Исповедь
Российские телеканалы смакуют подробности столкновений и протестов в США, связанных с новой волной борьбы с системным расизмом. Акции проходят и в Европе. В России же предпочитают делать вид, что для нас эта проблема не актуальна, хотя, по данным центра «Сова», в прошлом году от расистских нападений пострадали 45 человек — из них 5 погибли (и это только известные случаи, незначительная доля от общего числа), при этом тысячи людей сталкиваются с дискриминацией, угрозами и оскорблениями только из-за национальности (а иногда из-за национальности супругов, партнеров или, например, приемных детей). The Insider поговорил с теми, кому пришлось столкнуться с расизмом в России лицом к лицу.
Евгения, 31 год, бывшая жена африканца
Евгения — руководитель интернет-проектов, занимается африканскими танцами, растит 5-летнюю Элиану, чей отец — гражданин Анголы
К романам с иностранцами в России очень двоякое отношение. У мужчин включается ревность. На такую пару смотрят, и это происходит везде. В столицах, правда, меньше, чем в провинциальной России. Основные проблемы начались, когда на позднем сроке беременности я приехала в Екатеринбург к своему семейному врачу на роды. Тогда же, за три недели до родов, приехал отец моего ребенка. Везде, где мы появлялись вместе, мы невольно привлекали к себе внимание. У кого-то вызывали умиление, но по большей части на нас смотрели с недоумением.
Правда, и в семье мне поначалу говорили: зачем, мол, тебе это нужно. Но в целом моя семья довольно быстро приняла моего мужа. Для старшего поколения, воспитанного в СССР, всё должно быть стандартно. Что касается отношения старших поколений к африканцам, то тут стоит рассматривать российскую ментальность в целом. Хоть рабства людей из Африки в России никогда не было, у людей есть предубеждение, что все, кто приезжает из-за границы, могут нести опасность или что-то нестандартное, неприемлемое, низкое.
Потом жизнь сложилась так, что на два года я переехала в Екатеринбург. Тогда начались проблемы, и не столько из-за дочки, у которой довольно светлый оттенок кожи. Я начала пропагандировать африканскую культуру. Там о ней еще ничего не знали, а представители местного небольшого иностранного сообщества общались в своем кругу. К ним пытались прибиться только девушки, которое были падки на «экзотику». И это обратная сторона России и её отношения к африканским студентам. Отсюда, кстати, и негативное отношение к девушкам, которые вступают в отношения с темнокожими иностранцами. Кто будет разбираться, где серьезные отношения, а где именно развлечение?
Когда я начала устраивать танцевальные вечеринки в афростиле, где собирались представители разных культур, мне стали поступать угрозы: мы тебя найдем, дочь твою найдем. Более того, стычки происходили на входе на вечеринки. Тогда я поняла: будь мой ребенок на пару тонов темнее, проблем у меня было бы намного больше. Однажды мы шли со знакомой, у которой тоже темнокожий ребенок – сыну было три года. Толпа русских, которая нам шла навстречу, увидев ребенка, стала кричать на него «обезьяна», «черный выродок». Я не сдержалась и накричала на них в ответ. У россиян вообще нет понимания, что человек есть человек – вне зависимости от того, как он выглядит. Другая моя знакомая, мулатка с очень темным цветом кожи, уехала из своего родного города и увезла всю семью, потому что жизнь стала невозможной.
Моя знакомая, мулатка, уехала из родного города и увезла всю семью - жизнь стала невозможной
Сегодня самые активные расисты – это те, кому 25-40 лет. Это люди, которые не состоялись в жизни, ни разу не выезжали за границу, живут в своем замкнутом мире. Весь их кругозор ограничен сетью «ВКонтакте». Там есть закрытые группы – «Чернильницы», которые насчитывают тысячи участников. Они выискивают таких людей, как мы – русских парней и девушек, которые встречаются с африканцами. Когда мне стали поступать угрозы, я попыталась узнать, кто эти люди и как они узнают о нас. Я зарегистрировалась через чужой аккаунт. Там творится невероятное! Они выкладывают у себя на стену наши фотографии, наши телефоны, а, если находят, то и адрес. Они начинают преследовать – в день приходит по пять-шесть сообщений. Если я начинала получать сообщения, значит меня выложили на стене.
