Общество
Члены Гильдии киноведов и кинокритиков решили ежегодно отмечать худшие отечественные фильмы истекшего сезона. В тройку самых плохих фильмов вошли «Танки» Кима Дружинина и «Временные трудности» Михаила Расходникова. А худшим признан фильм Тиграна Кеосаяна «Крымский мост». О том, откуда берутся скверные отечественные фильмы и каково их восприятие массовым зрителем, рассуждает кинокритик Виктор Матизен.
Идея российской антипремии время от времени возникала в киножурналистской среде под разными названиями вроде «Развесистой клюквы», «Позлащенной липы», «Мокрой курицы» и «Коричневой калоши», но не воплотилась ни в советское время, ни в первые постсоветские десятилетия. В СССР был широкий выбор потенциальных антипризеров – ненавистных любому мыслящему человеку одиозных картин, снятых по заказу Госкино, – однако такую «награду» зарубили бы на корню как оскорбительную для государства-производителя, объявившего пропагандистское кино важнейшим из искусств. Когда Советский Союз развалился, картины этого сорта исчезли, а профессионально слабые, но безвредные, слились в серую массу. Выделять из нее наихудшие было не только скучно, но и затруднительно из-за отсутствия баз данных и средств связи, позволяющих провести широкий и оперативный опрос.
С возникновением интернета препятствия исчезли, и теперь киносайты регулярно публикуют списки аутсайдеров. Некоторые порталы даже составляют списки худших фильмов «по версии критиков», учитывая при подсчетах, как сообщает Kritikanstvo, «оценки в рецензиях, авторитетность источника и профессионализм авторов». Но понятно, что численные поправки на «авторитетность» и «профессионализм» существенно зависят от профессионализма редакторов сайта, оценить который некому, кроме них самих, что делает подсчитанные «критические» рейтинги фильмов не слишком надежными, хотя и резонными – как, например, попадание в лузеры «Защитников» Сарика Андреасяна и «Крыма» Алексея Пиманова в прошлом году.
Кинокритики до поры воздерживались от групповых акций по выявлению донных обитателей российского кинематографа
При этом сами кинокритики до поры воздерживались от групповых акций по выявлению донных обитателей российского кинематографа, пока среди множества профессионально беспомощных опусов не стали регулярно появляться словно выползшие из советского прошлого агрессивно-лживые фильмы, изготовленные по прямому или косвенному заказу Министерства культуры, возглавляемого с 2012 года Владимиром Мединским и тесно связанного с Российским военно-историческим обществом – главным российским поставщиком мифов, натужно выдаваемых за историческую правду.
То, что с назначением Мединского политика Министерства повернется вспять, было ясно с момента его посадки в руководящее кресло, но первый четкий сигнал прозвучал в 2013 году, когда в госфинансировании отказали проекту Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», одобренному экспертным советом Министерства, состоящим из кинематографистов. Отказ сопровождался объяснением, что сценарий знаменитого кинодраматурга осудили невесть откуда вынырнувшие «военно-исторический» и «социально-психологический» советы Министерства, первый из которых вопреки широко известным фактам заявил, что военно-технического сотрудничества СССР и Германии накануне Великой Отечественной, о котором шла речь в сценарии, на самом деле не было, а второй якобы выразил опасение, что в фильме с такой фабулой, как выразился глава департамента кинематографии Минкультуры Вячеслав Тельнов, «может быть немного не тот взгляд, которого ждут ветераны Великой Отечественной войны».
И уже в следующем, 2014 году восстановленная вопреки Конституции РФ министерская цензура, лицемерно называемая отказом в выдаче прокатного удостоверения, прямо запретила фильм Хусейна Эркенова «Приказано забыть» о сожжении чеченцев в селе Хайбах во время депортации 1943 года – художественную версию событий того времени, частично основанную на сохранившихся документах. По словам Тельнова, картина «разжигает межнациональную рознь», но реальная причина запрета в том, что фильм осуждает действия НКВД, не вызывая у зрителей требуемого Министерством желания «гордиться своей страной». В которой, конечно, все нации равны, но некоторые – в частности, чекистская – равнее других. Что, кстати, подтвердил сам начальник кинодепартамента, который, в ответ на вопрос автора этих строк, кем приказано забыть фильм Эркенова, замахал руками и поднял очи выше министерского кресла.
