Руки-ножницы. Как менялась киноцензура от Николая II до Владимира Путина

Цензура при царизме

Цензура в кино возникла в России, как и в других странах, в конце ХIХ века, одновременно с появлением кинематографа. Требования к фильмам были повсеместны, но настолько отличались друг от друга в разных странах и даже в разных регионах одной страны, что разрешенное на территории А подчас запрещалось на территории Б, и наоборот. Непредсказуемость реакции цензоров доставляла прокатчикам столько неудобств, что московские предприниматели обратились к градоначальнику с просьбой назначить одного чиновника, который бы отсматривал все поступления и снабжал каждую выпускаемую картину прокатным удостоверением со своим номером. Введение единой цензуры поддержал и первый съезд российских кинодеятелей в 1911 году, с чем центральная власть охотно согласилась ввиду того, что император Николай II вообще считал кино пустым развлечением, особо вредным для молодых людей.

Тем не менее, территориальные цензурные различия сохранялись в России и СССР на протяжении еще двух третей ХХ века, и где-то в середине 1970-х годов родилась небезосновательная шутка о том, что цензура ужесточается обратно пропорционально квадрату расстояния от столицы, так что пятиминутная сексуальная сцена на сеансе в московском Доме кино превращается в мимолетное касание в копии, прокатываемой на Камчатке.

В начале 1900-х появились и цензоры-добровольцы, предшественники нынешних «борцов за нравственность» вроде Милонова и Поклонской. В 1909 году депутат царской Думы, черносотенец Владимир Пуришкевич счел, что фильм «Блуждающая душа» оскорбляет чувства верующих, и добился его запрета, а монархическая партия Астрахани, обратившись в Думу, предотвратила экранизацию пьесы Леонида Андреева «Анатэма», которую назвала «проповедью безнравственности и богохульства».

Тогда же были найдены пути прохода через цензуру. Известный киноделец Дранков советовал начинающему режиссеру, собравшемуся перенести на экран юмористические рассказы Чехова, изменить их названия и подставить другое имя автора. Еще более надежным, видимо, был другой способ: при сдаче фильма, когда в зале гас свет, цензору на столик подкладывали золотой портсигар, тот отправлял его в карман и выдавал прокатное удостоверение.

После революции 1905 года и царского манифеста, провозгласившего ряд свобод, цензура на короткое время притихла, воспряв в 1911-м: накануне 50-летия со дня отмены крепостного права были запрещены совершенно безобидные фильмы «Накануне манифеста 19 февраля 1861» и «Осени себя крестным знамением, православный русский народ».

Следующее ужесточение цензуры произошло с началом Первой мировой войны — в частности, с экранов были изгнаны германские и австрийские фильмы, но для уменьшения убытков прокатчики иногда показывали их под видом картин из союзных стран. Кроме того, в первые месяцы войны цензура стала запрещать снятую на фронте хронику, но уже в 1915 году шпиономания несколько утихла, и фронтовые съемки стали попадать на экраны.

В этом же году появились «Главные указания инспекторам при просмотре кинематографических лент» со списком табуированных тем. Запрещалось изображать политические процессии и сборища (кроме древних), убийства, самоубийства через повешение, покушения, казни, пытки, трупы и гробы. Ухаживания, объяснения в любви и поцелуи изображать разрешалось, но так, чтобы эти сцены не заключали в себе «никаких признаков развращенности», женское же тело допускалось к показу не далее 4 вершков выше коленей и не ниже 8-го ребра, а сзади — от макушки до поясницы. Но поскольку «развращенность» не являлась измеримой величиной, критериев для ее определения не существовало, и судьба картины всецело зависела от степени ханжества надсмотрщика.

Цензура при коммунизме

Царская цензура рухнула вместе с монархией в марте 1917 года. Первый документ о советской цензуре в кино был издан 15 февраля 1918 года президиумом Московского Совета. Все «электротеатры» обязывались представлять в Кинокомитет Наркомпроса РСФСР по два экземпляра плакатов, афиш и либретто картин, которые они намеревались показывать. В задачу цензурной коллегии входило выявление вредоносных фильмов и составление перечня тех, что допускались к демонстрации. В целом новая власть унаследовала старую систему запретов и разрешений, добавив ей идеологические, доносительские и карательные функции.

