девушкам, Россия про нас знает, ФСБ, мы все данные отправили им, они о нас в курсе. Моя мама в Дагестане тоже туда ходила к ним. Короче подготовили их, чтобы были в курсе, чтобы не было так, что мы приехали и нас схватили. Все записи есть, Зият Сабсаби (полпред ЧР), правительство России, все знают, что мы выходим. Наши данные, фото — все у них в Чечне есть. Они говорят: ля (нет) и уходят. Оказывается, все это время Зият с ними связывался, вел переговоры.
Курды Россию не любят. Говорят: мы сейчас Сирию возьмем, потом Турцию возьмем. Я про себя: берите что хотите, только нас домой отправьте.
Загидат хочет домой
Виктория, которая мне деньги на побег одолжила, уже полтора года в тюрьме находится. Нам помогла, а себя не спасла.
Последние дни начали нас активно фоткать, паспортные данные сверять. Взяли всю информацию, детей допрашивали, как бабушек-дедушек зовут.
Один день заходит надзирательница: собирайся, в другое место поедешь. У меня от страха живот начал крутить — куда меня везут? Сейчас глаза завяжут, как они нам постоянно завязывали, в затылок стрельнут, как мои дети потом без меня будут. Говорят, нас в махкама (суд) везут, где определяют твое положение.
Потом заходят дипломаты, на русском со мной: Загидад, ты хочешь домой? Думаю, они издеваются надо мной. У меня слезы текут. Да, хочу! Я домой хочу.
Он говорит: собирайся, бери своих детей, ты едешь в Россию. У нас была надзирательница, такая грузная женщина, мы ее очень боялись. Она меня вот так взяла, надела сама мне обувь, обняла меня там. Я в шоке, со мной ли это происходит, я уже себя похоронила, а тут такое. Мальчика моего курды взяли, играют, за руль его посадили.
Я думаю, сейчас если снова глаза завяжут, значит все плохо. Но нас без повязок вывели, ну все, свобода, я думаю.
И тут военные, русские голубоглазые, я так обрадовалась, когда этих светлых увидела. Этот язык, пальмы и смуглые лица эти я уже видеть не могла.
Сирия, Латакия
Загидат ложится в кровать
Нас посадили на военный самолет, привезли в Латакию. Нас встречают военные, Россия. Мы были очень грязные, у детей не было памперсов. Нас ночью разместили в гостиницу. А там белые простыни. На берегу Средиземного моря женщины гуляют с открытыми спинами, загорают со своими мужьями, семьями. Смотришь, как будто ты в фантастический другой мир попала. Каждому по одному номеру, мальчику нашему отдельный номер тоже дали.
На берегу Средиземного моря женщины гуляют с открытыми спинами, загорают со своими мужьями, семьями. Будто ты в фантастический мир попала
Я выходила на балкон, и мои мозги как будто летали. Одеяло, подушки, матрас — я четыре года этого не видела всего. И бомбежки, постоянный стресс, сейчас твоему ребенку ногу или руку оторвет, боишься все время.
Утром спустились на завтрак, там стол еды, колбаса. Мухаммед, который приемный мой, молочный мальчик, так сильно колбасу хотел, я ему сразу первому поставила. Из-за Мухаммеда меня в тюрьме, везде выгоняли, говорят: большой мальчик уже, уходите, тут только для женщин. Я ему говорю, Мухаммед, сделай дуа <молитва на арабском — The Insider>, чтобы нас отсюда вытащили побыстрее. Видимо, Бог его услышал.
С Латакии до Грозного летели 4 часа. С нами были женщины военные, они к нам так хорошо отнеслись. Даже было такое, что они помогали памперсы детям менять, настолько они молодцы были. Вечером прилетели в Грозный. Оттуда — домой в Дагестан.
Дагестан
Загидат попадает в СИЗО
Девочку приводили на кормление мне. Пока суды шли 3,5 месяца, мы жили в СИЗО № 1 в Махачкале. Дали хорошую комнату, телевизор. Девочку на 2 месяца дали со мной жить. И в итоге приговор дали на 8 лет, с отсрочкой по достижении 14 лет моего младшего ребенка.
Давили психологически каждый день, зачем поехали и т. д. Мы должны были заново все рассказать. Никто нас не бил там. В аэропорту нас допросила московская ФСБ, сделали нам явки с повинной. В Дагестане возбудили уголовные дела на нас. Из всех девушек только нас припекли к уголовной ответственности, а так всех россиянок, чеченок отпустили просто так.
