Мнения
Конфликт Армении и Азербайджана вокруг Нагорного Карабаха впервые за десятилетия перестал быть внутрикавказским: совместные заявления делают Россия, Франция и США, а Турция не скрывает открытой помощи одной из сторон. Политолог Сергей Маркедонов объясняет, почему мирное урегулирование конфликта на такой, казалось бы, небольшой территории оказалось столь трудной задачей и как в Нагорном Карабахе сталкиваются интересы России, Турции, западных стран и Ирана.
Новое военное обострение ситуации в Нагорном Карабахе привлекло всеобщее внимание к многолетнему неразрешенному этнополитическому конфликту. Тем более, что с учетом растущего влияния Турции на динамику армяно-азербайджанского противостояния оно с каждым днем все более отчетливо выходит за рамки отдельно взятого Кавказского региона.
На этом фоне недостатка в комментариях и публикациях не наблюдается. Однако большинство выступлений касаются непосредственно сентябрьской эскалации. Между тем она далеко не первая. Только летом 2020 года мы наблюдали резкое обострение вдоль армяно-азербайджанской границы примерно в 300 км от Нагорного Карабаха. И раньше время от времени стороны, не достигнув результатов за столом переговоров, тестировали друг друга на поле брани. Так было в марте 2008, июне 2010, ноябре 2014, декабре 2015, апреле 2016, летом 2018 года. Масштаб использования силового фактора нарастал. Если раньше он был вспомогательным средством на переговорах, то сейчас, похоже, стал основным. И не исключено, что даже при не самом негативном сценарии развития ситуации переговоры станут дополнением к вооруженным противостояниям, превратятся в своеобразные антракты перед очередным актом трагедии.
В чем же основной предмет спора между двумя кавказскими государствами? Какие проекты мирного урегулирования были им предложены и почему их не удалось реализовать? Возможен ли компромисс, или решение армяно-азербайджанского конфликта произойдет на основе победы одной стороны и разгрома другой?
Истоки конфликта: территория и национализм
Конфликт вокруг Нагорного Карабаха (небольшой территории Южного Кавказа площадью всего в 4,4 тысячи км²) стал одним из первых на пространстве бывшего СССР. Во многом он был провозвестником грядущего распада Советского Союза. За три десятилетия с небольшим он трансформировался из межобщинного и межреспубликанского противостояния в рамках единой страны в затяжной международный конфликт с неясными перспективами урегулирования. С распадом СССР два новых независимых государства, Армения и Азербайджан, оказались вовлечены в военно-политическое противостояние. До сегодняшнего дня между ними отсутствуют дипломатические отношения, полноценные экономические связи, границы закрыты, а в информационном пространстве они представляют друг друга как экзистенциальных врагов.
В Армении и в Азербайджане сегодня принято говорить о конфликте как многовековой вражде. На эту тему защищаются диссертации, пишутся объемные монографии и статьи. Однако если мы рассматриваем современный нагорно-карабахский конфликт как противостояние двух национальных государств (а также противоборство центральных властей одной из стран с этническим меньшинством, не принимающим их юрисдикции), то было бы правильным выводить его истоки к тому времени, когда в Кавказском регионе утвердился националистический дискурс, то есть к концу XIX столетия. Именно тогда начинаются споры о «пределах исторических территорий» той или иной национальной группы. При этом процесс «национализации» не был одноактным явлением. Как пишет немецкий кавказовед Йорг Баберовски, в начале ХХ столетия
... сама национальная концепция утвердилась лишь на территории кавказских городов. За городской чертой она переставала действовать… В окружении враждебного мира, весьма далекого от органов государственной власти, крестьяне осознавали себя как члены рода, клана или религиозной общины.