Протоколы коллегии представляли собой характеристики просмотренных фильмов с приговорами «разрешить», «разрешить со сменой названия», «разрешить с изъятием» или «запретить». Общего регулирующего документа не было: цензоры ориентировались на собственные представления о том, что должно и что не должно показываться. Многочисленные признаки, по которым фильмы подвергались экзекуции, покрывались расплывчатыми понятиями «контрреволюционного» = «антисоветского» = «буржуазного» = «идеологически/политически неприемлемого», под которые при желании можно было подвести любой фильм. Это положение устраивало все последующие политические режимы и сохранилось до нынешнего времени.

«Разрешение с изъятием», то есть внесение поправок и перемонтаж, попортило несчитаное количество фильмов и измотало нервы множества советских режиссеров. В 1919 году экзекуции подвергли фильм Сесила де Милля «Мужское и женское» о женщине из высшего общества и ее слуге, рассказ о которых превратили в историю пролетарской революции на отдельно взятом острове. Среди любителей подправить буржуазное кино оказался и Эйзенштейн, не без гордости рассказывавший, как ловко он вырезал из французского фильма кадр, где Дантон плюет в лицо Робеспьеру, отчего стало казаться, будто лидер якобинцев утирает не плевок, а слезы сожаления о потере друга, которого он скрепя сердце отправил на гильотину. А в 1937 году пострадал от цензуры и сам Эйзенштейн, чей фильм «Бежин луг» о знаменитом пионере Павлике Морозове был забракован по причине «переусложненности языка», «антихудожественности» и «политической несостоятельности», за что режиссеру пришлось написать покаянную статью «Ошибки “Бежина луга“».

Намного жестче обошлись в 1940-м с одним из авторов фильма «Закон жизни»: анонимный рецензент «Правды» осудил картину за неправильный показ комсомольцев. Дело дошло до Политбюро ЦК, виновным назначили сценариста Александра Авдеенко, которого вместе с семьей выселили из квартиры и исключили из партии и Союза писателей. В 1946 году Сталин разругал вторую серию «Ивана Грозного» за то, что Эйзенштейн «представил прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов», но автора, успевшего стать лауреатом Сталинской премии, не тронул.

В 1963 году Хрущев обрушился на фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», где был затронут конфликт отцов и детей, которого, по мнению первого секретаря компартии, не было и не могло быть в социалистическом обществе, хотя сама реакция на фильм доказывала существование этого конфликта. В 1966 году после обсуждения в Союзе кинематографистов была запрещена экранизация Аловым и Наумовым рассказа Достоевского «Скверный анекдот» как «порочащая историческое прошлое нации». В 1967-м — «Комиссар» Александра Аскольдова за положительный образ еврея, причем режиссера в наказание отлучили от кино. В 1968-м — фарс Геннадия Полоки «Интервенция», в котором усмотрели опошление революции и чрезмерное для советского экрана количество евреев.

В 1979 году та же участь постигла «Отпуск в сентябре» Виталия Мельникова, чьим героем был «лишний человек», существование и демонстрация которого были идеологически неприемлемы. Тогда же попала под запрет «Тема» Глеба Панфилова, в которой мало того что был персонаж, собравшийся покинуть СССР из-за ненависти к советскому образу жизни, так еще в качестве главного героя был выбран исписавшийся драматург, переживающий душевный кризис, коего тоже не должно было быть у советского человека. Всего было запрещено или ограничено в прокате более 200 картин. Реабилитировала их конфликтная комиссия Союза кинематографистов, созданная после съезда кинематографистов в мае 1986 года. Этот перестроечный форум фактически упразднил киноцензуру (юридически она была запрещена «ельцинской» Конституцией 2003 года), и в последующие 20 лет для получения ПУ прокатчику было достаточно зарегистрировать картину в Госкино, представив правоустанавливающие документы.

Цензура при путинизме

Предупредительный звонок из советского прошлого прозвучал в 2006 году, когда новый Пуришкевич, депутат Госдумы от ЛДПР Николай Курьянович публично обратился к тогдашнему председателю Госкино Михаилу Швыдкому с требованием запретить фильм Александра Атанесяна «Сволочи» о выпускниках советской спецшколы, готовившей юных диверсантов, как не соответствующий истории России, и предложил создать при Минкульте специальную комиссию по проверке исторической достоверности выходящих на экран фильмов. Фильм всё же вышел в прокат, но когда в 2012 году министром культуры был назначен псевдоисторик Владимир Мединский, уведомительный порядок выдачи ПУ превратился в разрешительный, а департамент кинематографии, категорически отрицая это на словах, вновь стал генеральным российским киноцензором.

