«Сейчас в абсолютной темноте мы нащупываем локоть соседа, чтобы понять, свой он или чужой». Михаил Нодельман о письме музыкантов

Гражданская война идет, и идет уже давно. Холодная гражданская война началась еще в 2010 году, а в 2014 году был перейден некий Рубикон, после чего общество настолько поляризовалось, что два лагеря стали совершенно непримиримыми. Но даже несмотря на это тогда можно было не принимать одну из сторон, можно было говорить «я вне политики, я в ней не участвую». После Чечни, Грузии, сбитого «Боинга», после аннексии Крыма, после войны на востоке Украины общество позволяло себе и дальше находиться в летаргическом сне и оставаться вне политики.

Сейчас наступает такое время, когда нельзя быть вне. Что явилось катализатором, сказать сложно, наверное, просто пришло время. Конечно, сыграла и роль личности в истории. Это эпическое противостояние библейских масштабов между Навальным и Путиным, жертвенность Алексея Навального, который, будучи недавно отравлен опасным запрещенным веществом, триумфально возвращается на Родину, зная, что окажется в тюрьме.

Поэтому мы говорим о «гражданской войне». С другой стороны у нас был расчет и на яркую неточность, некий художественный образ. Для меня было важно, чтобы наше высказывание заметили. В конце концов мы - музыканты, люди искусства - имеем право на гиперболу.

Это наше второе письмо, первое было по событиям «Московского дела». Оно было ценно, потому что, как мне кажется, стало не только моим первым высказыванием, но и первым высказыванием сообщества, цеха. Если говорить о том, усилилась ли с тех пор цеховая солидарность, то можно употребить немецкой слово «Jain» — и да, и нет. С одной стороны, сейчас чувствуется гораздо большая сплоченность и воодушевление людей и гораздо большее желание высказаться другому - своему соседу по пульту в оркестре, бывшему однокласснику, товарищу.

Одновременно с этим за последние полтора года многократно выросло давление власти на людей. Очень многим проводили «комсомольские собрания» — профилактические беседы, на которых ректоры консерваторий отчитывали профессоров, доцентов, педагогов за то, что они подписывают письма, ходят на митинги, пишут посты в социальных сетях. Мне достоверно известно о фактах прямых угроз увольнений музыкантов, не говоря о том, что многие были действительно уволены за это время. В этой ситуации каждый скрупулезно выверяет ту меру смелости и возможностей, с которой он участвует в проявлении гражданской инициативы.

И тем не менее, каждый выбирал, что он может сделать — сходить на митинг после убийства Немцова или встретить Навального в аэропорту. Кто-то ставит свою подпись под письмом, но с обязательным условием, чтобы она не была в первой двадцатке, чтобы не попасть под репрессии. Безусловно, все российские музыканты, которые ставят свою подпись под этим обращением, сейчас рискуют. Многие подписанты первого письма про «Московское дело» сейчас ушли во внутреннюю эмиграцию и отказались ставить свою подпись.

Кроме того, что создалась ситуация, в которой больше невозможно молчать, своим письмом мы преследуем и определенные цели. Подобная цеховая солидарность — это начальное состояние гражданского общества, когда ты в полной темноте, тумане, этом не имеющем никаких очертаний пространстве, протобульоне, не имея возможности посмотреть в перспективу, нащупываешь локоть стоящего рядом соседа. И происходит обмен элементарными сигналами «свой-чужой». Так это было в Польше времён солидарности.

Мы наблюдаем с вами, как зарождается гражданское общество. Наверное, этот процесс займет годы и десятилетия, если не столетия, но хотелось бы верить, что современные средства коммуникации - то единое пространство людей вне границ и часовых поясов, где ты можешь мгновенно обменяться любым объемом информации - позволит многократно ускорить эти процессы.

Никакая реакция российских властей на наше письмо нас не устроит.