И как раз города (Баку, Шуша) становились аренами борьбы амбиций защитников армянского и азербайджанского (в начале ХХ века для тюрок Закавказья было принято обозначение «кавказские татары») национального дела. Значительную роль в укреплении националистического дискурса сыграли прежде всего первый опыт строительства наций-государств в Кавказском регионе (1918–1920 гг.) и последующие семь десятилетий советизации. Именно советская власть провела «генеральное межевание» земель в Закавказье (Нагорный Карабах и Нахичевань вошли в состав Азербайджана, а Зангезур — Армении), определив межреспубликанские границы, ставшие после распада СССР межгосударственными рубежами, создала предикаты государственности (республиканские ЦК, правительства, национальные академии наук). В советское время через систему партийно-хозяйственной номенклатуры, а также образовательные проекты были подготовлены национальные элиты, которые в итоге повели Армению и Азербайджан к государственной независимости.
Но проблема была в том, что советское «генеральное межевание» основывалось на реалиях начала 1920-х годов. Как международных (фактор Турции), так и внутрикавказских. В условиях кровавых межэтнических конфликтов с элементом внешнего вмешательства большевики смогли предложить армянской и азербайджанской (а равно и грузинской, абхазской, осетинской) общественности объединяющую универсалистскую идею — интернационализм, который резко отрицал весь опыт первых национальных республик 1918–1920 гг. с их крайним этноцентризмом и нетерпимостью. На смену пришла модель советского государства, которую известный американский историк русского происхождения Юрий Слезкин обозначил метафорой «коммунальной квартиры», где отдельные большие комнаты принадлежали союзным республикам, а углы поменьше — автономиям. Как следствие произошла медленная, но верная «национализация» коммунизма и превращение территории (в восприятии армянской и азербайджанской интеллигенции) в некую неделимую и неотчуждаемую этническую собственность.
От советских республик через конфликт к независимости
В академической и популярной литературе некоей конвенциональной мудростью считается пробуждение «карабахского вулкана» в феврале 1988 года, когда областной совет Нагорно-Карабахской автономной области (где армяне составляли численное большинство) ходатайствовал перед союзными органами власти и органами власти двух республик Союза ССР о смене своего статуса в пользу выхода из состава советского Азербайджана и вхождения в состав советской Армении. Но такое представление не вполне корректно. В 1988 году широкая общественность смогла увидеть лишь надводную часть айсберга. Но многое было скрыто под водой: еще с середины 1940-х гг. в адрес руководства СССР поступали обращения, проекты, инициативы по присоединению НКАО к Армении. В ноябре 1945 года первый секретарь ЦК КП Армении Григорий Арутюнов направил соответствующие предложения в Совнарком СССР. Руководитель компартии Азербайджана Мирджафар Багиров внес свое контрпредложение — включить Шушинский район НКАО в состав Азербайджана вкупе с тремя районами Армении, в которых проживало значительное количество азербайджанцев. С начала 1960-х гг. эти вопросы начали обсуждаться в кругах националистов-диссидентов, что, впрочем, не мешало и лоялистским формам изъявления протестных настроений (обращения в органы власти и митинги с внешне просоветскими «интернационалисткими» лозунгами).
Ослабление союзного государства в период перестройки, а также неготовность центра к системному решению межэтнических противоречий (что сопровождалось постоянными метаниями между Ереваном и Баку) привели в итоге к утрате монополии Москвы на интерпретацию и истории, и актуальной повестки дня. На этом этапе, пожалуй, можно говорить только об одной серьезной попытке разрешения карабахского конфликта — создании механизма управления проблемной автономией непосредственно из центра. Этот опыт вошел в историю как Комитет особого управления (КОУ). Однако он оказался неудачным. Во-первых, эта структура появилась только к концу 1988 года, то есть уже после серии погромов и начала «обмена населением» между Азербайджаном и Арменией. Во-вторых, ее полномочия подвергались постоянной коррекции. КОУ так и не стал по-настоящему самостоятельным институтом с особыми полномочиями, который мог бы подняться над схваткой двух республик еще единого государства.