Но они хорошо с нами, не грубили, не позволяли ничего. Может, так им велели сделать, не знаю.
Они написали, что за пособничество терроризму. Что я мужу стирала, убирала. Они там мне еще дописали, что я другим боевикам помогала тоже, но клянусь Всевышним, такого не было. Мой муж не позволил бы. И вообще, с мужчинами контакт там категорично запрещен. Дома детям готовила, муж тоже был. Я же как свинья не буду жить! Они посчитали это как пособничество мужу.
ЗАЛИНА
Иракский Курдистан
Залину привозят в лагерь
Был август месяц, жара, в камере нет окон, я не могу дышать, у меня такой живот. Муж достучался: выведите ее на улицу, здесь невозможно дышать. Короче, они пошушукались и отвели нас в другое здание, с кондиционером. Такая красивая комната, фрукты на столе. Там мы жили три дня. А мальчиков водили к нашим мужчинам пообщаться, когда еду носили им.
Через три дня говорят: собирайтесь в другое место. Возьмите с собой только самое необходимо на пару дней. А как же наши мужья? Говорят: они тоже вас там будут ждать, куда вы едете. Я им поверила, а там была мама одного албанца, она начала орать, у нее истерика: где мой сын? Куда вы его отвезли?
Короче, взяла с собой только одно платье, детям даже ничего не взяла, думала вещи правда следом приедут. Мы едем, едем, конца и края нет. Мать албанца в истерике, у нее давление, плачет, скандалит. Привезли нас. Широкое поле и эти, палатки, стоят. Я не пойму, неужели я тут жить буду?
Албанка с ними продолжает ругаться. Они говорят: ничего, у нас здесь врачи есть. Она не унимается. Говорят: слушай, у нас здесь помимо врачей лопата тоже есть, ты не переживай, могут и похоронить. Так она успокоилась.
Я вот сейчас понимаю, что они хотели меня тоже в тюрьму, но так как я была на сносях и мне было очень душно, они меня с детьми отправили в лагерь.
Еще у меня были деньги, золото, серебро с собой. В дауле я спрятала 6 тысяч долларов, как добропорядочная везла их обратно в Россию. Они говорят: мы оставим у себя, потому что там очень много иракцев, чтобы тебя не обворовали.
И дали мне 50 долларов Сирийскими деньгами. Говорят: они у тебя даже закончиться не успеют, когда ты будешь дома.
Албанка приходит ко мне, дура, не верь, мы тут сгнием.
Но я говорю, не будут же они врать. И курды тоже такие: конечно, мы не врем. Видимо, они уже знали на тот момент, что русскоговорящих вывозят, только не были уверены, когда.
Нам не разрешали телефоны держать, иракцам было можно, а нам — нет. И я на эти деньги, за 7000 лир купила телефон. И набрала мегафоновский любой номер. Попала куда-то на Север России.
Залина звонит маникюрщице
Говорю девушка, пожалуйста, помогите мне. Я нахожусь в Сирии в палатках. Она слушает и не верит, думает я издеваюсь. Говорю, любой дагестанский номер мне найди. Я очень тебя прошу, пожалуйста. Она говорит: хорошо, хорошо, отправлю тебе смской. И отправила.
А деньги же улетают, в Россию звонить.
Звоню, был какой-то парень, Дербент или Хасавьюрт. Алло, вы дагестанец? И такой там дагестанец: я-аааа, туда-суда... Послушай, ты можешь мне администрацию городскую. — Не могу, говорит.
Говорю, любой Махачкалинский номер найди, мне срочно, у меня денег нету, не могу долго говорить, пожалуйста. Он сначала: Сирия, а чо ты там потеряла?
Он мне нашел какой-то маникюрщицы номер.
Звоню ей, девушка, пожалуйста, я в Сирии, в пустыне, беременная, мне уже рожать, а у меня нету денег, еды нет. Они не дают ни еду, ничего.
(Это потом уже сделали ЮНИСЕФ, а так 10 дней мы практически ничего не ели. Я вообще была в шоке. Говорю, а как я буду жить, у меня нет денег? Говорит: Не знаю, это ты сама должна решать, как ты будешь жить. Ой, вообще...)
