На фоне войны ведущие мировые институты начали сворачивать совместные проекты с российскими учеными. Самый громкий подобный случай произошел уже через день после вторжения России в Украину - 25 февраля Массачусетский технологический институт (MIT), один из самых престижных в мире, отказался продолжать сотрудничество со «Сколково». Вместе с тем западные ученые опубликовали открытое письмо в научном журнале Science с призывом не осуждать российских ученых за действия их правительства. Однако удорожание поставок, невозможность рассчитаться за необходимое оборудование, а также отмена прямых рейсов вполне способны изолировать и «добить» российскую науку. The Insider поговорил с научными работниками о том, с какими трудностями они столкнулись, как чувствуют себя сейчас и планируют ли уезжать из страны. По известным причинам все они попросили не называть их имена.
«Бывают страны, где нет науки. Мы станем одной из них»
Доктор наук, заведующий биотехнической лабораторией МФТИ:
Против МФТИ вводили санкции еще до 24 февраля — например, в ноябре 2021 были введены санкции США <попадание в санкционный список предполагало фактический запрет на получение технологий США из-за сотрудничества с вооруженными силами своих стран - The Insider>. Конкретно на нашу работу тогда это никак не повлияло. Купить так называемую продукцию двойного назначения было сложно уже давно, лет десять назад. Мы ничего не закупали, но я думаю, что те, кто должен закупать высокотехнологичное оборудование, например, для флюоресцентного анализа, могли купить это только через третьи руки - и гораздо дороже.
После 24 февраля масса фирм не будет работать на российском рынке, плюс еще и доллар скакнул. Сейчас самое невинное оборудование выросло в цене у посредников в 2-3 раза. А в России оборудование для современных исследований практически не выпускается. Прошло очень мало времени, и мы пока можем только прогнозировать, как это повлияет на нас. В нашей лаборатории мы должны были провести ремонт кое-какого оборудования, которое было закуплено более десяти лет назад, и этот ремонт мы сейчас провести не можем, и поэтому ряд работ не можем выполнять. Некоторые микроскопы просто не могут работать. У нас сейчас нет ресурсов, чтобы закупать что-то серьезное, но мы прекрасно понимаем, что и расходные материалы выросли в цене, и поэтому тех ресурсов, которых едва хватало, сейчас точно не будет хватать. Если раньше мы думали, что запаса денег и расходных материалов хватит на полгода, то теперь это 2-3 месяца, и после этого работа встанет.
Официальных грантовых международных проектов у нас не было - были коллаборации, то есть мы с нашими зарубежными партнерами делали ряд работ на добровольных началах и по возможности подавались на гранты. Эти работы останавливаются. Неофициальные связи не рвутся, потому что когда люди знают друг друга, это немного другое. Личные отношения позволяют вести совместную работу, но она никак не может быть формализована, а без формализации нет ресурсной поддержки. Если мы, выполняя работу в США или Голландии, предполагали подать заявку на грант, то сейчас мы никаких заявок подавать не сможем. Но не только потому, что мир отворачивается от России. Вот есть грант, который дается международной организацией, и если я получаю оттуда зарплату или даже оплату поездки на конференцию, то после этого меня можно обозначить как «иностранного агента» и поразить в правах. Наше руководство этому будет только радо.
В целом прогноз печальный. С одной стороны, научные лаборатории будут сильно тормозить свои исследования, потому что будут лишены доступа к современным технологиям, а с другой, в «элитные» лаборатории это все равно будет поставляться. Наука, которая обслуживает чрезвычайно важные государственные интересы, скорее всего, не пострадает. Есть «Сколково» и «СколТех», которые должны служить некоей витриной российского научно-технологического развития. Я думаю, что туда сильно увеличат вливание бюджетных денег, чтобы показать, что ничего не произошло. Про закрытые лаборатории, например, относящиеся к сфере военной промышленности, я ничего не могу сказать, но могу легко предположить, что они тоже будут делать все что угодно, невзирая на стоимость. Будут закупаться через третьи руки, как было с компьютерами в конце 80-х и начале 90-х годов. Тогда нельзя было закупать обычные «персоналки», 286-е и 386-е компьютеры, потому что они попадали под поправку Джексона-Веника в США. Их закупали в три-четыре раза дороже через фирмы-посредники в Турции, Египте или еще где-нибудь. Отдельные и нужные государству лаборатории и научные учреждения, возможно, не сильно пострадают, но в массе своей наука будет тормозить.