Удивительно, что расистские нападки часто происходят со стороны граждан Ближнего зарубежья. У нас была история, когда на мужа навалилась целая банда – человек 18-20. Он смог вырваться, добежал до стоявшей неподалеку маршрутки, запрыгнул в нее и попросил водителя закрыть дверь. И, представьте себе, целая маршрутка людей, а эти бандиты раскачивают маршрутку и орут водителю, чтобы тот сдал моего бывшего мужа. В итоге водитель всех выпустил, быстро закрыл дверь и увез его одного подальше от этого места. Он мне позвонил по видеосвязи сразу же, как переступил порог дома, у него вся одежда была в крови. В эту же ночь он пошел в полицию, написал заявление, а ему сказали: «Всё, идите». И с тех пор никаких новостей не было.
Я стала задумываться, а что делает наше государство, чтобы защитить иностранных студентов. Оно же само их привозит сюда учиться и в большие, и в малые города. Но что оно делает, чтобы человек себя чувствовал здесь безопасно? По-моему, ничего. А студенты из Африки боятся что-то ответить, если на них нападают, потому что их могут лишить визы и возможности доучиться. Многие учатся по государственным квотам: за них платят, а они потом отрабатывают. И если на такого студента напишут жалобу, то для него этого может закончиться высылкой из страны.
В нашу с мужем жизнь без конца все вмешивались. Все пытались разбить наши отношения – как его соотечественницы из Анголы (они очень ревновали), так и русские. Поэтому интернациональные пары часто не выдерживают такую психологическую нагрузку. Есть успешные пары, но такие семьи сохраняются не часто. Лично мне очень хотелось бы уехать подальше от этого менталитета. Россия еще не дошла до того, чтобы воспринимать такие пары повсеместно. Может, лет через сто – сто пятьдесят...
Мит - темнокожий студент
Мит учится в Казанском федеральном университете
Я приехал в Казань семь лет назад, выучился на эколога, решил продолжить учебу по специальности туризм. В Казани много иностранных студентов – и из Африки, из Индии, даже из Америки есть. Давление ощущается каждый день. Это может быть и агрессивный, и пассивный расизм.
Иногда хочется просто выйти в магазин за хлебом и обратно дойти домой – как обычный человек. Но это очень сложно, потому что всегда кто-то что-то про тебя говорит или показывает на тебя пальцем. Мне друзья говорят: не обращай внимания. Но это невозможно! Даже если мы делаем вид, что этого не замечаем. Когда я приехал в Казань, мне было 18 лет. Я всю жизнь жил с родителями, всегда себя чувствовал защищенным. И такая негативная реакция меня сильно травмирует. Когда я выхожу один, надеваю большие наушники, кепку, очки. Я просто иду по своим делам и стараюсь максимально не обращать внимание на тех, кто ко мне пристает. А если я иду не один?! У меня была девушка – яркая блондинка. И, конечно, когда мы шли по городу, многие обращали на нас внимание. Когда есть человек рядом, которого надо защищать, не реагировать – очень трудно. Поэтому случались и стычки, а иногда дело доходило до драки.
Иногда просто хочется сходить за хлебом, чтобы на тебя не показывали пальцем
Даже здесь в Казани я встречал группировки скинхедов. Непонятно, откуда они вдруг появляются. Это люди, которые, я предполагаю, ничем не занимаются. Но есть и представители ближнего зарубежья, которые с нами обходятся так, словно мы хуже животных. Такие агрессивно настроенные расисты только и ждут, когда им ответишь, они провоцируют реакцию. Часто люди в автобусе считают, что они могут мне высказать свое мнение, что они обо мне думают. Мне часто говорят слово на «н», про черное лицо, про то, что я грязный. А девушке, которая идет со мной, что она об меня «испачкалась», что это «позор», который отразится на следующих поколениях. Сам я с этим могу справиться и пережить, но я понимаю, насколько такое давление сложно было для нее.