И теперь этой девушке звоню, пожалуйста, найди мне номер городской администрации, у меня там работает уборщицей свекровь. А потом она мне говорит: ой девушка, мне некогда, я сейчас работаю. Полчаса подождала, опять ей звоню — да что вы...! А потом клиентка, которая у нее сидит с ногтями, говорит: что она хочет? Не знаю, с Сирии какой-то звонит, с пустыни, и хочет, чтобы я ее свекровь нашла. А та говорит: где ее свекровь? Я говорю, сделайте громкую связь. Она сделала громкую связь, я говорю, женщина, пожалуйста, мы в лагерях, убежали из ИГИЛ, найдите мне номер моей свекрови, она работает в городской администрации и ее зовут Булаева Луиза. Она говорит: хорошо. И через пять минут отправляет номер моей свекрови. Я как увидела номер, сразу вспомнила, у нее семь лет один и тот же номер потому что.
Позвонила свекрови, все рассказала ей и ждала, что-то будет. Но ничего не было. И день, два ничего нет. Курдка звонит своему отцу-генералу, и даже тот ничего не может сделать. Так как она гражданка Турции, а Турция категорически не впускает курдов. Такая меня сейчас злость взяла. Сюда пропустили, а туда вообще нет.
У Залины новый ребенок
У меня уже живот, это был седьмой день. Живот болит, а у меня четвертая отрицательная группа крови. Иду к военным, говорю, мне в больницу надо. А там смена была такой ужасной. Медсестра говорит: ничего, здесь родишь. А там тааак грязно! Вагончик весь в пыли, эти ножницы, которыми режут пуповину, застывшая грязь и сухая кровь на этих ножницах. Она меня так и не пустила в этот вагончик, в последний момент я забежала, и через 5 минут она мне говорит: все, иди. Я такая шатаюсь, 3 часа ночи, еще мои дети рядом. Она же мне перерезала пуповину грязными ножницами. Мы, когда приехали, сразу все сдали кровь, я очень боялась гепатита.
Воду они нам давали две тонны на неделю на две семьи, такая цистерна пластиковая. Но мы каждый день купаемся. Ты пока пятеро детей искупаешь, воды и нет. Я им говорю, дайте воду — не дают. Говорят, иракцам этой воды на неделю хватает. Но иракцы в неделю раз моются, мы же так не можем!
Я ною и ною. Постоянно ходила, у них бухгалтерия была, девочки там получше сидели. Говорят: чо, хочешь в Россию? Не, не поедешь, — и смеются. Шутят вроде, а у меня все обрывается внутри.
Америка же их использует. Они говорят: мы и сами это понимаем. Такие политические разговоры вели тоже у них в бухгалтерии. Они, видимо, посоветовались и решили нас отправить в другой лагерь. Такой маленький, где уже воды сколько хочешь, свет, талоны на еду, одежда хоть какая, гуманитарная помощь. И там уже мы нормально жили, ильхамдулиллах. Четыре месяца я там прожила, там было только четыре семьи из ИГИЛ, весь лагерь иракцы — беженцы. Относились к нам хорошо. Хотим на рынок — везут нас на рынок. Там же нет государства как такового, и закона нет, поэтому от каждого военного все зависит. У них был главный, его звали Арам. Я даже знаю, что его свои же власти при потасовке ранили, потому что он заступался за беженцев, более такой гуманный был. Его отстранили от дел из-за этого, такой хороший человек был. Они видят, что у меня мальчик родился, сразу повезли меня в больницу, сами заплатили. У арабов сразу делают обрезание же. Хорошее было отношение.
Залине завязали глаза
Один день приходят курдки и фотографируют меня и детей:
— Зачем вы меня фотографируете?
— Молись, может это к лучшему
— Зачем? Когда мы поедем домой? — я им вопросы задаю
Они завязывают глаза и везут куда-то. Говорят: ты едешь Руссия. Я боюсь уже верить им.
Я не понимаю ничего. Привозят в какое-то место. Глаза завязаны, ничего не вижу. Начинают забирать сначала детей. Я детей не отдаю, боюсь, сейчас совсем заберут.
У меня была ассоциация, концлагеря же есть, разделяют, и куда-то сейчас сжигают и что-то делают. Потом уже, когда развязали глаза, я смотрю, трехэтажный особняк шикарный. Завели нас в какую-то комнату. На полу сидят какие-то арабки. Я не могу понять, в чем дело. Спрашиваю, а что это за место?