В долгосрочной перспективе это повлияет на российское общество через снижение уровня образования, потому что в университетах наилучшее высшее образование дают именно ученые. Если они перестают функционировать и становятся просто начетчиками или сильно отстают от среднемирового уровня, то падает и образовательный уровень, а за ним и инженерный уровень.
Конечно, в отдельных областях будут прорывы, но в лучшем случае будет как в Советском Союзе, где в атомные бомбы вливали безумные ресурсы и в этой области мы находились более-менее на уровне, но при этом в микроэлектронике СССР был абсолютно неконкурентоспособен, а в области биомедицинских исследований отставал на 20-30 лет. Да, какие-то исследования шли, но уровень был очень невысок. Но наука и делается не во всех странах мира. Есть страны, где науки нет вообще, вроде Зимбабве или Парагвая, и вот живут там люди как-то без науки, примерно так у нас и будет.
После всего этого <начала войны - The Insider> я нахожусь в достаточно глубокой депрессии, хотя я взрослый человек и должен уметь справляться со своими эмоциями. Я крайне негативно отношусь ко всей этой истории и подписывал открытое письмо, которое было опубликовано в «Троицком варианте» <24 февраля, в день вторжения России в Украину, на сайте газеты «Троицкий вариант - Наука» появилось открытое письмо российских ученых против войны - The Insider>. С коллегами сейчас сложно вести диалог, потому что за «фейки, дискредитирующие действия российской армии» можно получить штраф, а потом и срок. Но у меня впечатление, что «спецоперацию» поддерживают меньше половины моих коллег. Те, кто не поддерживает, делятся на два типа: одни активно ищут варианты, в том числе и отъезда, а другие не поддерживают пассивно и думают, что надо переждать и пересидеть.
Из тех, кто поддерживает, есть те, кто делают это по инерции, потому что так психологически легче - мол, «нас это напрямую не касается, но мы переживем», а есть и те, что говорят, что это время новых возможностей. Они говорят, что у нас засилье импортных товаров и сейчас мы сделаем импортозамещение. У меня большой скепсис в этом отношении. Мы это импортозамещение уже с 2014 года начали делать, вот только не продвинулось оно никак. Всегда придет человек, который скажет: «Вот, наконец-то я сделаю все как надо, дайте мне денег», ему дадут денег, а через два-три года понятно, что ничего не сделано, а с кого спросить, непонятно.
Что касается эмиграции, люди уезжают, когда у них есть возможность. Просто так бросить все и побежать с одним чемоданчиком — это немногие готовы сделать. Есть понимание, что там особо никто не ждет. Я много лет прожил в разных странах и понимаю, что, уезжая из своей страны, если человек не супервостребованный специалист, он получит большое понижение в статусе. Пока на это готовы не все. Наука на Западе не резиновая, количество позиций не бесконечно. Вот уезжают из России сто тысяч научных сотрудников в США. Откуда возьмется сразу 100 тысяч университетских позиций? Можно просто убежать и из научных сотрудников переквалифицироваться в мусорщика. Я ничего негативного в этом не вижу, но вот так. Или письма развозить. Какую-то работу нужно будет искать, чтобы просто прожить, и для большинства она будет не научная.
«Из моих коллег кто-то либо уже уехал, либо планирует»
Старший научный сотрудник физического факультета МГУ:
Основной удар - невозможность закупать оборудование. Отечественного либо нет, либо оно по качеству на порядки хуже. Есть китайские аналоги, но они также не устраивают по качеству. Сейчас нет возможности участвовать в международных проектах (за исключением азиатских). Была совместная заявка на финансирование от пяти европейских стран, частично одобренная, теперь тема закрыта. Сейчас пробуем подавать на совместный грант по программе с Тайванем и БРИКС. Статьи не везде принимают. Было два письма с предложением сменить журнал в связи с «текущей политической обстановкой». Но мне кажется, это больше пока отклонение от нормы, чем тренд.
