Мнения
Менее чем через две недели после нападения «Исламского государства — Хорасан» на «Крокус Сити Холл» Москва снова заговорила о возможном исключении «Талибана», непримиримого врага ИГ, из списка террористических организаций. Снятие этого ярлыка — необходимое условие для официального признания правительства талибов и расширения сотрудничества с ними. В результате собственной многолетней противоречивой политики в Афганистане и прямого столкновения с ИГ в Сирии Россия оказалась в ситуации, когда поддержка «Талибана» воспринимается как единственно возможный путь к достижению стабильности в регионе. Однако и эта ставка может не оправдаться, отмечает профессор истории и политологии в университете Темпл Артемий Калиновский. Если «Талибану» не удастся укрепить свою власть в стране, ИГ двинется на север, в сторону центральноазиатских республик, что серьезно увеличит угрозу безопасности России.
Клубок противоречий
На протяжении 30 с лишним лет политика РФ в отношении Афганистана была крайне противоречивой. Еще до распада СССР российские власти начали переговоры с руководством афганской оппозиции, которая до этого более десяти лет воевала против советских сил и их союзников. Правительство Ельцина считало, что СССР напрасно пролил столько крови и потратил столько средств на поддержку непопулярного социалистического режима. Когда прежний режим пал в апреле 1992 года, Москва продолжила развивать отношения с пришедшими к власти лидерами моджахедов и поддерживала их даже после того, как в 1996-м они были вытеснены в северные провинции Афганистана.
Эти отношения могли стать одной из причин, почему Владимир Путин согласился поддержать в 2001 году вторжение в Афганистан коалиции во главе с США. В конце концов, моджахеды давно зарекомендовали себя как разумные партнеры, которые могли помочь в реализации приоритетной задачи Москвы — поддержания стабильности в бывших советских центральноазиатских республиках. Во время гражданской войны в Таджикистане в 1990-х годах афганский полевой командир Ахмад Шах Масуд — этнический таджик, который возглавлял одну из групп сопротивления, боровшихся с СССР и его афганскими союзниками, — предложил убежище и поддержку Объединенной таджикской оппозиции (ОТО). С другой стороны, Масуд подтолкнул ОТО к заключению сделки с режимом Эмомали Рахмона — в обмен на это Россия пообещала ему оружие для борьбы с «Талибаном». Помочь силам Масуда (сам он был убит 9 сентября 2001 года) и их союзникам взять Кабул было очевидно в интересах России.
Москва продолжала поддерживать борьбу с талибами под эгидой США и после того, как Путин занял враждебную позицию по отношению к Вашингтону. США и их союзники полагались на Пакистан в снабжении своих войск в Кабуле, но с ростом напряженности в отношениях с Исламабадом и опасений по поводу стабильности ситуации там Вашингтон стал искать альтернативный путь. В годы президентства Обамы результатом этих усилий стало создание Северной распределительной сети (СРС) — маршрута транспортировки грузов, предназначенных для контингента США и НАТО в Афганистане, в обход Пакистана. СРС предполагала использование воздушного пространства России, а также российских и центральноазиатских наземных коридоров.
Однако к 2017 году российское руководство изменило свое мнение о целесообразности поддержки США. Москва решила, что сможет ужиться с «Талибаном», и даже была готова помочь ему поскорее вернуться к власти. Причин было несколько. Во-первых, Кремль перестал считать правительство в Кабуле жизнеспособным и пришел к выводу, что талибы если не захватят власть, то как минимум войдут в коалиционное правительство. Во-вторых, еще до победы Дональда Трампа на президентских выборах 2016 года стало ясно, что США собираются уйти из Афганистана. Когда же Трамп начал переговоры в Дохе о выводе американских войск, не осталось никаких сомнений, что талибы займут Кабул. Наконец, усиление «Исламского государства — Хорасан» показало, что оно для Москвы гораздо опаснее «Талибана». И действительно, вмешательство России в гражданскую войну в Сирии было продиктовано не только ее давними связями с Башаром Асадом, но и опасениями, что такая группировка, как ИГ, может подорвать региональную стабильность.
Жестокая военная кампания России в Сирии укрепила режим Асада и помогла загнать ИГ в подполье. Однако к тому времени уже успел заявить о себе афганский филиал группировки, который совершал атаки как против западных сил, так и против талибов. У Москвы не было вопроса, кто из них «лучше». «Талибан» никогда не угрожал Центральной Азии, не говоря уже о самой России. Амбиции талибов ограничивались Афганистаном в его современных границах, а также пуштунскими районами Пакистана. К тому же они не вербовали сторонников за пределами Афганистана.
ИГ же, напротив, рекрутировало людей по всему миру и было нацелено на осуществление террористических атак далеко за пределами своего основного региона базирования. Больше всего Москву, как и другие страны региона, беспокоило большое количество выходцев из Центральной Азии, завербованных ИГ для участия в боевых действиях в Сирии.
Еще в 2010-х годах спецслужбы опасались, что эти люди могут вернуться из Сирии для совершения терактов в Центральной Азии или в России. Хотя ИГ-Х никогда не демонстрировал столь взрывного роста, как «материнская» группировка, за считанные месяцы захватившая огромные территории в двух разных государствах, риски были достаточно высоки. Москва, несомненно, рассчитывала, что «Талибан» будет сдерживать «Исламское государство» и любую другую группировку с транснациональными амбициями.
