Темы расследованийFakespertsПодписаться на еженедельную Email-рассылку
Мнения

Несвободное место. Как получается, что раскрываемость преступлений все меньше, а в тюрьмах все теснее

В конце января Генпрокуратура упрекнула ФСИН в переполненности тюрем и предложила арестовывать меньше людей. Служба парировала: число арестованных в изоляторах и так достигло минимума с 1990-х годов. В декабре 2018-го ФСИН уже сообщала о рекордном в новейшей истории России снижении количества заключенных в колониях и тюрьмах — якобы в связи с «либерализацией уголовно-исполнительной политики государства». Алексей Федяров, глава правового департамента фонда «Русь сидящая», уверен, что в перепалке двух ведомств больше лукавства и имитации активности, чем реальной заботы об арестованных и осужденных. Число заключенных снижается не благодаря гуманизации, а потому что раскрываемость преступлений в России неуклонно падает. Но изоляторы все равно переполнены, причем виновата в этом сама Генпрокуратура, которая требует ареста при любой неоднозначной ситуации.

Прокуратура выступает с инициативой, с которой она должна в первую очередь обратиться к самой себе — уменьшить число заключенных под стражу в следственных изоляторах. Смотрится комично. Прокуроры поддерживали, поддерживают и будут поддерживать абсолютное большинство ходатайств следователей о заключении под стражу подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, хотя официальной статистики на этот счет не публикуется. Ритуальна фигура прокурора и в судебных процессах по продлению сроков содержания под стражей. Он всегда согласен со следствием. По отношению к представителю ФСБ — подчеркнуто сервилен, это ведомство прокурор поддержит, каков бы ни был запрос. Прокурор не надзирает за соблюдением закона и перестал ассоциироваться с понятиями «законность» и «справедливость». Прокурор сопровождает уголовное преследование и служит ему. Прокурор карает.

Так что же случилось? Как родилась эта прокурорская инициатива?

Сложно ее воспринимать всерьез. Будь это реальное изменение прокурорских подходов, оно бы выглядело иначе. Генеральный прокурор должен был бы не просто изучить условия содержания в следственных изоляторах и колониях, но и, как минимум, проверить, насколько часто в качестве меры пресечения выбирают заключение под стражу и какую позицию занимают прокуроры. А по незаконным арестам, которые обязательно нашлись бы в ходе такой проверки, внести представления об отмене или изменении меры пресечения. И кого-то показательно уволить.

В идеале после всех этих шагов родилось бы решение межведомственной коллегии с участием СКР, МВД и ФСБ, вниз полетели бы распоряжения, и территориальные прокуроры начали бы задумываться, стоит ли безоглядно поддерживать ходатайства следствия. Да и следователи бы перестали опасаться, что за каждого неарестованного человека потом придется долго и муторно объясняться перед начальством. Система перекошена. Арестовать без достаточных оснований вполне допустимо, но, к примеру, обвиняемый в мошенничестве предприниматель на подписке о невыезде всегда вызывает сомнения — нет ли тут заинтересованности? Следователь в любой неоднозначной ситуации предпочтет арест. Так проще. Судьи могли бы изменить ситуацию, но и им комфортнее удовлетворить ходатайство следователя и заключить человека под стражу, чем пойти против системы и отказать. Повлиять на практику заключения под стражу могли бы и прокуроры, системно изменив подход к поддержанию ходатайств следователей в судах и к обжалованию незаконных арестов. Но этого не происходит, а значит мы в очередной раз наблюдаем, как Генеральная прокуратура имитирует активность.

Следователь в любой неоднозначной ситуации предпочтет арест: так проще

К переживанию прокуратуры по поводу переполненности изоляторов можно относиться по-разному, но проблема от этого не становится менее очевидной и насущной. Дело в том, что ответ ФСИН о минимальном количестве людей в изоляторах основан на ее же показателях, а они требуют тщательной проверки. К примеру, пенитенциарии говорят, что заключенные обеспечены площадью в соответствии с нормами. Считают они просто: вот количество заключенных, вот объем площадей, делим второе на первое и получаем соответствие нормам. Но есть нюансы.

Возьмем гипотетический идеальный следственный изолятор на 1000 мест, то есть 50 камер по 20 мест. Предположим, что 1000 человек там и содержат. Статистически все четко — полное соответствие нормам. Но в реальности это не так. Есть разные категории заключенных и разные условия их содержания под стражей.

Впервые привлекаемые к уголовной ответственности не могут содержаться вместе с ранее отбывавшими наказание в виде лишения свободы. По статистике МВД, среди лиц, совершивших преступления в 2019 году, 57% сделали это не впервые. Примем во внимание, что статистика учитывает только неснятые и непогашенные судимости. Но в самих изоляторах снятие и погашение судимости значения не имеют — отбывал 15 лет назад полгода в колонии, все, ты «второход» и с «первоходами» находиться не можешь. Если соблюсти только этот критерий, то половина содержащихся под стражей не должна находиться в камерах с представителями другой половины, которую представляют собой «первоходы». Казалось бы, все просто: раздели камеры пополам и размести по ним тех и других. Но нет.

Отдельно от остальных содержат бывших сотрудников правоохранительных органов. Вообще, в категорию «бывших сотрудников» относят кого ни попадя. Основная масса людей там — мужчины, проходившие срочную службу во внутренних или пограничных войсках. Типичная ситуация: жил себе мужик, ему уже 35, вот он попадается за кражу или употребление наркотиков, а его ведут в камеру к бывшим сотрудникам. Он сопротивляется, не по понятиям, говорит, но ему объясняют, что служил во внутренних войсках, а потому и «в хату» пойдет к ментам, и сидеть будет не в Покрове, что рядом с домом, а в Нижнем Тагиле.