В итоге уже на закате Союза ССР армяне НКАО и Шаумяновского района провозгласили Нагорно-Карабахскую республику, а азербайджанские власти отменили автономию в своем составе. Свою лепту в урегулирование конфликта пытались внести и правозащитники, бывшие диссиденты. В 1988 году на раннем этапе противостояния группа академика Андрея Сахарова предлагала вариант территориального «разделения» двух кавказских республик. Некоторые созвучные мысли возникнут в 1992 году уже у американских экспертов. Но сахаровские идеи не стали предметом серьезного обсуждения. С распадом СССР этнополитический конфликт стал по умолчанию международным.
Уникальный конфликт
Вооруженный армяно-азербайджанский конфликт 1991–1994 гг. показал одну принципиально важную вещь: сами стороны к компромиссам не готовы. Разрешение конфликта понимается ими как победа над противником и реализация максималистских программ. В одном случае — восстановление территориальной целостности, а в другом — самоопределение карабахских армян. При таком подходе высшей ценностью считается земля, а не население, на ней проживающее. Это предопределило на годы вперед алгоритм конфликтного урегулирования. Сегодня критика посредников, не достигших мира, доносится с обеих враждующих сторон. Но Баку считает себя проигравшей стороной, потерявшей территории, а потому особо нетерпим к статус-кво. Правда, влияние посредников может быть эффективным только когда сами конфликтующие стороны демонстрируют готовность к взаимным уступкам. Или, как вариант, все посредники — это союзники, и их действия на карабахском направлении соответствуют их общим стратегическим задачам. Ни одно из этих условий в данном случае не выполняется. Однако даже если мы предположим в ближайшем будущем новый «детант» в отношениях Запада и России, то это не сильно повлияет на умонастроения в Баку и Ереване.
В чем уникальность конфликтного урегулирования в Карабахе по сравнению с другими постсоветскими этнополитическими противостояниями? Во-первых, здесь бывшая автономия, отделившаяся от бывшей союзной республики взяла под контроль не только большую часть своего образования в советских границах, но еще и ряд смежных территорий (всего семь районов, пять полностью и два — частично). Для наглядности. Площадь бывшей НКАО под контролем армянских сил на момент сентябрьской эскалации составляла примерно 5% от территории Азербайджана, признаваемой международным сообществом, а районов вокруг нее — 8,4%. Большая часть этих приобретенных в ходе конфликта земель покрыта горами и малонаселена. Но стратегически они крайне важны. Лачинский коридор связывает Нагорный Карабах с Арменией (в советское время НКАО было анклавом, отрезанным от АрмССР районами АзССР), а в северной части этих территорий находятся источники воды непризнанного образования.
Такая политико-географическая конфигурация определила переговорную тематику вплоть до сегодняшнего дня. Она включает три базовых сюжета: определение статуса Нагорного Карабаха, понимаемого как преемника НКАО, решение вопроса о деоккупация смежных районов Азербайджана и установление коридора безопасности с Арменией. Ключевые расхождения и споры возникли вокруг очередности и синхронности действий по имплементации этих задач, а также по ширине коридора. Баку традиционно апеллировал к восстановлению территориальной целостности и освобождению оккупированных территорий, видя основную причину конфликта в армянской наступательной внешней политике. Ереван же акцентировал внимание на проблеме соблюдения прав армянского меньшинства в Азербайджане, необходимости самоопределения армян Карабаха и гарантиях безопасности, каковыми считались и захваченные в ходе боев районы.
