Мнения
19 июля британский премьер-министр Кир Стармер объявил, что 44 европейские страны поддержали «жесткие меры» по борьбе с российским флотом танкеров, который используется для обхода нефтяных санкций. Именно из-за этих судов не работает пресловутый «ценовой потолок» на российскую нефть в $60 за баррель. Многие эксперты, как, например, Владимир Милов, считают, что ряд конкретных жестких мер может помочь задушить теневой экспорт и тем самым сделать санкции эффективными. Тем временем экономист Владислав Иноземцев выступает с альтернативным предложением: что если, наоборот, полностью снять ограничения на российские нефть и газ, тем самым обрушив цены на энергоносители, а деньги, которые сейчас тратятся на компенсации европейским потребителям, могли бы пойти на помощь Киеву.
Лето 2024 года создает впечатление «последней битвы»: возможная победа Дональда Трампа на выборах в США будет означать отказ Вашингтона от активной поддержки Украины в войне с Россией, склонение Киева к переговорам с противником и отказу от освобождения оккупированных территорий. Одновременно западные страны стремятся до «смены караула» в Вашингтоне успеть ввести максимум новых санкций против России, чтобы повысить эффективность тех ограничений, которые были введены еще пару лет назад.
В последнее время большое внимание привлекают попытки Запада ограничить поставки российской нефти в третьи страны. Убедившись в том, что «ценовой потолок» в $60 за баррель не работает (я подробно описывал причины его неработоспособности еще осенью 2022 года), западные власти решили переключить внимание на инструменты обхода ограничений — и сосредоточиться на танкерах, которые Россия через подставные фирмы скупила для перевозки нефти без участия европейских компаний. Масштаб санкций пока не слишком велик — под них попали не более 60 судов российского «теневого флота». Всего же их, по разным оценкам, — от 450 до более чем 1000. «Теневой флот» практикует частую смену стран регистрации танкеров, фальсификацию судовых документов и регулярное отключение автоматической системы идентификации. Однако как уже введенные, так и пока лишь предлагаемые меры по ограничению операций «теневого флота» вызывают немало вопросов.
Основа санкционной политики — возможность любой страны ограничивать поставки своих товаров или услуг нарушающему некие правила поведения государству, а также отказываться от приобретения товаров и услуг у этой страны. В данном контексте запрет западных стран на поставки в Россию многих видов производимой ими продукции понятен, и — главное — выполним. То же самое можно сказать и об эмбарго на российские энергоносители, введенном США, Канадой и (существенно позже и с некоторыми исключениями) Европейским Союзом. Следующим уровнем ограничений является запрет на продажу стране-агрессору товаров, выпущенных в третьих странах с использованием западных компонентов и технологий (в этом случае инструментом давления выступают ограничения на использование этих технологий). Наконец, еще более «продвинутым» вариантом является прессинг тех или иных компаний под угрозой ограничений доступа на рынок западных стран в случае оказания содействия торговле с Россией (это как раз ситуация, которая возникла с китайскими банками и финансовыми институтами центральноазиатских и ближневосточных стран).
Всё это, однако, не означает, что отдельная страна может запретить другой торговать с третьими странами только потому, что она этого пожелала. Характерно, что даже санкции, вводимые против отдельных судов «теневого флота», не имеют серьезных обоснований (так, аргумент, что танкеры заходили в порты КНДР, указывает на стремление «притянуть за уши» всемирно признанные ограничения ООН). Полностью же остановить операции этого флота практически невозможно — и даже если санкции против сотен судов будут объявлены, непонятно, какими могут быть их последствия. Более того: какими бы эти санкции ни были, они не мешают танкерам перемещаться в международных водах или проливах, свободное движение коммерческих судов в которых оговорено международными конвенциями (как это сделано Копенгагенской конвенцией 1857 года относительно балтийских проливов и Конвенцией Монтрё — относительно турецких).
Весьма странной выглядит попытка обосновать ограничения экологическим ущербом: да, лакуны в международном праве в этой сфере очевидны — но законодательство в этой сфере невозможно, на мой взгляд, применить к судам «теневого флота». Проливы — например Скагеррак или Босфор — нельзя перекрыть ни для одного коммерческого судна, ни для какой-либо группы кораблей: власти прибрежных стран имеют право «инициировать ограничительные процедуры вплоть до задержания судна» только при наличии «явных объективных признаков» экологической угрозы. Вероятно, можно отказать в проходе и кораблям, застрахованным компаниями, хотя бы раз не выплатившими страховку в случае крушения (что позволило бы считать их ненадежными). Но на сегодняшний день это выглядит крайне расширенной трактовкой Конвенции ООН по морскому праву.
