Темы расследованийFakespertsПодписаться на Email
Мнения

Нет человека — есть проблема. Деградация человеческого капитала в России приводит к деиндустриализации

Мобилизация (и связанный с ней отток квалифицированных кадров) усугубила ситуацию на рынке труда, и так находящегося в глубоком кризисе из-за «демографической ямы». Нехватка рабочей силы будет только расти: к 2030 году дефицит кадров в России может достичь 4 млн человек, считают эксперты. В развитых странах нехватка рабочих рук компенсируется ростом производительности труда (в том числе благодаря искусственному интеллекту), но в России на фоне санкций производственные процессы, напротив, деградируют. Доктор экономических наук Игорь Липсиц объясняет, как государственная политика привела к катастрофе в области человеческого капитала и почему деградирующее российское образование не помогает решить эту проблему.

EN

Как следует из недавнего исследования ВШЭ, главные проблемы человеческого капитала в России сегодня — это здоровье («спецоперация» в Украине не только уносит жизни, но и быстро пополняет число инвалидов) и отток квалифицированных кадров. Проблемы, связанные с человеческим капиталом, привели в прошлом году к потерям примерно 0,5% ВВП, то есть 750–900 млрд рублей в год. Если сравнить данные о роли человеческого капитала на Западе и в России, то поражает, насколько в последней мал вклад квалифицированных специалистов в производство добавленной стоимости.

Вклад в рост ВВП в развитых странах

  • Физический капитал (здания, сооружения, оборудование) — примерно 16%.
  • Природный капитал (земля, леса, недра) — примерно 20%.
  • Человеческий капитал — примерно 64%.

Вклад в рост ВВП в России

  • Физический капитал — 14%.
  • Природный капитал — 72%.
  • Человеческий капитал — 14%.

Об этом говорят не только критически настроенные российские экономисты, но и представители крупнейших международных организаций. Вице-президент Всемирного банка Сирил Мюллер отмечал, что именно человеческий капитал мешает российской экономике расти, то есть становится не фактором роста, а преградой.

Декан экономического факультета МГУ профессор Александр Аузан не раз постулировал, что человеческий капитал — богатство России и что в этом есть некая надежда. То же самое неоднократно повторял и Владимир Путин. Но так ли это? В сегодняшней России по-прежнему господствует «фетишизм цехов»: более всего ценятся «стены, станки и пот». То есть считаются важными прежде всего материальные элементы производства: оборудование («станки»), здания, в которых это оборудование стоит («стены»), и физический труд на этом оборудовании («пот»). Но в XXI веке важен не столько расход калорий за рабочую смену, сколько способность обеспечить качество продукции и ее соответствие запросам рынка.

Что не так с человеческим капиталом в России

Как Россия оказалась в этой точке? Во-первых, часть людей уезжает, часть погибает на «СВО» или становится инвалидами. Во-вторых, продолжает деградировать профессиональное образование. Это тяжелая тема, потому что в России образование принято считать сильной стороной, но в действительности оно все больше отстает от современных требований.

После нескольких сотен лет развития российской науки, образования, после введения всеобщего школьного образования, появления многочисленных университетов, институтов повышения квалификации кому-то может показаться, что отрицательный вклад человеческого капитала невозможен. Но именно так и происходит. В глобальном инновационном индексе Россия продолжает опускаться, и по последнему рейтингу переместилась с 46-го на 47-е место в мире.

Россия тратит на образование безумно мало. Еще лет пятнадцать назад, когда готовилась «Стратегия-2020», шли бурные дискуссии о необходимости перераспределить деньги с обороны на образование, иначе будет деградация. Но ничего не было сделано — по доле расходов на образование Россия занимает 82-е место в мире.

