Мнения
Одним из политических итогов 2019 года стали парламентские выборы в Великобритании, подтвердившие неотвратимость Brexit и прошедшие в условиях самого высокого в истории антирейтинга как консерваторов, так и лейбористов. Несмотря на кризис доверия, консерваторы одержали крупнейшую за последние 30 лет победу — теперь в Палате общин у них будет абсолютное большинство, они в одиночку сформируют правительство. Подобный парадокс — результат специфики британской избирательной системы. По оценкам ряда независимых экспертов, если бы в стране действовал другой подход к подсчету голосов, консерваторы вообще не получили бы большинства. Обозреватель Би-Би-Си Олег Антоненко объясняет, как британцы оказались заложниками своей избирательной системы, почему ее непросто поменять и каким образом она сказывается на политическом курсе.
Драка. Сейчас начнется драка. «Я — рабочий класс. Я голосовал за Brexit. Вы, идиоты, против демократии», — кричит покрытый татуировками крепкий сорокалетний мужчина в клетчатом плаще под Burberry. Его громкий кокни, тот самый вымирающий говор рабочих кварталов Лондона, адресован немолодой интеллигентной паре в синих беретах с желтыми евросоюзовскими звездами. Мы едем в одном вагоне лондонского метро после очередной акции противников Brexit. Становится горячо — до рукопашной, кажется, ближе, чем до следующей станции. Но на следующей он выходит. Все заканчивается мирно.
Через пару недель, после выборов, становится понятно, что победил именно он. Он и те, кто голосовал за Brexit на референдуме о выходе из ЕС в 2016 году и на всеобщих выборах 2019 года. Brexit стал главной темой голосования, в спор двух главных британских партий никто не вмешался. Победу одержали не только консерваторы, но и британская де-факто двухпартийная система. И после триумфальной победы премьер-министр Борис Джонсон благодарил бывших традиционных избирателей лейбористов за «отказ от привычки на протяжении многих поколений» не голосовать за тори. Один из тех, кому адресована благодарность, — мой знакомый Марк. Он живет в маленьком промышленном городке на северо-востоке Англии. Марк признается, что 30 лет не ходил на выборы, но сейчас «впервые пошел и снова проголосовал за Brexit, чтобы демократия победила».
Но почему за консерваторов? Ведь самым ярким выразителем интересов сторонников расставания с ЕС была Партия Brexit, организованная Найджелом Фараджем? Он уже 20 лет ведёт борьбу с Брюсселем в… самом Брюсселе, в стенах одного из главных институтов ЕС — Европарламента. И почему Партия либеральных демократов с ярко выраженной проевропейской позицией и лозунгом «Stop Brexit!» не получила даже частично поддержку 48% проголосовавших за сохранение союза с ЕС на референдуме в 2016 году?
Ответы на эти вопросы — в особенностях британской избирательной системы.
Неубедительная убедительная победа
Все 650 членов британской Палаты общин — нижней палаты парламента — избираются в одномандатных округах по так называемой системе относительного большинства (First Past The Post). Кандидат становится депутатом, если получает больше голосов, чем его соперники. Даже 20% может быть достаточно для победы, если у остальных поддержка еще меньше. Партии с большим представительством, богатой историей и актуальной повесткой имеют преимущество перед остальными. Малые партии ограничены узкой повесткой («зеленые») или имеют региональное значение (шотландские националисты). Но влияние региональных партий нельзя недооценивать.
На нынешних выборах шотландские националисты разгромили своих оппонентов (победив в 48 из 59 шотландских округов). И теперь их лидер Никола Стерджен в ультимативной форме требует от премьера разрешить проведение нового референдума о независимости (первый и единственный был в 2014 году). Два года назад другая региональная сила — североирландская Демократическая юнионистская партия — после выборов стала союзником тори и помогла им сформировать большинство в парламенте. Но нынешние выборы снова превратили ее депутатов в статистов в Вестминстере.