Все, кто завязан на высокотехнологичной платформе, конечно, пострадают очень серьезно. Это сейчас видно по «Сколково», где для некоторых компаний закупки электроники и оборудования просто обрушились и сейчас идет поиск азиатских аналогов. Практически вся электроника в России - из более развитых стран. У нас в стране нет даже близко стоящей технологической платформы по созданию чипов и дискретных элементов электроники. Наука в целом продолжит чахнуть. Россия сейчас и без санкций уходит в пустоту.
Я считаю санкции оправданными (и, возможно, на месте всего мира вел бы себя еще жестче). Из моих коллег кто-то либо уже уехал, либо планирует. Перспективы для науки в нашей стране всегда были слабыми, а теперь рушится и последнее. К сожалению, у меня есть обстоятельства, которые пока не позволяют планировать отъезд, да и не особо нас там ждут.
«Наши идеи перестанут замечать»
Ученый, МГУ:
Конкретно против нас санкций не ввели. Есть проект с одним из европейских вузов. Им пришло письмо, требующее запретить контакты с российскими учеными. По Zoom профессор сказал, что рад бы продолжить сотрудничество, но сейчас его возможности ограничены. Будем следить за развитием ситуации.
Кроме того, нет возможности отправить сломавшиеся приборы, необходимые для исследований, на ремонт за границу. Есть проблемы с поставками химических реактивов. Невозможны также поставки оборудования, требующего заполнения сертификатов конечного пользователя. В целом же отношение не изменилось. Ученые понимают и по-человечески относятся к коллаборации.
Это новые рамки. Будем приспосабливаться. Сколько так будем жить – непонятно, пока будем пытаться своими силами реализовывать идеи.
Отсутствие возможности печататься в зарубежных журналах постепенно приведет к утрате мирового признания российской науки. Наши идеи перестанут замечать. Пока еще есть возможность читать зарубежные журналы, но если и эту опцию отключат, то разрыв в прогрессе будет увеличиваться.
«Думаю об эмиграции, но востребован ли я где-то там - это вопрос»
Сотрудник МПГУ:
Из-за того, что Web of Science и Scopus <крупнейшие базы данных научных статей, которые решили закрыть доступ организациям из России и Беларуси - The Insider> теперь не сотрудничают с организациями из России, у нас изменились требования к публикациям, и пришлось менять те публикации, которые готовились к изданию. Это создало неудобные моменты. Конкретно моя организация в основном ведет деятельность с отечественными структурами, пока что это сильно не сказалось на нашей работе, но может иметь последствия в отдаленной перспективе.
Я думаю, что гуманитарные науки, то есть те ее отрасли, которые изучают человека, сейчас подвергаются очень сильному давлению со стороны властей в России, и можно ожидать сильное отставание в развитии гуманитарного знания, а оно и так хромало.
Прогнозы у нас с коллегами достаточно пессимистичные. У нас были разговоры об эмиграции, но тем, у кого семья, естественно, сложнее менять привычное место проживания. Хотя я об этом думаю давно, еще до событий этого года, как молодой специалист могу это сделать. Но востребован ли я где-то там, вот в чем вопрос.
Я считаю, что с какой-то стороны западные санкции чрезмерны в отношении обычных россиян и российской науки в частности, я согласен с авторами письма <24 марта в своем обращении, опубликованном в научном журнале Science, ученые западных стран призвали политиков и международное научно-техническое сообщество не осуждать всех российских ученых за войну в Украине - The Insider>. Избыточная маргинализация и стигматизация не нужна, она вредит интегрированному научному сообществу. Но в нынешних обстоятельствах иного способа влияния на правительство и ученых, которые это поддерживают, я не знаю. Все-таки мы живем в социуме и должны принимать всеобщие правила, а не думать, что мы превыше всех и правила нам не писаны.
