«Я не хотел, чтобы мне было стыдно перед своими детьми» — правозащитники вспоминают Сергея Ковалева

Александр Черкасов, председатель правления Международного «Мемориала»

Сергей Ковалев — человек возрожденческого масштаба и энциклопедических знаний. Он мог говорить со знанием дела о разных вещах. Ученый-биолог, работал в университете в лаборатории Израиля Моисеевича Гельфанда. С его занудством и обстоятельностью он органично вписался в правозащитное движение, став при этом не главарем, не манифестантом, а редактором «Хроники текущих событий». Он занялся этим в 1969 году, после ареста Натальи Горбаневской и Ильи Габая. Это было время, когда ученые сменяли поэтов и этот стиль был важен для издания, составлявшего суть диссидентского движения на протяжении 15 лет, с 1968 по 1982 год.

Когда Ковалев был арестован за «Хронику», КГБ попытался вменить ему клеветнический характер издания. Проверили свыше 1000 эпизодов, в десятке нашли неточности, существенные — в двух или четырех. Это неплохой показатель для современной российской прессы.

Ковалев отправился на 10 лет в лагеря, а потом за непокорное поведение — в Чистопольскую тюрьму и, наконец, в ссылку на Колыму. Это целая биография зэка, достойно боровшегося весь срок, не сломленного шантажом. В конце срока Ковалева шантажировали тем, что в лагерях сидят его сын Иван и невестка Татьяна Осипова.

Вскоре после освобождения Сергея Адамовича наступило новое время. В 1988 году Ковалев с товарищами встречаются с теми, кто начинал «Мемориал». Потом «Мемориал» помог Ковалеву на выборах в российский парламент в 1990 году и также помогал работе Комитета по правам человека, который Сергей Адамович возглавил в Верховном совете. Здесь было сделано многое, включая тюремную реформу. Была попытка как-то повлиять на происходящее в зонах локальных конфликтов, начавшихся на периферии распадающегося СССР, а потом и в России.

Сергей Адамович не был кабинетным депутатом. Все слышали о том, что он делал в Чечне. Именно Ковалев, засевший в Грозном в декабре 1994 года, сообщал о том, что российская авиация бомбит город, из которого не ушли мирные жители. Именно Ковалев привез первые списки пленных российских солдат в январе 1995 года. Это те, о ком старались забыть их генералы. Разумеется, был и Буденновск, где именно Сергею Ковалеву и его команде, работавшей с ним все это время, удалось добиться освобождения полутора тысяч заложников в обмен на 150 добровольных заложников, которыми стали Сергей Адамович и его товарищи.

К сожалению, Россия и СССР за всю эту работу наградили его только тюремным сроком, но за Буденновск у него орден Почетного легиона, где в формуле награждения как раз написано об освобождении заложников в Буденновске.

Сергей Адамович многие годы был председателем российского «Мемориала». Он был нашей совестью, которая отзывалась на любую несправедливость, и совестью, которая заставляла нас самих переосмыслять правильно ли мы, действуем, не оставляя никакого пространства для самодовольства и самоуспокоенности. Сергей Адамович всегда говорил, что с мертвыми как с живыми — за мертвых тоже пили чокаясь, вспоминали их как живых. Сергея Адамовича мы тоже будем помнить как живого.

Лев Пономарев, председатель движения «За права человека»

Может быть, не все говорят то, что я говорю про Ковалева. Прежде всего давайте отметим три обстоятельства, которые выделяют его в среде советских диссидентов. Это человек, который всю жизнь боролся за свободу. Вы не найдете ни одной заметки или статьи, где кто-нибудь обвинял бы его в двуличности или слабости. Даже, наоборот, он боролся всегда слишком жестко, слишком определенно, не шел ни на какие на уступки. Характер очень жесткий и стойкий. Он отказался от научной карьеры в советское время, пошел в лагеря. Я близок к этой среде, но никогда не ходил с ними на площадь. Никто никогда не сказал, чтобы он где-то дрогнул. Он был образцом стойкости. Если что-то звучало, то говорили, что он слишком бескомпромиссен. Не все будут говорить вот о чем — когда пошла перестройка и было ощущение, что можно что-то делать, многие диссиденты не стали показывать себя сторонниками перестройки и развивать эти процессы. Я тоже сомневался, многие сомневались. Тем не менее, когда появилась возможность баллотироваться в депутаты СССР, а потом России Горбачев объявил впервые в нашей стране альтернативные выборы, Андрей Дмитриевич Сахаров пошел на эти выборы. Ему до смерти оставалось меньше года, начиная с Учредительного съезда, но он стал наиболее заметным политиком в межрегиональной депутатской группе. Сахаров считал, что нужно заниматься политикой и понимал, что нужны компромиссы. При мне Андрей Дмитриевич спросил у Ковалева: «Вот ты идешь на выборы в 1990 году?», — а Сергей Адамович сказал: «Не знаю». Фактически при мне Сахаров его и уговорил. Я думаю, такие разговоры ни раз происходили, потому что были и другие свидетели, что Ковалева уговаривал Сахаров. И он пошел на выборы. В этом смысле он отличался от многих своих коллег.

Саша Подрабинек писал страстные статьи, когда Сахаров пошел на выборы, и он осуждал поступок Сахарова. Это было нестандартное поведение и в общем-то я очень благодарен и Сахарову, и Ковалеву за их выбор. Они принципиально влияли на становление парламентаризма в России в то время. Ковалев возглавил Комитет по правам человека в Верховном совете РСФСР. Все проекты законов проходили через этот комитет. Более того, они сами некоторые проекты законов готовили — например, «Закон о свободе совести». Это был важнейший комитет. И представьте себе существование такого комитете сейчас в России.