Сам же факт того, что выглядящий не слишком новым танкер под флагом Либерии или Белиза идет из Усть-Луги с грузом российской нефти в Индию со страховкой «Ингосстраха», не может считаться основанием для его задержания или иного ограничения свободы судоходства. Замечу, что прямых указаний на то, что какие-то страны намерены ограничить движение этих судов, нет. Время от времени появляются новости на эту тему, связанные с весьма расплывчатыми заявлениями официальных лиц. Обычно эти заявления заканчиваются признанием важности «того, чтобы любые новые меры можно было применить на практике и чтобы они соответствовали международному праву».
Наконец, столь же малореализуемо и предложение коллег вводить санкции против конечного потребителя российской нефти. Я даже не говорю о том, что понятие «конечного потребителя» выглядит крайне размытым: является им азиатский нефтетрейдер, закупивший российскую нефть? Нефтеперерабатывающий завод, на который она поступила? Оптовик, доставивший бензин на заправки? Или владельцы индийских и таиландских мопедов, куда это топливо в конечном итоге залили? Проблема скорее в том, что такие компании могут быть никак не связаны с западными странами, и санкции им не повредят. А если они связаны — то ограничения приведут только к прекращению сотрудничества с западными компаниями.
Если нефтеперерабатывающий завод в Малайзии столкнется с отказом в ремонте американского оборудования из-за того, что он использует российскую нефть, он будет закупать технику в Китае, и это решение будет вполне оправданным. К тому же в этом случае, как говорится в известном анекдоте, можно и на себя выйти: ведь ни для кого не секрет, что сами европейские страны во всё больших объемах закупают нефтепродукты, произведенные из российского сырья в Турции, ОАЭ и даже Сингапуре, не говоря уже о прямом реэкспорте российской нефти из Индии в Германию.
Наконец, более серьезная проблема, чем «серая» регистрации судов «теневого флота», — это использование многочисленных посредников в сделках, в результате чего реальные их цены практически невозможно отследить. Если формально продажа осуществляется по цене ниже $60 за баррель, то и сам предмет санкций отсутствует — суда просто не за что ограничивать. А если в сделках появятся расчеты в криптовалютах или бартер, то «ценовой потолок» можно будет списать в утиль.
Энергетические санкции против России пока принесли не слишком впечатляющие результаты. Отказ европейских стран от российской нефти и газа в 2022–2023 годах обернулся дополнительными расходами от €650 млрд до €800 млрд. «Ценовой потолок» дал китайским и индийским конкурентами западных компаний сэкономить десятки миллиардов долларов. Дальнейшие попытки ограничений, на мой взгляд, могут иметь уже не экономические, но юридические и политические последствия. Их продолжение создаст устойчивое ощущение того, что Запад присвоил себе право устанавливать глобальные нормы, что существенно умаляет саму идею международного права как результата договоров многих сторон о неких всеми разделяемых правилах.
Попытки ограничения трафика «теневых» судов на основании предполагаемого экологического ущерба могут отменить саму презумпцию невиновности — это санкции на действия, которые лишь еще могут произойти в будущем при определенных условиях. Так или иначе, я не могу преодолеть мысль о том, что Запад заходит слишком далеко в своей санкционной политике: она разрушает не столько путинский режим, сколько те правовые институты, на которых строится он сам и которые долгое время делали его «мягкую силу» столь убедительной.
С весны 2022 года я не раз говорил о том, что оптимальной стратегией использования зависимости России от западных энергетических рынков было бы продолжение покупки российских энергоносителей в максимально возможных объемах при сохранении низких цен на нефть и газ и введении «налога солидарности» в размере 20–35% от их стоимости для конечных потребителей в Европе.
Это позволило бы избежать огромного «подарка» Путину: $100–110 млрд, которые он получил в 2022 году от резкого роста цен на российское сырье на европейском рынке. А также обеспечить до $60 млрд в год доходов, которые ЕС мог бы использовать для финансовой поддержки сражающейся Украины — ведь санкции не способны заменить массированной военной поддержки Киеву. К сожалению, скупым пришлось заплатить дважды: и компенсацию своим потребителям, и покрытие поставок вооружений Киеву. Однако они до сих пор не хотят признать ошибки и пытаются спасти заведомо неработающую схему даже ценой разрушения международных правовых норм и дальнейшего отчуждения стран «глобального Юга» от «свободного мира».