Во-вторых, в Карабахе после вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня (12 мая 1994 года) не было мирогарантийных операций. Сам этот документ формировался путем переговоров посредника (тогда им был спецпредставитель президента РФ по карабахскому урегулированию Владимир Казимиров) с тремя сторонами (Баку, Ереван и Степанакерт). И хотя впоследствии непризнанная НКР была исключена из переговорного процесса, подпись ее представителя под документом о прекращении огня есть. Отсутствие миротворцев во многом предопределило последующую работу «карабахского маятника» (механизма, при котором переговоры чередуются с постоянными инцидентами, военными эскалациями и наоборот). В-третьих, в случае урегулирования конфликта в Нагорном Карабахе позиции России и Запада сильно не расходились. Даже после «пятидневной войны» в Южной Осетии в 2008 году и событий в Крыму в 2014 году. Представить себе совместное заявление Дональда Трампа, Эммануэля Макрона и Владимира Путина с формулированием общих целей и задач по любой теме сегодня практически невозможно. Однако таковое появилось на пятый день военной эскалации в Карабахе 1 октября 2020 года! Отчасти это объясняет неготовность посредников к появлению «третьих сил», каковой со всей очевидностью стала Турция.
Планы урегулирования
За весь период между установлением перемирия в 1994 году и его самым масштабным нарушением в сентябре 2020 года сторонам конфликта были предложены несколько мирных планов. В июле 1997 года посредники предложили «пакетный план» — преодолеть конфликт в «одном пакете» с определением нового статуса Нагорного Карабаха, деоккупацией и определением коридора безопасности. Документ носил строго конфиденциальный характер и был официально обнародован только в феврале 2001 года. Тогда он не устроил Баку, поскольку в достижении «пакета» виделось затягивание процесса урегулирования. Как следствие, через пять месяцев появился «поэтапный план». Но теперь уже попытки президента Армении Левона Тер-Петросяна убедить своих соратников принять этот вариант урегулирования не имели успеха. Ереван и Степанакерт испугало возможное откладывание проблемы статуса Карабаха на потом, после вывода армянских формирований из районов, смежных с бывшей НКАО. Дискуссия об имплементации «поэтапного плана» привела, среди прочего, к отставке Тер-Петросяна и показала: любой проект урегулирования может пасть вследствие его неприятия национальными элитами и общественностью. Попытки первого президента Армении вернуться во власть через десять лет не увенчались успехом. «Карабахская карта» стала сильным аргументом в руках его противников.
В ноябре 1998 года был представлен проект «общего государства». В первой части документа «О принципах всеобъемлющего урегулирования нагорно-карабахского вооруженного конфликта» была предложена следующая формула: «Нагорный Карабах являлся государственным и территориальным образованием в формате Республики, образующим общее государство с Азербайджаном в его международно признанных границах», «граждане НК имеют в качестве удостоверения личности паспорта Азербайджана со специальной надпечаткой «Нагорный Карабах». Но и эти идеи не были приняты к сведению. И тем более не получили реализации. Пришла очередь отставок в Баку (свой пост покинул министр иностранных дел Тофик Зульфигаров).
Наряду с планами дипломатов-посредников стоит упомянуть и еще один проект, разработанный известным американским политологом, дипломатом и разведчиком Полом Гоблом. В 1992 году он выдвинул идею «обмена территориями», которую изложил в статье «Как справиться с нагорно-карабахским кризисом». Суть плана была в передаче Еревану территорий Карабаха в обмен на переход под азербайджанский контроль армянской территории, соединяющей Азербайджан и его эксклав Нахичевань. Официально этот проект поддержки не получил, однако оппоненты президента Армении Роберта Кочаряна до сих пор упрекают его в ведении переговоров по этому вопросу и возможной готовности к принятию идей Гобла.