Многие со мной хотят фотографироваться, прямо требуют, не понимая, что я могу этого не хотеть. Однажды ко мне вот так пристали на улице Баумана, главной пешеходной улице Казани. Я отказался, сказал, что не хочу. И меня чуть не убили. За что? Только за отказ от фотографии? Мне повезло, что два русских парня меня просто отвезли подальше. Но после этого я год боялся приходить на эту улицу.
Я очень долго не хотел заводить аккаунты в соцсетях – Инстраграме или Тикток. Но все-таки решился. И каждый раз, когда что-то делаешь, очень мало положительных комментариев. Один раз даже отчаялся на «черный юмор» – сделал акцент именно на то, что я черный. И реакций было миллион. Мне было очень обидно, что никому не интересно, что я за человек, чем я занимаюсь, важнее, какой у меня цвет кожи. Я даже снимал мотивационные видео, но даже под ними всегда, к сожалению, можно найти расистские комментарии.
В 2017 году в Казани неонацисты убили студента из Чада. Мы были в шоке. Убийц правда в итоге нашли и осудили. Но часто бывает, что полиция просто не обращает внимания, когда в нам пристают. У меня была история: я стоял на остановке, ко мне подошел мужик и стал говорить: «Н..., убирайся к себе домой!» Он приближается ко мне и говорит это громче и громче. А на расстоянии двух метров от меня стояли два полицейских и курили – просто наблюдали. Я еще плохо говорил по-русски, жестами попытался им показать – мол, защитите меня. Но они просто продолжили курить.
Я попросил полицейских вмешаться, но они просто продолжали курить
Однажды я сидел в кафе, было уже поздно – около 11 вечера. Сижу на в наушниках, вокруг молодежь. Ко мне подходит менеджер и говорит: «Молодой человек, Вам, наверное, лучше уйти. Другим клиентам не нравится, что вы здесь сидите». «Почему я должен уйти? Я же не просто так тут сижу!». «Я все понимаю, но это для вашей же безопасности». «Я никуда не уйду. Если у них проблемы, пусть подойдут – мы поговорим». Они подошли с газовым баллончиком и стали брызгать вокруг меня. Тут уже переполошились все и подошли ко мне: «Вам лучше уйти. А то видите, что происходит»
Самое обидное в такой ситуации – безразличие людей вокруг. В том же автобусе один человек создает дискомфорт, даже конфликт, выговаривая мне гадости и всячески меня оскорбляя, а никто не обращает внимания. Я даже один раз подошел к водителю и сказал: «Ты же как капитан. Это твой корабль. Если что-то не так, ты должен решить проблему». А он сказал: «Выйди – и все!» Это очень страшно и тяжело, когда ты жертва. А все вокруг наблюдают молча.
Сардаана, гражданка России, казашка
Дана родилась в Казахстане, жила в Москве, но из-за оскорблений на национальной почве переехала с семьей в США
Меня зовут Сардаана, но так получилось, что это имя я не очень люблю. Предпочитаю называть себя Дана. И это часть комплекcа, который развился во мне из-за испытанного на себе расизма. Я родилась в Казахстане, переехала вместе с мамой в Москву, когда мне было семь лет. Моя мама была известным в своем кругу литературным и общественным деятелем. Переезжали в столицу на законных основаниях, то есть нелегалами не были, все годы в Москве имели все положенные документы и прописку.
Cразу после переезда в Москву, когда пошла в школу, меня очень часто обижали по поводу имени и фамилии, по поводу цвета волос и разреза глаз. Без конца слышала насмешки: «китаёза», «узкоглазая». Сейчас у самой дети такого возраста, и я не могу себе представить, чтобы мои дети стали обращать внимание на «нестандартные» внешние признаки их одноклассников. Они наивны и дружелюбны, как и полагается, мне кажется, в таком возрасте. До сих пор не могу понять, откуда же столько злобы было у моих сверстников в Москве? Из их семей?