«Без доступа к базам данным вы можете заниматься лишь старой и никому не интересной херней»
Кандидат физико-математических наук, доцент МФТИ:
Я математик. В международных проектах не особо участвую. Лично меня коснулись: неласковое отношение иностранных коллег (меня обложил матом коллега из Чехии, объявив, что я лично ответственен за войну), невозможность участвовать в международных конференциях. России отказано в проведении международного математического конгресса в 2022 году (должен был пройти в Санкт-Петербурге) - его отменил международный оргкомитет. Сейчас, во-первых, не смогу поучаствовать в двух планировавшихся конференциях (сателлитных к международному конгрессу) — их отменили. Не поеду в качестве visit professor в Швецию. В других конференциях поучаствовать — у меня просто денег не будет, ведь теперь нет прямого авиасообщения, а в РФ фактически нет travel-грантов и возможности оплатить не за свой счет участие в командировке.
Дальше скажется еще ограничение подписок. Моя научная коммуникация с иностранными журналами сильно затруднена, поскольку я не могу оплатить некоторые полезные журнальные опции (например, открытый доступ к статье), не имею возможности оплатить многие сервисы, которыми пользуюсь: Overleaf, Zoom, Google Drive. Нельзя заниматься наукой без доступа к базам данных. Если вы не знаете, чем занимаются коллеги, не знаете свежие результаты, то оказываетесь вне научного контекста. Значит, можете (максимум) заниматься старой, никому не интересной херней. Свежие результаты появляются более-менее постоянно. Когда я готовлю статью и оформляю свои результаты, для меня нормально (и это даже требование некоторых журналов) проработать современные результаты, т.е. хорошо и правильно показать связь своих результатов с результатами соседних научных групп последних лет. Без этого контекста научные результаты мало кому вообще нужны.
Российская наука, которая и так находилась в сильно потрепанном состоянии, окончательно уничтожена. Произошла сепарация научного сообщества РФ от международного, что равносильно смерти науки. Научные исследования возможны только в международном контексте, а его теперь фактически нет. Отказ от требования публиковать статьи в международных системах имплицирует шквал публикаций в российских научных журналах, которые никто за рубежом не читает и читать не будет: отнюдь не из русофобии, а потому что качество рецензирования и, как следствие, статей в этих журналах (за исключением небольшого количества топовых российских журналов) — чудовищно. Это, кстати, повлечет за собой рост требований к количеству публикаций, за чем последует еще большее число публикаций и рост статей в журналах. И если раньше международные системы цитирования гарантировали хоть какой-то уровень публикуемых статей, то теперь качество упадет ниже плинтуса.
На России в целом это скажется, но будет каплей в море по сравнению с экономическим коллапсом, который нас ожидает. В академическом смысле я ожидаю роста всяких антинаучных теорий, продвигаемых «патриотически настроенными учеными» — такая «выбегалловщина». Ожидаю уже частично случившийся массовый исход квалифицированных специалистов и выпускников. Большинство из состоятельных (в научном и интеллектуальном смысле) бакалавров и магистров сбегут после получения диплома.
Прибавлю, что и без того невеликому уровню доходов ученых и преподавателей предстоит падение. Скорее всего, будут свернуты многие грантовые программы, рост зарплат за инфляцией (и тем паче курсом валют) не успеет. Так что «не жили богато, не надо и начинать». Были преподаватели и ученые в нижнем сегменте среднего класса, а будут нищими. Научные проекты в РФ будут в основном провалены из-за отсутствия импортных реагентов, оборудования и технологий.
Так что, повторю, российскую науку ждет коллапс. А Россию в целом — стремительная деградация технологического уровня во всех отраслях.
Санкции — логичная гигиеническая мера. Взаимодействовать с государством, которое демонстративно и без стеснения совершает действия, которые воспринимаются не иначе как военные преступления, по европейским меркам неприлично. Да и надо признать, что пользы от российских академических институций в коллаборациях было не так уж много. А решающего вклада, который нельзя заменить кем-то или чем-то еще — так и вовсе мизер. Россия давно уже растеряла все свои по-настоящему передовые разработки.
Что касается письма западных ученых в поддержку российских коллег, опубликованного в журнале Science, я очень благодарен подписавшим иностранным коллегам, они думают о российском академическом сообществе лучше, чем могли бы (и, возможно, чем стоило бы). Антивоенные письма подписали хорошо если 10 тысяч человек. А научных работников и преподавателей у нас много больше. Впрочем, большинство моих научно состоятельных коллег такие письма подписало.