По числу зарегистрированных патентов Россия смотрится неплохо, а по инвестициям в реализацию этих патентов Россия лишь в шестом десятке в мире. Даже если появляется новое решение, оно оказывается никому не нужным и не превращается в бизнес. Это старая болезнь, и люди, которые могут создавать новое, понимают, что могут только уехать за рубеж, на родине же их разработки почти не имеют шансов. Как заявил недавно вице-премьер Андрей Белоусов, «в России практически полностью отсутствует инфраструктура для опытно-конструкторских работ (ОКР)». А гендиректор Фонда развития интернет-инициатив (ФРИИ) Кирилл Варламов вдогонку констатировал: «Строго говоря, венчурный рынок в России в принципе умер в прошлом году ну или, по крайней мере, лежит в коме и не подает признаков жизни. И когда он оживет — неизвестно».

Еще в позднесоветское время среди прогрессивных журналистов одной из любимых тем были рассказы про талантливых изобретателей, которые годами бились во все двери с просьбой «давайте что-нибудь используем», а их посылали куда подальше. Дело в том, что когда ты внедряешь изобретение, ты сбиваешь ритм производственной деятельности, предприятие не выполняет план по производству, с директора «снимут стружку», а то и партбилет отнимут — и конец карьере. А если ты ничего не внедряешь и работаешь по старинке, на «план по валу», никто тебя не накажет. С такой моделью экономики СССР и пришел к моменту своего распада с огромным, но очень устаревшим производством. Как только рынок открылся и пришли инновационные продукты из-за рубежа, даже из Китая, они заняли рынок моментально.

Это история, но как же ныне распределяются вложения в экономику? В 2019 году доля инвестиций в основной капитал составляла 17%, а доля вложений в человеческий капитал — 14%. То есть в конце второго десятилетия XXI века государство и бизнес в России все равно считают, что главное — поставить станок, возвести стены, а людей обучать они не хотят. В США и Европе существует массовая практика «фирменных профессоров» в университетах, когда крупные фирмы оплачивают должности ведущих преподавателей. Российскому же бизнесу состояние образования безразлично (студенческие стипендии Фонда Потанина ситуации не меняют). Да и государство не особенно подпускает бизнес к этой сфере.

Демографические потери

Следующий вопрос — чисто демографический (о чем многие экономисты не думают). Максимальная численность людей трудоспособного возраста в России была достигнута 17 лет назад, в 2006 году, когда трудоспособное население России составило 90 млн человек. Уже к 2016 году его осталось 84 млн, сейчас — около 77 млн.

То есть Россия очень быстро теряет людей трудоспособного возраста. Поэтому валовой внутренний продукт (ВВП) на фоне дефицита кадров будет недополучать по 1–2% ежегодно, следует из исследования рынка труда, проведенного экспертами компании «Яков и Партнеры» (бывшая консалтинговая фирма McKinsey).

За 2018–2023 годы количество вакансий в стране выросло в 1,8 раза — возник кадровый дефицит. К 2030 году он усугубится, будет недоставать уже 2–4 млн человек. Причем наибольший дефицит будет на людей со средним специальным образованием (от 1,1 млн до 2,2 млн человек). Среди работников с высшим образованием дефицит будет составлять от 700 тысяч до 1,4 млн.

С депопуляцией сталкивается не только Россия. Хуже всего с этим в Японии, и японцы пошли по пути роботизации. Но Россия чуть ли не на последнем месте в мире по масштабам внедрения роботов в производство, интенсивность роботизации здесь в 70 раз ниже, чем в среднем по миру. Среднегодовые продажи промышленных роботов в России, по данным НАУРР (это данные до «СВО», сейчас будет еще хуже) составляли менее 2300 штук, в то время как в Японии (при меньшей численности населения) — 38 тысяч. Россия уступает даже Мексике и Таиланду. Получается, что Россия и людей теряет, и не заменяет их роботами, а вместе с сокращением населения падает и доля молодых работников, способных к накоплению человеческого капитала.

Демографические прогнозы говорят, что к 2031 году численность самых продуктивных работников в возрасте 20–39 лет снизится на четверть против 2020 года. И даже к 2035 году этот показатель не поднимется до уровня 2020 года. В итоге экономика России — это экономика убывающего, стареющего и плохо обученного населения.