Конкуренцию лейбористам и консерваторам могла составить лишь третья по популярности уже упомянутая Партия либеральных демократов с ее проевропейской позицией. Она образовалась в конце 1980-х, когда Либеральная партия (те самые виги из восемнадцатого века) соединилась с отколовшимися от лейбористов социал-демократами. Звездным часом и одновременно началом катастрофы для либдемов стало их участие в коалиции с консерваторами в 2010 году. Либдемам не простили их поддержку мер жесткой экономии и особенно повышения стоимости обучения в университетах. В своем манифесте перед выборами они обещали «выступать против любого повышения платы за учебу», но обещание не сдержали. Несмотря на снижение уровня поддержки, в нынешнем парламенте у либеральных демократов могло быть значительно больше кресел, если бы не существующая избирательная система. Эксперты подсчитали, что при пропорциональной системе выборов консерваторы получили бы на 77 мест в парламенте меньше (и не имели бы большинства), а либдемы — на 59 больше (у них всего 11 мест в парламенте). Не случайно именно либеральные демократы добивались проведения референдума об изменении избирательной системы. Это было одним из главных условий при их вхождении в коалицию с консерваторами в 2010 году.
На тех выборах они получили в общей сложности 23% голосов, но лишь 8,8% мест в Палате общин.
Выбор из двух избирательных систем
Нынешняя избирательная система в Британии — система одномандатных округов (650 для Палаты общин), и в каждом округе побеждает кандидат, набравший относительное большинство. Критики этой системы отмечают, что число голосов за остальных кандидатов в сумме как правило больше, чем за победителя, получается, что эти голоса оказываются в мусорной корзине.
Самая простая альтернатива — голосование по партийным спискам. Однако же на референдуме 2011 года британцам предложили перейти на более сложную, преференциальную систему голосования. В бюллетене несколько кандидатов. Избиратель выбирает не одного кандидата, а расставляет их по степени предпочтения: этот кандидат — на первом месте, этот — на втором и так далее. Побеждает получивший более 50% голосов тех избирателей, кто поставил его на первое место. Если никто из кандидатов не набирает 50%, то набравший наименьшее число голосов выбывает. После этого считают голоса, отданные за кандидатов, которые стоят на втором месте у избирателей, проголосовавших за выбывшего как своего первого кандидата. И так продолжается, пока один из оставшихся не наберет 50% голосов. Соответственно, критики этой системы считают, что в результате сложного и «многоступенчатого» подсчета победителем может оказаться не тот, кто набрал абсолютное большинство голосов.
Тогдашний премьер и лидер консерваторов Дэвид Кэмерон был против перемен. Он называл систему преференциального голосования безумной, недемократичной и непонятной. Кэмерон цитировал Черчилля, который отзывался о ней как о «самой глупой». Впрочем, Черчилль и к существующей в Британии избирательной системе симпатий не питал, считая, что «она явно не работает, а полученные результаты несправедливы»: «Во многих случаях итог голосования не обеспечивают ни представительства большинства, ни разумного представительства меньшинств. Как итог — случайное, странное, непредсказуемое представительство». Но у Кэмерона не было выбора, и он согласился провести референдум (второй в истории Великобритании после референдума 1975 года о членстве в ЕС). Голосование тогда закончилось сокрушительным поражением сторонников перемен. Забавно, что кампанию против реформы избирательной системы тогда вел сам премьер-министр, а его заместитель и партнер по коалиции лидер либдемов Ник Клегг стал его главным оппонентом.
Предложенная в качестве альтернативы система показалась британцам слишком сложной. Почти 70% проголосовали против изменений — вопрос был надолго закрыт. Тем не менее попытки реформировать избирательную систему в Британии не прекращаются. Например, организация Electoral Reform Society («Общество за реформу избирательной системы») критикует нынешнюю избирательную концепцию, называя ее «слабой и непредсказуемой», и добивается перехода на пропорциональную систему.«Миллионы людей поддерживают одну партию и получают одного депутата, а несколько сот тысяч поддерживают другую партию и получают в десять раз больше», — возмущаются представители организации и продолжают терпеливо собирать подписи за пересмотр избирательного законодательства.