Первым попал под запрет удостоенный премии Роттердамского кинофестиваля фильм Майи Милош «Клип» — минкультовские чины решили, что в этом фильме про школьников недопустимо много секса, включая, о ужас, оральный. В 2013 году разразился скандал, вызванный отказом Минкульта поддержать производство фильма Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр» о предвоенном сотрудничестве немецких и советских инженеров. Как выяснилось, экспертная комиссия кинематографистов проект одобрила, две другие, включая военно-историческую, забраковали под стандартным предлогом несоответствия «исторической правде», а министр, которому принадлежало последнее слово, решил, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Возмущенные чиновничьим произволом кинематографисты подняли шум, и в этот раз Минкульту пришлось уступить. Зато отказали в прокате фильму Хусейна Эркенова «Приказано забыть» (2006) о сожжении отрядами НКВД в селе Хайбах множества людей во время депортации чеченцев и ингушей с Кавказа в Сибирь и Среднюю Азию в 1944 году — отказали на том основании, что он фальсифицирует историю и разжигает межнациональную рознь, хотя реальная причина запрета состояла в том, что картина показывала чекистов не в том свете, в каком они хотели бы себя видеть.

В том же 2014 году Мединский лишил господдержки лучший российский смотр документального кино «Артдокфест» и наперед — любые будущие проекты его организатора режиссера Виталия Манского, осудившего аннексию Крыма.

В 2015 году не выпустили в прокат «Любовь» Гаспара Ноэ — опять, как в случае с «Клипом», под предлогом наличия «материалов порнографического характера».

Далее последовал отказ в ПУ сатирической комедии Армандо Иануччи «Смерть Сталина» (2018), причем на сей раз роль Пуришкевича взял на себя член экспертного/цензурного совета при Минкульте Павел Пожигайло, назвавший картину «спланированной провокацией». Его поддержали представители КПРФ, усмотревшие в ней попытку дискредитировать товарища Сталина и его окружение, а также ряд кинематографистов (Никита Михалков, Владимир Бортко, Сергей Мирошниченко и Александр Галибин), расценивших «Смерть Сталина» как «пасквиль на историю России и оскорбление ветеранов войны».

Цензура военного времени

Следующее ужесточение цензуры произошло после прошлогоднего февральского вторжения российских войск в Украину. Чтобы легализовать произвол надсмотрщиков, в конце декабря 2022 года были внесены поправки в правила выдачи ПУ, согласно которым Минкульт «вправе привлекать экспертный совет в целях проведения дополнительной оценки содержания фильма на предмет наличия в нем материалов, содержащих информацию, распространение которой запрещено законодательством РФ». А именно, «если фильм содержит сведения о способах, методах разработки и изготовления наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров, материалы, пропагандирующие порнографию, насилие и жестокость, материалы, пропагандирующие нетрадиционные сексуальные отношения и (или) предпочтения, педофилию, смену пола». Чем пропаганда отличается от показа, конечно же, не уточнялось, что дало цензуре неограниченные возможности для отказа в российском прокате.

Получив такую господдержку, киноцензура стала действовать почти безмолвно, не объясняя, почему законченные, показанные на фестивалях и запланированные к прокату в России картины не выходят на широкий экран, вследствие чего стали рождаться всевозможные догадки о том, какую крамолу в них нашли.

Первым «невыходом», на который обратили внимание, стал фильм «Ампир V» Виктора Гинзбурга, экранизация одноименного романа Виктора Пелевина. Компания «Вольга» устроила пресс-показ, картина должна была выйти через неделю, но не вышла. «Вольга» от комментариев отказалась, и тут же возник слух, будто причина невыпуска в том, что снявшийся в фильме известный рэпер Оксимирон осудил действия России в Украине. Другое предположение высказал исполнитель главной роли Владимир Долинский, по мнению которого запрет может быть связан с фразой его героя об Украине, а третье — блогер, заметивший, что «Ампир» представляет государственную элиту как класс паразитов, что и не понравилось Минкульту.

Затем не появилась в прокате картина Натальи Меркуловой и Алексея Чупова «Капитан Волконогов бежал», удостоенная премии кинокритики и кинопрессы за 2021 год, но тут всё просто — после запрета фильма Иануччи стало ясно, что для властных кругов антисталинские фильмы нежелательны.