Неуспешные люди

Одной из самых болезненных проблем еще до начала «СВО» была проблема так называемых неуспешных людей, вносящих нулевой или негативный вклад в ВВП. Проще говоря, это люди, на которых общество тратит больше, чем от них получает, которые для страны становятся не богатством, а балластом. Начинается это с того, что в России, мягко говоря, не очень хорошо учат в школах

Согласно выводам Центра оценки качества образования РАО, в России примерно 10% школ учат откровенно плохо. И это еще оптимистичная оценка, ведь при тестировании выясняется, что 22% учеников 7–9-х классов в России — потенциально не успешны. Они плохо понимают прочитанное и не могут объективно себя оценить. Куда идут после девятого класса неуспешные дети? 66% — в колледжи, техникумы, на программы среднего профобразования, 26% — в 10-й класс, 7% вообще больше нигде не учатся. Часто это потенциальный контингент «СВО», где Россия теряет и самих людей, и человеческий генетический капитал.

В итоге 25–28% взрослых людей в России, согласно тем же данным, реально только обременяют страну, но никак не помогают ей жить лучше. Общество их упустило, хотя ситуацию можно было исправить. Скажем, демографически Россия ближе к странам Европы, где доля «неуспешных людей» тем не менее примерно втрое меньше, около 6–10%. Чтобы достичь европейского уровня, можно было бы за счет бюджетных средств организовать патронажную систему работы с молодыми родителями и оказывать индивидуальную помощь младшим школьникам, а также усилить профильное образование в старших классах. Но у государства сейчас другие приоритеты.

Следующая проблема — очень плохая система повышения квалификации уже работающего населения. Работников старше 40 лет никто не отправляет учиться, и это страшная беда. В Северной и Западной Европе на программы профессионального переобучения для людей 40–49 лет направляют 70% работников, в России — меньше 20%. Если ты перевалил за 40, на тебя смотрят как на «уходящую натуру», тебя никто не готов учить и ты не можешь повышать квалификацию. Твои перспективы заработка падают, а страна теряет квалифицированного и уже опытного работника. Впрочем, это касается и молодых. Уже на входе в систему высшего профессионального образования университеты получают не очень хороший человеческий материал.

Лучшие университеты?

Одна из любимых легенд России гласит, что здесь прекрасные школы и великолепные университеты. Но это не так.

Что отличало советскую систему образования от западной? В Советском Союзе были хорошие школы, очень средние университеты и совсем плохая аспирантура. В США и Европе было ровно наоборот. Там были зачастую довольно слабые школы, но часто очень сильные университеты и всегда совершенно прекрасная аспирантура (PhD).

Поэтому по мере движения вверх по пути образования квалификация в западных странах росла, и на выходе они получали сильных научных работников, в том числе будущих нобелевских лауреатов.

В Советском Союзе мы получали хороших школьников, которых потом учили в слабых, отставших от мира университетах, а в аспирантуре дела были совсем плохи. Это все не новость, про беды с аспирантурой в России написано очень много. В свое время была предпринята отличная попытка изменить эту систему — появился МФТИ, где студенты быстро начинали работать в научных институтах, но тиражирования эта модель не получила.

Сейчас картина усугубилась. Школы стали слабее — в 2018 году российское школьное образование по итогам тестов PISA оказалось на 31–33 местах из 79 стран мира по разным направлениям. В 2022 году из-за войны исследование в России не проводилось.

Университеты потеряли в качестве образования, аспирантура стала еще хуже. Так, за 2010–2021 годы число организаций, осуществляющих подготовку аспирантов, уменьшилось в 3,4 раза, набор аспирантов сократился в 1,9 раза, общий контингент обучающихся — в 1,7 раза, выпуск из аспирантуры — в 2,4 раза, выпуск из аспирантуры с защитой диссертации — в 6,4 раза.