Но и некоторые учителя при каждом удобном случае спешили упомянуть мою национальность и как бы ей попрекнуть. Долгие школьные годы во мне копилась и вырабатывалась куча комплексов и огромная неуверенность в себе, которые я, будучи ребёнком, совершенно не знала, как побороть. Когда повзрослела, мечтала перебраться обратно в Казахстан: была уверена, что среди своих я буду наконец-то чувствовать себя нормальной, «своей», что получу внимание молодых людей, которое так нужно в этом возрасте. В России же я чувствовала, что меня либо старались игнорировать, либо вовсе не замечали. Но переехать так и не получилось. Тогда пришло время выбирать, куда поступать. И мой выбор пал, что неудивительно, на Российский университет дружбы народов, название которого говорит само за себя. Я решила, что там мне будет комфортнее, чем было в школе и будет в других вузах. В РУДН было много студентов разных национальностей, в том числе и «своих» – казахов. Годы в университете как бы «вдохнули в меня жизнь», наверное, были самым ярким эпизодом всей моей жизни в России.
Учителя при каждом удобном случае спешили упомянуть мою национальность и попрекнуть ею
Чего не скажешь о времени после окончания вуза. Замужество, рождение ребенка, бытовые вопросы, бумажная волокита, частые походы в районные поликлиники и обычная городская жизнь – это бесконечные эпизоды борьбы с ксенофобией и национализмом по отношению ко мне, мужу, детям, семье в целом. Каждый – от продавца в магазине и водителя автобуса до соседа и коллеги по работе – считают нужным тебе напомнить о твоей нерусской внешности, продемонстрировать, что мы лишнее меньшинство. В итоге мы стали чаще тянуться к «своим» в попытках найти гармонию и чувство своей ценности в обществе. Друзей из славян становилось все меньше, а, под конец, перед переездом в США, их число свелось буквально к трем людям. Это было обидно и больно, потому что мы всегда тянулись к общению, были готовы помочь, но каждый раз понимали, что в нашем обществе не нуждаются.
В последнее время было очень тяжело находить работу. Везде, что неудивительно, отдавали предпочтение лицам славянской внешности. Мы с мужем предъявляли документы о том, что мы граждане России, что имеем законную прописку и даже собственное жилье здесь, имеем диплом о местном образовании с неплохими результатами, а русским языком владеем не хуже местного населения. И все равно получали больше отказов. Или нас просто игнорировали. Больше всех агрессию проявляют люди среднего достатка и ниже. Со средним образованием и так скажем «приземленным» взглядом на жизнь. Как правило, чем интеллигентнее и образованнее человек, чем больше он повидал мир за пределами своей страны, тем менее он агрессивен по отношению к «чужеземцам», более лоялен и дружелюбен.
Моего мужа, тоже казаха по национальности, в раннем детстве очень сильно избил бывший работник полиции – решил, что мальчик у него украл инструменты из гаража. Он его избивал в течение долгих часов на улице, на виду у свидетелей, которые не сделали ничего и никуда не попытались сообщить. К счастью, одним из прохожих оказался знакомый, он и сообщил родителям. Моего мужа, тогда еще маленького мальчика, огромный и пьяный мужчина избивал с восклицаниями: «Понаехали ублюдки, уроды, ты, хач поганый, сдохни!».
После случившегося мой муж замкнулся в себе. В первые месяцы у него случались приступы паранойи, он всего боялся, даже ходить в собственном районе. Обидчик ведь остался безнаказанным. В подростковом возрасте cтал изгоем в школе. Но то избиение было далеко не единственным. Например, в 18 лет на него напала целая банда скинхедов – 16 человек. И опять – физические увечья и психические травмы.
Пожалуй, основной причиной нашего переезда из России стали все те избиения, унижения и оскорбления, через которые мы прошли. А, кроме того, у нас появились дети, и с самого их рождения мы беспокоились за их жизнь и психо-эмоциональное состояние. Мы не хотели растить своих детей в стране, где подавляющее большинство людей настроены негативно по отношению к людям другой национальности.
Марьям Л., татарка
Марьям - научный сотрудник Российской академии наук, живет в Москве
Я татарка и с тех пор, как я себя помню, я уже знала, что я не такая… Родилась в Москве, родители татары, русско-татарские билингвы, мой родной и единственный язык – русский. Много раз спрашивала бабушку и дедушку, отчего они не говорили со мной по-татарски. Ответы были разные, но суть примерно одна: они не хотели, чтобы я отличалась от других детей.