«Крах» двухпартийной системы?
Британская избирательная система сродни американской — как на выборах президента США, так и конгрессменов. За Дональда Трампа на президентских выборах голосуют почти 63 миллиона человек, а за его соперницу — Хиллари Клинтон — на три миллиона больше, но президентом становится не она. Причем, будь система выборов иной, были бы иными и избирательные кампании, и кандидаты могли быть другими, поэтому Трампа и вовсе могло бы не оказаться среди основных претендентов. А пока доминированию двух партий по обе стороны Атлантики ничто не угрожает, и избирательная система диктует свою выборную стратегию. В Америке президентские выборы 1912 года стали последними, когда кандидат, выдвигавшийся от третьей партии, нет, даже не победил, а пришел вторым. Тогда бывший президент Теодор Рузвельт не получил поддержки республиканцев и создал Прогрессивную партию. Он опередил экс-однопартийца Уильяма Тефта, но проиграл демократу Вудро Вильсону.
В США президентские выборы 1912 года стали последними, когда кандидат, выдвигавшийся от третьей партии, нет, даже не победил, а пришел вторым
Владимир Ленин откликнулся на те выборы статьей в «Правде», где говорил о «крахе» двухпартийной системы в США, а заодно и самой Британии. Вождь мирового пролетариата считал, что американская Прогрессивная партия «обращена в будущее». Правда, будущее это оказалось недолгим. На следующих президентских выборах в 1916 году прогрессисты вновь выдвинули Рузвельта, но тот отказался в пользу кандидата республиканцев Чарльза Хьюза. Хьюз проиграл выборы Вильсону, а Прогрессивная партия распалась.
Британская двухпартийная система в нынешнем ее виде (с доминирующей ролью консерваторов и лейбористов) окончательно оформилась после Второй мировой. Выборы 1945 года стали поворотным пунктом в британской истории. Успешного лидера-победителя в войне, консерватора сэра Уинстона Черчилля, сменил лейборист Клемент Эттли. Лейбористы победили неожиданно, сенсационно. Черчилль почти не вел кампанию, он надеялся, что его личная популярность как героя войны принесет победу тори. А лейбористы много говорили о восстановлении послевоенной экономики и о создании рабочих мест.
С того времени политическая история Британии во многом именно из-за двухпартийной системы напоминает качели, раскачивающиеся влево и вправо. Правление Эттли стало началом создания социально ориентированного государства, государства «всеобщего благоденствия». Лейбористская партия тогда своей конечной целью открыто провозглашала «создание в Британии социалистического общества». Ключевые отрасли британской экономики были национализированы, создана всеобщая система бесплатного здравоохранения. Правительство Эттли создало новый социальный консенсус в обществе, который оставался неизменным до 1979 года.«Тэтчеризм» стал началом новой эпохи. Консерваторы во главе с «железной леди» разгромили профсоюзы, приватизировали многие госкомпании и сократили государственное регулирование. Потом был «новый лейборизм» Тони Блэра с отказом лейбористов от призывов к социализму и поддержкой рыночной экономики, попытка Джереми Корбина вернуть лейбористов на путь построения социализма, на сей раз скандинавского образца, потерпела поражение.
Сейчас левая повестка с обещанием бесплатного доступа в интернет в эпоху тектонических перемен в политике, вызванных Brexit, выглядит как минимум неактуальной. Лейбористская партия не превратится в коммунистическую. Она избавится от непопулярного даже внутри своей партии Корбина и, скорее всего, будет двигаться в сторону центра. А тори не установят диктатуру, как предсказывают их недруги. Будут споры, горячие споры. Иногда заметные и в вагонах лондонской подземки.