Когда в августе 2021 года Кабул был захвачен талибами, российские официальные лица откровенно злорадствовали и представляли хаотическое падение города как свидетельство провала западной политики. Воздержавшись от признания правительства талибов законным, российские власти тем не менее публично встречались с лидерами движения, а в 2022 году Москва согласилась по сниженным ценам поставлять талибам топливо, газ и пшеницу. Она также пообещала расширить взаимодействие, если талибы выполнят ряд важных условий, включая создание правительства, представляющего различные этнические группы в стране. В то же время Россия оставила движение в списке террористических организаций — даже несмотря на то, что большинство других стран региона, включая Казахстан, исключили «Талибан» из собственных черных списков, предположительно, чтобы сохранить дополнительные рычаги влияния на него.
После теракта в «Крокус Сити Холле» Кремль, очевидно, решил, что взаимодействие с «Талибаном» поможет стабилизировать ситуацию в регионе. Наличие у группировки ярлыка запрещенной в РФ террористической организации не останавливало Москву и раньше, но исключение из этого списка значительно упростило бы более тесное сотрудничество, особенно в вопросах безопасности. Российская сторона могла бы расширить обмен разведданными, обучение кадров и даже поставки оборудования в рамках программы по борьбе с терроризмом — не только оружия, но и передовых технологий распознавания лиц и других.
Тем не менее теракт в «Крокусе» ярко продемонстрировал недальновидность политики России в отношении Афганистана. Вероятно, впервые с 1989 года российские граждане стали жертвами политики, проводимой их властями в этой стране. Кремль отчаянно пытается связать это нападение с Украиной или с ее «западными спонсорами». Мотивация ИГ-Х при этом достаточно ясна: поддержав режим Асада, Москва помогла дать отпор группировке в Сирии, а поддержав «Талибан», — помогла сдержать «Исламское государство» в Афганистане. По злой иронии судьбы именно в «Крокус Сити Холле» в феврале 2019 года прошло праздничное мероприятие, посвященное 30-летию вывода советских войск из Афганистана. Выступая с торжественной речью, бывший начальник Генштаба ВС СССР генерал Михаил Моисеев отметил, что действия советской армии в той войне «обеспечили безопасность России».
Бессилие Таджикистана
Теракт 22 марта, судя по всему, совершили граждане Таджикистана, завербованные «Исламским государством». Жестокость, с которой российские силовики производили их задержание и допрос, а также настойчивая попытка найти «украинский след» означают, что мы, вероятно, никогда не узнаем, как эти люди были завербованы, с кем они работали и что на самом деле побудило их в этом участвовать (вряд ли вознаграждение в 500 тысяч рублей, о котором говорил один из арестованных). Тем не менее и сам теракт, и особенно реакция России на него свидетельствует о серьезных противоречиях в российской политике на этом направлении.
Россия позиционирует себя как гарант региональной стабильности в Центральной Азии, но требует за это определенную цену. С начала полномасштабной войны в Украине Кремль оказывает давление на эти страны, чтобы добиться от них помощи в обходе западных санкций. Несмотря на то, что большинство региональных лидеров (как и общественность) критически относятся к вторжению, осознавая последствия, которые оно может иметь для их собственных стран, они стараются одновременно не злить Москву и сохранять хорошие отношения с западными державами. С одной стороны, они продолжают торговать с Россией и служить посредниками в поставках запрещенной электроники, а с другой — предпринимают такие шаги, как запрет российской платежной системы «Мир» (как это недавно сделал Кыргызстан).
Это дает повод многим российским комментаторам и чиновникам упрекать страны Центральной Азии в том, что они недостаточно пророссийски настроены, заявлять об их намерении продавать Украине оружие и даже отрицать их государственность (как когда-то это сделал сам Владимир Путин в отношении Казахстана).
Выходцы из Центральной Азии, живущие и работающие в России, сталкиваются с бытовым национализмом и давлением со стороны представителей власти.
Таджикистан — бедная густонаселенная страна, чьи граждане ездят в Россию на заработки и, отправляя заработанное домой, поддерживают внутреннюю экономику. При этом зависимость России от трудовых мигрантов — особенно сейчас, в условиях мобилизации российских граждан — так же велика, как зависимость Таджикистана от этих денежных переводов. Несмотря на это силовики массово арестовывают и депортируют людей. Низовой расизм подпитывается риторикой и действиями властей.
Поведение Москвы оказывает дополнительное давление на руководство центральноазиатских стран, и особенно на Душанбе. Власти Таджикистана в целом хранят молчание после теракта и в ответ на меры, принятые после этого в России, включая высылку граждан Таджикистана и внесение новых законопроектов, усложняющих въезд иностранцев в страну. Судя по всему, они сотрудничают с российским следствием, проводя собственные рейды в Душанбе и близлежащем городе Вахдат.
Режим Рахмона выглядит бессильным: он оказался не в состоянии ни обеспечить справедливое судебное разбирательство для своих граждан в России, ни вообще принять сколько-нибудь значимые ответные меры. Лишь 12 апреля министр иностранных дел Сироджиддин Мухриддин высказался против применения пыток к подозреваемым и «непродуманной информационной кампании» против таджиков в России.
Учитывая, что вся военная мощь России направлена на Украину, любая серьезная нестабильность на другом участке границы может отвлечь ее внимание и ресурсы, направляемые на линию фронта. Сотрудничество с «Талибаном» кажется Кремлю единственным путем к сохранению стабильности в Афганистане и предотвращению распространения конфликта на север, и после теракта в «Крокус Сити Холле» такая концепция выглядит еще более логичной и оправданной. Но что если власть талибов в стране окажется так же слаба, как власть предыдущих режимов? Что если «Талибан» не сможет искоренить террористические группировки, и они начнут совершать атаки в соседних государствах, желая доказать свою жизнеспособность, как это сделал ИГ-Х в Подмосковье? Кремль снова рискует увязнуть в проблемах Афганистана — и оказаться злейшим врагом самому себе.