— Тюрьма.
— Мы же домой едем?
— Какой домой, в тюрьму тебя привезли.
А они же реально там сидят. Я у одной спрашиваю, ты давно здесь сидишь? Говорит: три месяца, у другой спрашиваю — четыре месяца. Думаю, блин, что же делать-то.
Потом через десять дней посадили на автобус, большая группа была. И албанки, турчанки, все эти женщины стояли и в след нам плакали. Они до сих пор там.
Сирия, Латакия
Залина набирает ванную
Прилетели в аэропорт в Латакию. Нас сразу в гостиницу, и к столу почему-то привели. Там стол полный еды. Заходим в номер, свет включаем. Дети говорят: ой, включается свет. Потом в ванную, слышу один ребенок другому говорит: закрой кран, сейчас вода закончится. Спрашивают: мама, вода не закончится? Нет, говорю. Набрали полную ванну воды, купались, потом спустились, поели.
Залина прилетает в Грозный
Я жду, сейчас родственников своих увижу. Хочу им свою новую ляльку показать. Говорят: нет, сейчас сотрудники за вами придут.
— Что, в тюрьму меня?
— Ну, как там ваши решат.
Я как начала рыдать. Пожалуйста, оставьте меня в Чечне, я не хочу в тюрьму! Умоляла, просила, пожалуйста, оставьте меня в Чечне.
Потом хотели в СИЗО, я подняла истерику, не хочу в СИЗО, я сизо не выдержу, я убью себя, оттуда не выйду. Мама моя подняла истерику тоже. Они посовещались и дали домашний арест. Так я жила 9 месяцев. Опущу подробности, как это было. Короче, сейчас у меня судимость с отсрочкой на 14 лет.
Залина и сушеная колбаса
С работой у нас пока никак. Нету работы для нас. Никто не хочет с такой судимостью связываться.
Я начала заниматься сушеной домашней колбасой, хотела открыть мини цех. Нашла для сбыта магазины, договорилась с супермаркетами. Ветеринар, который должен был справку мне давать, записал все данные. И потом я прихожу — не будет у тебя справки. Не пойдет твое дело — говорит. Какая тебе разница?
Послесловие
Кафе «Париж»
Хеда Саратова (член СПЧ при Главе ЧР по развитию гражданского общества и правам человека):
В начале говорили, что у них была перевалочная база, кафе Париж. Там сидели вербовщики и переправляли людей. Мы задавали эти вопросы в посольстве Турции. До сих пор эти люди в Турции сидят, их никто не трогает. Как — для меня большой вопрос. Потому что все люди, кто уезжал с Кавказа, они все попадали в Сирию через Турцию.
Сейчас вернувшихся судят по двум статьям, пересечение границы и терроризм. А где была эта граница? Если, как девочки рассказывают, под Газиантепом толпами уходили в ИГИЛ, и их никто не останавливал?!
Я их тоже ругаю, как можно вас сегодня спасать? Вот диван, на котором ты сейчас сидишь — он чужой был. Вы уехали, убили хозяина этого дивана, забрали его. Как я могу просить сирийское правительство, чтобы вас отдали? Либо чтобы вас пожалели? Вы же уничтожили их страну. Я прекрасно понимаю отношение к ним сирийцев и жителей республики Ирак.
Каждый свой разговор я начинаю, извиняясь, что наши граждане участвуют в этой войне.
Те, кто создавал этот проект, они им принципиально покупали билет в один конец, зная, что вернуться им будет невозможно.
Кстати, наша страна — единственная, которая вернула около 100 человек, потратила бюджетные средства на это. Сейчас вывоз женщин и детей приостановился.
Один спецборт стоит 10 миллионов. Многих не привезли в 2017, потому что регионы не были готовы их принять. Они не знали, что с ними делать, как их судить. Если есть обвиняемый, должна быть сторона обвинения? И эта сторона должна заявить. Потому что вначале это был вообще кошмар. Ни оружие не было изъято у них, ничего. Ужесточились законы, появилась статья за попытку к пособничеству. И когда они поняли, что их слишком много, решили пересмотреть, и работа остановилась.
Я попросила бы еще раз наши спецслужбы пересмотреть отношение к этим людям. Многие из них выжили, и они могут вернуться сами, и тогда это будет настоящая проблема для нас всех.