Тогда возникла необходимость помогать администрации президента каким-то образом развивать тему прав человека. Он пошел в администрацию к Ельцину. Он сидел на Старой площади, где раньше находился ЦК КПСС. Тогда была создана комиссия по правам человека при президенте Ельцине — и она работала. Он позвал на помощь правозащитников, правозащитники ездили по колониям и так далее. Ельцин тогда еще был доступен нам, демократам, которые его поддерживали. Потом были выборы первого омбудсмена в России в 1993–1994 годах. Он ушел от Ельцина потому, что пытался остановить войну в Чечне, ездил туда. Ему не удалось убедить Ельцина, и он подал в отставку. Здесь была граница возможного компромисса.

Мы знаем, что Путина выдвинул Ельцин с поддержкой либеральной партии — Союза правых сил. На одном таком собрании я был с Ковалевым. Мы тогда резко высказались против того, чтобы на выборах президента России поддерживать полковника КГБ СССР. К сожалению, это не повлияло на позицию Ельцина. В первый год путинского президентства мы провели Всероссийский чрезвычайный съезд по защите прав человека. Чрезвычайным он не случайно назывался, потому что шла вторая война в Чечне. Большой был съезд, такого нам сейчас уже не провести. И там Ковалев делал доклад, а резолюция, которую мы приняли, полностью предсказала весь трагический драматический путь России за 20 лет при Путине. Это надо было видеть, потому что в начале нулевых годов, когда Путин пришел к власти и еще зависел от либералов, которые его окружали, учился, старался им угодить, может быть, и было более или менее терпимо. Тогда еще многое сохранилось после ельцинского периода. Однозначно тогда на съезде мы сказали, что все это временно и ситуация будет ухудшаться. Мы тогда это все предсказали.

Уже при Путине был создан Союз по правам человека. По личным причинам я туда не входил, но там много моих друзей и до сих пор они там есть. Я считаю, что очень полезно там быть. И там была Людмила Михайловна Алексеева, второй столп нашего правозащитного движения из той эпохи. Ковалев категорически возражал против участия правозащитников в этом совете. Я его не осуждаю. Может быть, иногда надо идти на какие-то компромиссы, как это делала Алексеева.

Сергей Адамович заложил фундамент. В «Мемориале» сейчас остались люди на 20 лет моложе Ковалева. Надеюсь, что «Мемориал» будет продолжать работу и переживет эту утрату, сохранит свою деятельность и работоспособность. Я всегда был сторонником Ковалева. Иногда только уговаривали его не слишком жестко относиться к Московской Хельсинкской группе. Будем продолжать эту работу. Заменить его никто не может, но коллективно, надеюсь, все мы будем Сергеем Адамовичем.

Сергей Лукашевский, исполнительный директор Сахаровского центра

Сергей Адамович, говоря о Сахарове, называл его паладином разума. Самого Ковалева тоже хочется назвать паладином. Он был человеком очень рыцарственным и воинственным в самом благородном смысле этого слова. В этом отношении с ним бывало непросто. Он был человеком в чем-то последовательным и в чем-то даже жестким. При этом, даже когда мы с ним спорили, а я, несмотря на разницу в возрасте, позволял себе с ним по каким-то вещам дискутировать, его жесткая принципиальная позиция всегда была очень важным камертоном, какой-то чертой, от которой было важно отталкиваться.

Он защищал права человека и в некотором роде жизнь человека, но при этом был заядлым охотником, и это всегда становилось предметом споров и шуток, которые он сносил с той же твердостью, с какой отстаивал какие-то важные для себя принципы. Все всегда поражались тому, как это могло в нем сочетаться. Я думаю, что это могло быть частью этой его суровости и твердости, которые позволяли ему оставаться собой и выживать в период ссылки.

Еще я всегда вспоминаю очень простые слова, которые он говорил о своей мотивации стать диссидентом и бороться с советским режимом, рискуя жизнью. Он говорил очень простую вещь: «Я не хочу, чтобы мне было стыдно». Невелики были глобальные цели и идеи, хотя он очень много писал и думал о правах человека как об объединяющей идее. «Я не хотел, чтобы мне было стыдно перед своими детьми. Если я не подпишу это письмо и не выступлю так, как мне диктует совесть, как я могу смотреть в глаза собственным детям?», — так он говорил. Это простая и при этом глубокая мотивация, что вызывало большое уважение и преклонение. Это было одновременно очень просто и очень глубоко.

Сергей Давидис, член Совета Правозащитного центра «Мемориал»

Пример Сергея Адамовича и его сподвижников в какой-то степени вдохновляет нас в нынешнюю пору. Их ситуация было гораздо сложнее и тяжелее. У них не было таких оснований надеяться на перемены, на то, что они увидят плоды своих трудов, как хочется надеяться есть у нас сейчас. Мы понимаем, что это временно, что это противоестественно, что это такая печальная драматическая ситуация в истории нашей Родины, которая не может и не должна долго продлиться, в то время как тогда советская власть декларировала свою вечность и никаких ожиданий что она в течение жизни поколения рухнет не было. Сергей Адамович цитируется в некрологе, который опубликован правозащитным центром «Мемориал», и там он говорил о марафонской дистанции и что устроит, если результат будет и через 300 лет. Он успел увидеть своими глазами и сделать что-то важное и нужно для уже некоммунистической России. Сейчас мы опять оказались в очень драматической с точки зрения прав человека ситуации, но надежд гораздо больше. Пример Сергея Адамовича, его победы и победы других правозащитников в этой казавшейся тогда невозможной борьбе дает силы в этой ситуации.