Запрещая неудобные фильмы, Министерство задумалось о производстве удобных
С рвением запрещая неудобные фильмы, Министерство задумалось о производстве удобных – так и появились на свет произведения, побудившие членов Гильдии киноведов и кинокритиков составить свой черный список. Согласились с этой затеей не все – одни из опасения, что в число худших могут попасть неудачные работы небесталанных режиссеров, другие – боясь, что эта затея запятнает премию «Белый Слон» и уронит престиж Гильдии в глазах дружественных гильдий режиссеров и сценаристов. Третьи сообщили, что счастливо избежали просмотра фильмов, достойных антипремии, и не хотят уподобляться рабочим, которые Пастернака не читали, но осуждают.
Некоторые киноведы просто воздержались – возможно, руководствуясь принципом, согласно которому задача критиков – топить фильмы в Лете, а задача историков кино – по прошествии времени извлекать их оттуда. Критики же в основном откликнулись. Всего набралось 59 человек (Зара Абдуллаева, Роман Арбитман, Екатерина Барабащ, Юрий Богомолов, Дмитрий Быков, Антон Долин, Юрий Гладильщиков, Эльга Лындина, Леонид Павлючик, Андрей Плахов, Елена Стишова, Стас Тыркин, Светлана Хохрякова, Андрей Шемякин, Петр Шепотинник, Давид Шнейдеров, и многие другие), из которых 23 указали как наихудший «Крымский мост» Тиграна Кеосаяна по сценарию его второй супруги, главреда телеканала RT Маргариты Симоньян, 15 – «Танки» Кима Дружинина, 8 – «Временные трудности» Михаила Расходникова, а остальные – еще восемь картин (в том числе «Кислота» и «Человек, который удивил всех», номинированные на премию кинокритики и кинопрессы «Белый Слон»), которые собрали всего один-два голоса и поэтому не могут быть причислены к «худшим». Одновременно выяснилось, что если бы каждому из 59 человек предложили бы выбрать не один, а десять наихудших, только эти три были бы названы всеми опрошенными, которые их видели.
Интересно, что профессиональные оценки двух первых оказались близки к зрительским – и рейтинговым, и кассовым, что случается нечасто. «Крымский мост» на сайте Otzovik не дотянул до тройки по пятибалльной школьной системе, на более строгом сайте Megacritic ему дали 2,2 из 10 возможных (!), а в кинотеатрах он провалился, при бюджете 300 млн руб. собрав немногим больше 70. «Танки» же с бюджетом 140 млн руб. накосили 104, получив на тех же сайтах 2,9 из 5 и 2,8 из 10 соответственно.
А вот «Временные трудности» подтвердили правило, согласно которому фильмы, получающие на фестивалях призы зрительских симпатий, одновременно вызывают максимум критических антипатий, и наоборот. Зрительский рейтинг этого фильма на «отзовике» – четверка с довеском, на «мегакритике» – 7,1 из 10 возможных, да и в прокате он провалился на меньшую глубину, чем «Танки» и «Крымский мост».
«Временные трудности» выделяются в тройке антипризеров и в другом измерении – только эта картина оказалась спорной в том смысле, что вызвала принципиальный и жесткий раскол в зрительской среде. Это неудивительно, поскольку речь идет о воспитании, а к нему причастны абсолютно все в качестве воспитуемых и почти все в качестве воспитателей. Предметом же раздора стал пропагандируемый фильмом метод воспитания, сводящийся к жестоким до дикости, но, как уверяют авторы, в конечном счете благотворным испытаниям, которым отец-сталелитейщик подвергает своего отпрыска, родившегося с детским церебральным параличом. Профессия отца неслучайна: авторы указывают на источник своего вдохновения, основополагающий советский роман воспитания «Как закалялась сталь», не желая заметить, что герой книги закаливает себя сам, тогда как героя фильма насильственно «закаливает» отец, категорически не признающий его больным.
Неудивительно, что одни зрители увидели в этой истории панегирик отцовской тирании, апологию изуверства, оправдание семейного насилия по принципу «бьет – значит любит», пропаганду нетерпимости по отношению к людям с ограниченными возможностями и прямую угрозу их жизни в случае, если воодушевленные родители применят к своим отпрыскам «сталелитейный» метод, сочли отца в харизматичном исполнении Ивана Охлобыстина тираном, садистом и моральным уродом, а саму картину – «фашистской» со скрытым названием «Триумф воли». Хотя отсылает она не к одиозному фильму Лени Риффеншталь, а к сохранившейся в душах многих воспитанных в СССР людей вере в возможности насильственной переделки человека, общества и природы.