Едва ли засветятся на российских экранах также «Жена Чайковского» Кирилла Серебренникова и «Сказка» Александра Сокурова, созданные без участия государства. Первая — потому, что ее постановщик был отдан под суд, изгнан из Гоголь-центра, который прославил своими спектаклями, и стал в России персоной нон грата, а вторая, вышедшая в прокат во многих странах мира, — из-за того, что Сталин показан в ней наравне с Гитлером и Муссолини. Понимая это с самого начала работы над картиной, Сокуров не стал обращаться в Минкульт ни за поддержкой в производстве, ни за прокатным удостоверением.

Отдельный сюжет сложился вокруг якутского фильма «Нуучча», поставленного Владимиром Мункуевым по рассказу сосланного в Якутию польского писателя Вацлава Серошевского «Хайлак», в котором русский каторжник разрушает местную семью. Картина была премирована на «Кинотавре» и на фестивале в Карловых Варах, получила ПУ, но вызвала отпор якутских «общественников», которые ее не видели, но обвинили в русофобии и провокационном стремлении посеять вражду между русскими и якутами. Минкульт словно набрал в рот воды, но продюсеры фильма истолковали этот немой знак таким образом, что отложили прокат на неопределенное время.

Еще более дикая ситуация возникла с документальным фильмом «Голод» Татьяны Сорокиной и Александра Архангельского о массовом голоде в СССР после гражданской войны и американской помощи голодающим. Прокатное удостоверение ему выдали 28 сентября 2022 года, первый показ состоялся 30 октября, а уже 1 ноября ПУ отозвали со ссылкой на «шокирующую зрителей информацию» и «многочисленные жалобы на данную картину, поступившие в Минкультуры России от граждан». Хотя «шокирующая информация» не входит в число утвержденных причин отказа в выдаче ПУ, зрители заведомо не могли за сутки написать «многочисленные» жалобы, а чиновники прочесть их. Скорее всего, раздался звонок свыше, и чиновникам объяснили, что прокат фильма, в котором враг России помогает ей справиться с продовольственной катастрофой, совершенно неуместен.

Далее, в марте нынешнего года отозвали выданное в 2021 году ПУ у российско-финской картины «Купе № 6» Юхо Куосманена, собравшей урожай фестивальных наград и успешно прокатившейся по стране. Инициатором отзыва стала некая группа «Гражданское общество», написавшая в полицию и Роскомнадзор заявление, в котором обвинила «Купе» в пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений. А в мае удостоверения лишили иранский фильм Али Аббаси «Убийца ”Священный паук”» о маньяке, убивавшем иранских проституток.

Журнал «Профисинема» и другие источники называют еще ряд так или иначе ущемленных картин — как зарубежных, так и отечественных: «Искушение» Пола Верховена, «Близко» Лукаса Донта, «Хозяин» Юрия Быкова, «Пациент номер 1» Резо Гигинеишвили, «Бансу» Павла Костомарова, «Подвиг» Алексея Смирнова с опальной Чулпан Хаматовой в главной роли, «Декабрь» Клима Шипенко, «Просточеловек» Яны Климовой-Юсуповой с той же Хаматовой и тоже высказывавшимся против СВО Филиппом Авдеевым в главной роли, «Один маленький ночной секрет» Натальи Мещаниновой, «Еврей» Дмитрия Фикса с иноагентом Артуром Смольяниновым, «Каникулы» режиссера Анны Кузнецовой, «Мы» Гамлета Дульяна по роману Евгения Замятина, «Всё нормально» — кинорежиссерский дебют уехавшего из России известного театрального режиссера Дмитрия Крымова.

Вся эта волна запретов и ограничений происходит именно тогда, когда в стране из-за ухода крупнейших голливудских кинокомпаний образовался огромный дефицит фильмов, кинотеатры простаивают или пустуют, а работающие в кино люди несут убытки.

О том, что прокатные удостоверения, ставшие инструментом конституционно запрещенной цензуры, необходимо отменить, в кинематографической среде говорится с 2012 года. В 2018 году КиноСоюз, возмутившийся действиями Минкульта по отношению к «Смерти Сталина», даже намеревался подать против него иск, но не решился. Тем более не отважатся на такой поступок производители, прокатчики и показчики — для них это как судиться со своей кормилицей.