Советское наследие

СССР унаследовал от Российской империи хороший, но не очень многочисленный корпус ученых и преподавателей, способных воспитывать следующие поколения и тем самым помогать стране наращивать человеческий капитал. Чтобы это происходило, надо было решить несколько задач, которые страна начала, но не успела решить до 1917 года, а именно:

1) обеспечить всеобщее среднее образование;

2) провести урбанизацию;

3) создать большую сеть научных, проектных и учебных организаций.

СССР все эти задачи решил, но одновременно нанес страшные удары по человеческому капиталу страны, приведя к гибели миллионов людей из-за голода, репрессий и избыточных потерь во время Великой Отечественной войны, порожденных советской военной стратегией. Даже по оценкам Министерства обороны РФ «соотношение потерь на советско-германском фронте следует оценивать как 1,2–1,3 : 1 в пользу немцев». Военные историки полагают, что реально это соотношение было на уровне 1,5.

И все же даже с учетом огромных людских потерь СССР и в послевоенное время сохранял возможность наращивания человеческого капитала, поскольку в стране было тогда еще много блестящих ученых и педагогов, родившихся в конце XIX — начале XX века. Большую роль сыграло и принятое в 1946 году постановление Совнаркома СССР «О повышении окладов работникам науки и об улучшении их материально-бытовых условий». Оно сделало научно-педагогическую карьеру в СССР не только возможной и интересной, но и способной обеспечить благосостояние.

Перелом произошел в конце 1970-х — начале 1980-х годов. К этому времени начали уходить советские ученые поколения перелома веков (из самых выдающихся отечественных физиков только трое родились позже 1921 года: Андрей Сахаров, Николай Басов и Жорес Алферов). Уже тогда нужно было приложить огромные усилия для развития научных организаций и вузов, чтобы сохранить уровень уходящего поколения ученых.

Но все ограничилось созданием небольшого количества наукоградов — научных поселков городского типа, работавших преимущественно над военной тематикой. Это были такие города, как Арзамас-16 в Горьковской области (ныне Саров) или Красноярск-26 (ныне Железногорск). Были и исключения вроде подмосковной Дубны — классического наукограда, крупнейшего центра по мирным ядерным исследованиям, куда даже в советское время пускали иностранных специалистов. Самым масштабным проектом формирования гражданской научной инфраструктуры на пустом месте можно считать создание Сибирского отделения Академии наук в Новосибирске. Но это было еще в 1957 году.

А уже с 1970-х годов научно-педагогический комплекс страны стал все заметнее терять в качестве, а его работники — относительно беднеть и лишаться уважения в обществе. Особенно катастрофическими эти потери были в 1990-х годах. Не компенсировались они и впоследствии. Характерно, что в 2021 году Владимир Путин потребовал от министра финансов Антона Силуанова и министра науки и высшего образования Валерия Фалькова проверить исполнение его указа о доведении зарплат ученых до 200% от средних по региону. Это произошло после того, как с жалобой на низкую оплату труда к нему обратилась молодая ученая из Новосибирска Анастасия Проскурина. Она сообщила главе государства, что ее зарплата старшего научного сотрудника составляет 25 тысяч рублей, а вместе с надбавками — 32 тысячи рублей. При этом она отметила, что после указа президента о доведении зарплат научных сотрудников до 200% от средней зарплаты по региону ученым предложили перейти на полставки, чтобы выполнить это указание «в рамках существующих бюджетов».

Россия, совершив в 1990-е годы переход от плановой экономики к рыночной, застряла в бюрократическом подходе к управлению наукой. Советского финансирования уже нет, развить рынок и гражданское общество не получилось, государство осталось главным заказчиком, но при этом заказчиком неэффективным, старомодным и токсичным. Это прямо следует, например, из доклада Счетной палаты о состоянии российской науки (2020 год).