Надо сказать, что в ситуациях, когда не было никакой конкуренции, например, летом в русской деревне, у меня никогда не возникало проблем на почве национальности. Имя всегда пытались «перевести» на русский, но в итоге обходилось. А вот в школе, особенно начальной, было сложно. Доходило до абсурда, когда меня родители, а иногда и учителя, пытались уличить в подлоге, поскольку «не может нерусская писать диктанты лучше наших детей». А от выражения татаро-монгольское нашествие меня до сих пор передергивает, чуть ли не виноватой себя ощущаю, даже смешно. Бабушка меня успокаивала всегда тем, что ей в детстве даже было на улицу одной страшно выйти, так ее дразнили и гоняли, а мне еще повезло. К ситуации я относилась как к данности, считала это естественным. Поняла, что бывает иначе, когда в старшей школе поступила в гимназию, там важным уже оказалось не то, какая голова, а то, что в ней.
Сейчас у меня лично особенных проблем нет - лишь отдельные малозначительные эпизоды, которые уже не оставляют большого следа в душе. Однажды мой непосредственный начальник объяснил мне, что начальница отдела кадров нашего научного института Российской Академии наук ко мне плохо относится из-за национальности. Несколько раз убеждалась, что да, относится с предубеждением, почему – непонятно, в неформальной обстановке нам общаться не приходилось.
Ситуации бывают самые разные. Однажды я позволила себе в родительском чате не согласиться с мнением одной из участниц, а там в подписи стоит мое исключительно нерусское имя с откровенно русской фамилией. Вскоре мы одновременно пришли забирать детей из сада. Отчего-то я располагаю людей к общению, она решила мне пожаловаться на меня же. Суть нашего конфликта ее интересовала мало, имя она тоже толком не запомнила, но ее крайне возмутил один лишь факт: «Чурка какая-то, а меня поучать лезет!».
У меня есть младший брат, он гораздо смуглее меня и черноволосый. Сейчас он не в России, чему я рада, поскольку здесь за него было тревожно. То, что у него часто проверяют документы, даже не буду брать в расчет, ведь многие считают, что иностранцев задерживают исключительно потому что они массово нарушают режим пребывания. Дескать, это такая необходимость, и ради нашей же безопасности надо смириться. Брату часто приходилось сталкиваться с агрессией только из-за своей внешности. Пару раз он рассказывал, как поздно вечером приходилось убегать из полупустого вагона метро, чтобы избежать драки. Причину агрессии ему всегда озвучивали очень откровенно: «Проваливай в свой кишлак, нечего тебе тут делать!» Сейчас он работает в научном институте в Европе, защищает диссертацию. Могу только догадываться, сколько всего было таких случаев. Мама несколько лет делилась со мной переживаниями по этому поводу.
Брату говорили «Проваливай в свой кишлак!» Сейчас он работает в научном институте в Европе
Сейчас у меня подрастают дети, их отец – русский. Они светловолосые, внешне придраться не к чему, и я с горечью должна признать, что этому рада. У них будет одной проблемой меньше. Стараюсь учить их обращать внимание на качества человека, а не на внешность, общение с нашими друзьями и коллегами другой национальности, иностранцами (у нас есть друзья армяне, узбеки, корейцы, китайцы, и даже, о ужас, один нигериец!) очень помогает. Но что я недавно обнаружила? В группе детского сада младшего сына подобрался весьма интернациональный состав, и мой ребенок вдруг начал оперировать такими определениями, что она «черная, грязная, наверное» или «у нее глаза узкие». Я остолбенела просто, когда услышала. Откуда ноги растут, достоверно неизвестно. По крайней мере в моем присутствии воспитатели никогда не позволяли себе таких высказываний, возможно, родители других детей дома возмущаются составом группы. Это совсем грустно, ведь дети легко могут стать такими же мы, если с младых лет не твердить им постоянно, что это заблуждение, и они иные.
Вообще нам всегда вбивали в голову, что государство у нас многонациональное, народы дружат, все равны и живут в мире и согласии. Но я, будучи ребенком, чувствовала это лицемерие советских картинок, где, например, узбечка, киргиз и грузин вместе поют песни. Не вижу отличия, отличать себя от китайца или африканца, или от дагестанца или армянина. Суть одна - деление по какому-то признаку на своих и чужих.
При участии Олега Пшеничного