«Второходов» селят отдельно от новичков, а бывших сотрудников правоохранительных органов — отдельно от всех

И таких «бывших» в нашем изоляторе будет примерно 10%, то есть сто человек. Среди них тоже есть «второходы», и их много. Допустим, что ранее отбывавших наказание 55 человек и им надо три камеры по 20 мест. Как минимум одна останется незаполненной. Но и для 45 «первоходов» надо три камеры, нельзя же допустить перезаселения? Так возникает главная проблема следственных изоляторов: вынужденная недозаселенность одних камер при вынужденной же перезаселенности других. Подведем промежуточный итог: 100 мест надо отдать бывшим сотрудникам, около половины оставшихся «первоходам» и куда-то рассовывать остальных.

Но это только начало. Закон предусматривает безопасное содержание заключенных, которым угрожает опасность. Человек пишет заявление о том, что в отношении него применено насилие, либо ему этим угрожали. Либо ненароком рассекретился заключенный-агент. Таких надо содержать отдельно. Пара камер нашего изолятора отходит им. А это еще 20–30 мест, то есть еще две-три камеры, ведь и среди них есть «первоходы», «второходы» и бывшие сотрудники.

Есть и другая головная боль: подозреваемых и обвиняемых по одному делу нельзя содержать совместно. Группы — явление частое, всех их участников необходимо размещать по разным камерам. Возьмем в расчет и то, что в общую площадь, от которой считается соответствие норме, включен и карцер, и медицинские камеры, если таковые вообще есть. Таких факторов на самом деле масса — здесь перечислены лишь основные. Результат предсказуем: в любом изоляторе, по меркам ФСИН абсолютно благополучном, будут как переполненные камеры, так и камеры, где всего два-три заключенных на десяток мест.

В любом изоляторе будут как переполненные камеры, так и те, где всего два-три заключенных вместо 10

Вот и выходит, что формально правы прокуроры, есть основания для реагирования — перезаселенность некоторых камер. То, что они сами, часто без оснований, настаивали на аресте их обитателей, их, естественно, не волнует.

Но ФСИН в своей реакции на предложения Генеральной прокуратуры ссылается не на эти — объективные — трудности, а на некую несуществующую на самом деле гуманизацию уголовного законодательства и собственную — а как без этого — деятельность по перевоспитанию преступников. Служба исполнения наказаний говорит о снижении количества содержащихся под стражей. Их действительно рекордно мало. Я далек от того, чтобы шельмовать ФСИН за имитацию гуманизации. В конце концов, пенитенциарная система работает с тем, что ей достается от правоохранительной системы. Заявление ФСИН подразумевает, что заключать под стражу по делам небольшой и средней тяжести стали реже. Это было бы неплохо, но никаких подтверждений этому нет.

За фальшивыми межведомственными пикировками остается незамеченной другая важная проблема: умирает уголовный розыск. Общая раскрываемость преступлений подошла к критической отметке в 50% (преступлений за 2019 год зарегистрировано свыше 2 млн, а раскрыто значительно меньше 1 млн). При этом и среди раскрытых дел — львиная масса нарисованных на коленке. Это можно делать по-разному. Например, на признавшегося в краже с дачи забулдыгу повесить еще эпизодов 30. На срок повлияет не особо, если ранее судим, сам воришка тоже рад — на централ (следственный изолятор) заехал, там тепло и поесть дают. Другой пример: можно еще взять и разбить единое дело по взятке инспектору МЧС или еще какому-нибудь мелкому чиновнику на десять мелких эпизодов за каждый платеж. Эти и другие многочисленные способы и дают «раскрытые» преступления.

Но как ни крути, в 2019 году 493,7 тысячи краж, а это на 6% больше по сравнению с 2018 годом, остались нераскрытыми. Раскрываемость краж в целом — чуть более 35%. Это пик систематического, из года в год, падения данного показателя. И пик позора МВД. Просто представьте себе, что за год не раскрыто больше 100 тысяч краж с проникновением в жилище. И их никто никогда не будет даже пытаться раскрыть — эти дела толщиной в два-три сантиметра уже умерли в архивах.

Как эти данные касаются заполненности тюрем? Напрямую! Если бы нераскрытых краж осталось не полмиллиона, а хотя бы 300 тысяч? Если бы часть укравших, хотя бы 200 тысяч человек, привлекли к ответственности, насколько бы увеличилось количество содержащихся под стражей? Добавим сюда 13,6 тысячи нераскрытых в прошлом году грабежей и 1116 разбоев. Так что сложно говорить о проявлении гуманности к тем, кого даже не поймали и не пытались поймать.

Сложно говорить о проявлении гуманности к тем, кого даже не пытались поймать

Что же делать? Тотальная ревизия подходов к заключению под стражу — вот что назрело. Для начала должно заработать простое и установленное процессуальным законом правило: нельзя арестовывать по формальным признакам, нельзя без объективных оснований полагать, что человек может скрыться и помешать следствию. Но этого не будет. Возможность не ловить настоящих преступников, отчитываться о гуманизации и при этом арестовывать людей впрок, складывать их, как хомяк орехи за щеку, перекатывать их в пасти, глотать или выплевывать, устраивает силовиков. В том числе и Генеральную прокуратуру, и ФСИН. А потому внесем в оценку их перепалки изрядную долю скепсиса. Примерно в 100%.