И, наконец, в ноябре 2007 года были выработаны т. н. «Мадридские принципы», включившие в себя основные положения мирного урегулирования. В июле 2009 года был опубликован обновленный вариант «базовых принципов», где страны-сопредседатели Минской группы ОБСЕ рекомендовали конфликтующим сторонам «достичь соглашения». Однако за все время стороны не сделали даже минимальных шагов по имплементации параметров, предложенных дипломатами-посредниками. Таким образом, «Мадридские принципы» остаются риторической фигурой, а не действующим алгоритмом достижения мира. Документ внутренне противоречив. С одной стороны, «принципы» исходят из территориальной целостности Азербайджана, но с другой — предполагают «промежуточный статус» Карабаха и определение его положения путем юридически обязательного народного волеизъявления. Не совсем понятно, как соотносятся азербайджанская территориальная целостность и гарантируемая связь Нагорного Карабаха с Арменией через Лачинский коридор (который до войны 1991–1994 гг. не был частью Нагорно-Карабахской автономной области). При этом в документе не были прописаны детально механизмы народного волеизъявления, возвращения беженцев, размещения международных миротворцев. Общий абрис компромиссов требовалось наполнить конкретным содержанием. За 11 лет это не удалось. И две эскалации 2020 года лишь отдалили две страны и Южный Кавказ в целом от мира.
Что дальше
В чем опасность нынешней эскалации, если оставить в стороне чисто военную сторону дела? Прежде всего в том, что впервые за всю историю существования Минской группы ОБСЕ (создана в марте 1992 года) возник четкий раскол. Если все ее участники и сопредседатели выступают за скорейшее прекращение огня и возобновление переговорного процесса на основе «базовых принципов», то Турция (которая помимо своей особой роли в регионе является членом Минской группы) говорит об «освобождении оккупированных территорий», как предусловии для мирного решения. Оно ставится впереди отказа от применения силы. Сам такой отказ воспринимается лишь как условие для блокирования восстановления азербайджанской территориальной целостности и не более того. В этом случае возможно два сценария. Первый — это вывод Турции из числа членов Минской группы. В этом случае она станет гомогенной, но позиция Анкары от этого никуда не исчезнет. Как не исчезнет и позиция Ирана, который не состоит в Минской группе. В отличие от Турции, Тегеран за посредничество и прекращение военного противостояния. Ему также не по душе потенциальное военное вовлечение Анкары в конфликт. Но Иран давно и последовательно не принимает «базовых принципов», предпочитая отказ от участия в мирном урегулировании «нерегиональных держав» (Франции, США). Тегерану также не нравится идея о размещении международных миротворцев вблизи его границ. Значит, имплементация «базовых принципов», даже если предположить чудо — новую «разрядку» или второе издание «нового мышления» — натолкнется на сопротивление двух евразийских гигантов, ведь позиции Анкары и Тегерана, как уже было показано выше, не идентичны друг другу.
В этой связи есть большой риск торможения мирного процесса вплоть до его полной заморозки. Азербайджан, почувствовав военную мощь Турции за спиной, может более уверенно говорить с Москвой и Западом и не спешить за переговорный стол, а Армения, устав от военных атак на ее позиции, может пойти на ускоренное признание независимости НКР, что также сильно осложнит возвращение к дипломатическому формату. Созданная с таким трудом ткань переговорного процесса сегодня близка к разрушению как никогда. И значит, велика вероятность начинать с чистого листа. Впрочем, надо быть предельно реалистичными. В рамках этно-националистического видения и представления о территории как своем коллективном домене пространство для компромисса крайне узко. Даже если мы представим себе утопию, в которой заменим Помпео на Джефферсона, а Лаврова — на Горчакова, то и в этом случае мотивация конфликтующих сторон к миру не будет отличаться большой оригинальностью. Все более или менее релевантные идеи от «общего государства» до территориального обмена введены в оборот. Вариант тотальной этнической зачистки также можно иметь в виду, но на него, скорее всего, не решатся, если только не иметь в виду блицкрига.
«Территориальные споры – одни из самых сложно разрешимых на свете. Так уж повелось, что именно территория воспринимается как наиболее ценный ресурс, значение которого со временем сакрализуется», — справедливо замечает российский политгеограф Игорь Окунев. Но без существенной коррекции представлений о нации, государстве, суверенитете самые креативные дипломаты с выверенными планами не помогут. Любые войны заканчиваются переговорами о мире, даже мировые. Вопрос, сколько времени и жертв потребуется Армении и Азербайджану для понимания этой максимы.