  1. Россия входит в пятерку по числу занятых в науке и занимает 10-е место в мире по расходам на науку, но на порядок отстает от стран-лидеров по числу патентов: от США почти в 16 раз, от Китая — в 38 раз.
  2. Расходы на науку в последнее время росли, но при этом не превышают 1,1% ВВП. Лидеры в мире тратят на эти цели больше 3% ВВП.
  3. Главный источник финансирования науки — бюджет, доля средств бизнеса сократилась с 2000 до 2016 года с 33% до 28%. В странах-лидерах — все наоборот.
  4. Система управления российской наукой «не формирует собственную научно-технологическую основу» для крупных проектов и реагирования на «большие вызовы», стоящие перед обществом и государством, а также «не выступает драйвером для социально-экономического развития».

«СВО-шок»

Теперь на эту и без того тяжелую картину в России накладывается «СВО-шок» — сильнейший удар по системе создания и воспроизводства человеческого капитала. Россия обречена на деградацию производственного процесса, и это констатирует Центробанк, предсказывая «обратную индустриализацию». И это максимально мягкая формулировка. Речь идет о деградации технологий, изоляции от доступа к новым технологиям и консалтингу зарубежных партнеров, о производстве старой продукции на старом оборудовании, со старыми знаниями и квалификацией. Из определения Центробанка реально следует, что Россия двинулась в прошлое.

О снижении требований к квалификации работников пишут профильные российские ученые. Директор Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон в посвященной этой проблеме статье констатирует: идет воспроизводство старых технологий, нужны старые знания, а не новые. То есть, по словам Гимпельсона, можно ожидать потери значительной части человеческого капитала, созданного ранее для использования в условиях открытой экономики, встроенной в глобальные цепочки производства.

Иными словами, сейчас можно выделить 8 типов угроз, с которыми сталкивается человеческий капитал России и под воздействием которых он будет и далее убывать:

  • сокращение числа молодых из-за демографических причин;
  • сокращение числа молодых из-за гибели на «СВО»;
  • сокращение числа молодых из-за релокации в силу нежелания участвовать в «СВО»;
  • усиление репрессий против ученых по обвинению в государственной измене, а также ограничение научных контактов с иностранцами;
  • крайнее усложнение получения научного оборудования и материалов из-за рубежа;
  • «обратная индустриализация» с возвратом к более простым технологиям и продуктам;
  • сокращение в реальном выражении расходов на науку и образование из-за перераспределения средств на военные цели (в 2024 году расходы по федеральному проекту «развитие инфраструктуры для научных исследований» будут урезаны вдвое);
  • отказ в предоставлении отсрочки от призыва на «СВО» для кандидатов и докторов наук в научных учреждениях и университетах («Правовое управление Госдумы не поддержало законопроект об освобождении кандидатов и докторов наук от мобилизации»).

Для иллюстрации сошлемся на два недавних события.

Во-первых, Российский научный фонд разослал в научные организации и университеты страны извещение о том, что конкурса на продление грантов в 2023 году не будет, потому что бюджетов фонда на это не хватит.

Во-вторых, Владимир Путин провел встречу с молодыми учеными и пообещал им лишь увеличение аспирантских стипендий. Одновременно он заявил об отсутствии средств на расширение программы поддержки молодых ученых. По его словам, такое расширение потребовало бы денег из федерального бюджета, а найти их в ближайшее время «будет непросто». И добавил: «Но механизм простой — деньги на стол. Надо Силуанову сказать: давай деньги. Он сейчас будет плакать: денег нет».

В итоге надежда на то, что человеческий капитал в России может компенсировать дефекты остальных факторов роста, испаряется. Если вернуться к словам профессора Аузана, то даже он, огромный оптимист, недавно сказал следующее:

«Такого ущерба от оттока, как в результате нынешнего массового отъезда квалифицированных специалистов за рубеж, Россия не получала никогда. Чтобы воспроизвести примерно эту квалификацию, навыки и так далее, понадобится от 7 до 10 лет, и это если утечка не будет продолжаться в заметных масштабах».

И с этой оценкой можно только согласиться.