Аркадий Цукер: "Временные трудности" не имеют к моей истории никакого отношения. В фильме пропагандируются ценности, противоположные ценностям моей семьи"
Другие зрители, напротив, заявили, что: в фильме демонстрируется «Настоящая Всетерпящая Отцовская Любовь», «именно так воспитывают настоящих спортсменов и великих чемпионов», «любовь бывает разной: тебе кажется, что над тобой издеваются, а на самом деле любят», это «лучший фильм за последние 25 лет», правдивость которого «подтверждает человек, с которого списана показанная история – Аркадий Цукер», подобные произведения «необходимо показывать в школах, чтобы материальные блага опускались вниз перед человечностью и силой воли», «не надо буквально понимать фильм – он намеренно преувеличивает меры, необходимые для того, чтобы справиться с временными трудностями». На самом деле, Цукер жестко дистанцировался от фильма Расходникова: «Временные трудности» в его итоговом варианте не имеют к моей реальной истории никакого отношения. В картине пропагандируются взгляды и ценности, полностью противоположные моей жизненной позиции и жизненным ценностям моей семьи».
Иной была реакция на «Танки» (рабочее название – «Увидеть Сталина»), где конструктор Т-34 Кошкин и его команда в 1940 году преодолевают препятствия в виде белоказачьих банд и моторизованных отрядов фашистских наймитов (то есть до начала войны с Германией) перегоняют только что выпущенные машины из провинции в Москву, чтобы показать вождю.
Владимир Мединский похвалил им же инициированную картину, снятую при поддержке министерства и под эгидой РВИО, сказав, что ее сценарий «привлекает внимание достоверностью сюжета, в котором «ничего не выдумано», и подчеркнув, что это «очень правильное кино». И в самом деле, «Танки» – идеальный для него пропагандистский опус в духе «Танкистов» 1939 года, готовивших советских людей к легкой короткой и победной войне.
В иных одобрительных отзывах отмечалось, что «Танки» – хороший фильм для молодого поколения, «очень простой и патриотичный», что герои «показаны «достойными и сильными людьми, которые сплочены общей идеей во благо страны и народа любой ценой пригнать танки», и вспоминалась песня тех лет: «пусть помнит враг, укрывшийся в засаде, / Мы начеку, мы за врагом следим».
Температура отрицательных откликов намного выше. Одни возмущались тем, что реальная история перегона танков, во время которого Кошкин заболел воспалением легких и вскоре умер, превращена в фарс, что главным героем фильма является не конструктор, а сопровождающий его команду чекист, благодаря которому танки пробиваются к Москве и триумфально въезжают на Красную площадь, другие называли фильм «аттракционом невиданной глупости», издевательски спрашивали, что курили авторы, выдумывая сюжет фильма, и какой дурак из Минкульта выдал на него деньги. Словом, как констатировал Антон Долин, на выходе получился саморазоблачительный автопортрет Министерства, озабоченного отмыванием Сталина и героизацией НКВД.
Что же касается «Крымского моста», то положительные отзывы на него на редкость бессодержательны: «закаты, рассветы на побережье, любовь, юмор», а отрицательные так же резки, как и приведенные выше: «пошлость и подхалимство», «мизогиния, расизм, шовинизм, фальшивый патриотизм», «образчик кумовства и бездарности», «культ личности вождей и Сталина» (один незримо стоит за великой мостостройкой, а другого неустанно поминает добрым словом герой фильма, крымский татарин, одобряющий депортацию собственной семьи). При этом противоположные взгляды на присоединение Крыма нередко приводят к одинаковому неприятию «Крымского моста» – конъюнктура претит независимо от политической ориентации.
И, наконец, часть зрителей резонно возмутилась тем, что «навязчиво эротическому фильму, в котором содержатся откровенные сексуальные сцены», а «сам Крымский мост — не что иное, как визуальная метафора к долгожданному геополитическому совокуплению России и Крыма», присвоен возрастной ценз «12+». Что, между прочим, происходит регулярно – министерские надсмотрщики занижают проходной возраст для «своих» фильмов и завышают для «чужих».