Вообще, я бы сказал так. У украинских ученых и студентов есть хотя бы надежда, что после окончания войны у них будет возможность воссоздать свои университеты, возобновить научную деятельность и развиваться. У нас в России такой надежды нет.
«Если границы не закроют, отток ученых будет лавинообразным»
Младший научный сотрудник «Сколтеха»:
MIT отказался продолжать сотрудничество со «Сколтехом», из-за этого свернулись проекты по совместным грантам. Проекты сложные и дорогостоящие, их без грантового финансирования и помощи коллег из США не завершить. MIT уже отдалялся от «Сколтеха» из-за политических событий 2014 года, и сейчас географическое местоположение «Сколтеха» окончательно поставило крест на репутации института.
Ученых из России «отменили» на конференции FEBS, несмотря на то что взнос за участие уже уплачен. Возможно, ближе к самой конференции ситуация прояснится как минимум с юридической стороны, так как выглядит это как мошенничество и дискриминация.
Некоторые производители оборудования и реагентов ушли из России. Сейчас перестраиваем логистику, переходим на китайские аналоги или закупаем у наших поставщиков по ужасно высоким ценам из-за издержек логистики.
В успешных российских научных институтах ученые, как правило, принадлежат к либеральной интеллигенции. Между собой мы называем войну войной и ненавидим тоталитаризм. Когда «отменяют», обидно. Но понятно, что виной всему губительный политический режим в стране. В случае ухудшения ситуации в сторону ужесточения режима многим придется сменить позицию на конформисткую ради продолжения научной и преподавательской деятельности. И это не нужно путать с поддержкой власти. Режим когда-нибудь падет, и кому-то нужно будет строить новое государство.
Я не считаю Путина легитимным президентом и с 2012 года выхожу на митинги. Поэтому для меня санкции от иностранных коллег кажутся странным и глупым шагом: давайте еще закэнселим «Гринпис» за глобальное потепление. Есть и другая точка зрения, от более матерых коллег-революционеров - мы заслужили свою судьбу из-за пассивности. Может быть, они и правы.
Об эмиграции думают абсолютно все мои коллеги и друзья. Начальник говорит, что надо уезжать всем, особенно молодым, пока нет детей, больных родителей и ипотек. Но мне кажется, прямо все вряд ли уедут, кто-то точно останется, потому что вера в светлое будущее у либеральной интеллигенции все еще крепка.
Если границы не закроют, отток научных кадров скоро будет лавинообразным. Наука не бывает российская или американская, она всегда международная. У нас все станет хуже, но не исчезнет. Наша страна это уже проходила при СССР: ученые будут, но без свободы в головах открытий будет меньше, чем могло бы быть.
Все мои многочисленные знакомые, работающие за рубежом, встречаются только с сочувствием по поводу войны. Дискриминация нас, россиян, в России вещь более тонкая. Надеюсь, все заявления в наш адрес были только эмоциональными, и через какое-то время придет понимание того, что граждане не в ответе за действия своего президента. И что за дискриминацией абстрактных научных учреждений стоит дискриминация живых людей, которым свойственно обижаться, когда с ними поступают несправедливо.
«Все, кто мог финансово, уехали»
Психолог, аспирант НИУ ВШЭ:
Как санкции повлияли на мою работу: невозможность оплаты подписки на обучающую платформу по программированию DataCamp. Прервано сотрудничество и программа обмена между НИУ ВШЭ и университетом Тель-Авива, университетом Хельсинки и университетом Аальто. Международное сотрудничество поставлено на жирную паузу.
Ничего хорошего с российской наукой, естественно, не будет, исследования встанут. Обслуживание оборудования стоит дорого, не будет деталей. Не будет возможности приобрести новое оборудование и научиться на нем работать. Если многие хорошие специалисты уедут, это означает, что также они перестанут преподавать, следовательно, мы потеряем сильную образовательную программу по психологии.
Очень важно разделять тех, кто поддерживает и не поддерживает происходящие события. Важно разделять ученого и его гражданство. Иначе, если ученый сталкивается с отказами на основании гражданства, это по сути подтверждает идею пропаганды. Среди моих коллег больше тех, кто не поддерживает, и все, кто мог финансово, уехали, другие ищут варианты, как и куда уехать.