Новости
12 июля Московский окружной военный суд приговорил семерых уроженцев Таджикистана к срокам от 15 лет до 21 года колонии строгого и особого режимов по делу о попытке подрыва «Сапсана» в 2017 году. По версии следствия, все они были сторонниками «Исламского государства» (запрещенная в России организация) и планировали устроить столкновение поезда, следовавшего из Москвы в Петербург, со встречным составом. Согласно материалам дела, для этого они прикрепили тормозной башмак к железнодорожному пути, в результате чего поезд протаранил препятствие. «Сапсан» не сошел с рельсов, никто не пострадал, пять вагонов были повреждены. В РЖД ущерб оценили в 55 млн рублей. Следствие считает, что после столкновения составов осужденные собирались устроить взрыв, но их успели задержать. Мужчин обвинили в подготовке и совершении теракта, а также в хранении оружия. Один из осужденных вину признал полностью, другой признался в хранении оружия. Остальные фигуранты дела отрицают обвинения.
Адвокат одного из обвиняемых, Хаваш Хадисов, и член московской ОНК Евгений Еникеев рассказали The Insider, что все дело было построено вокруг показаний одного обвиняемого, которого избиением и угрозами заставили оговорить остальных. На всех обвиняемых оказывали физическое и психологическое давление. Они неоднократно заявляли об этом, но на исход дела это никак не повлияло.
Хаваш Хадисов, адвокат Амарджона Раупова
Все участники этого дела обвинялись по четырем составам. В том, что якобы вступили в террористическое сообщество, созданное одним из свидетелей по делу. Также они обвинялись о том, что приобрели и хранили незаконные взрывчатые вещества и взрывные устройства и участвовали в подготовке к террористическому акту.
Все дело строилось на лишь одном ключевом доказательстве – показаниях одного свидетеля, Эмома Бурхонова, он же был основным обвиняемым. Эти показания фактически ничем не подтверждались. В ходе слушаний этот свидетель, неожиданно и для стороны защиты, и для стороны обвинения отказался от своих признательных показаний в ущерб заключенной сделке со следствием. Тем не менее, суд признал их причастность к данным преступлениям.
Бурхонова долго не удавалось допросить и наконец суд согласился, чтобы его допросили через видеоконференцсвязь. Первыми словами свидетеля в момент этого дистанционного допроса по видеосвязи была просьба к суду обеспечить стабильность связи и принять меры, чтобы она не была прервана. После этих слов он начал говорить о том, что подсудимые невиновны, что он их оговорил – и в этот момент выключается связь по неизвестным причинам, отключается видео, и прерывается допрос. Соответственно, судебное слушание откладывается.
Оперативная съемка задержания подозреваемых
Заявления о физическом и психологическом давлении на обвиняемых подавались как в письменном виде, так и устном в течение всех слушаний. Фактически суд приобщил некоторые документы, акты о медицинском обследовании, о наличии повреждений у некоторых из них. Однако при вынесении приговора, насколько я понимаю, данные акты и доказательства не были приняты во внимание. Приговор нами еще не получен, его обоснование пока не ясно, но уже на этот момент я понимаю, что приговор совершенно необоснован и несправедлив. По срокам наказания.
Я считаю, что это была показательная порка со стороны правосудия, для того, чтобы показать, насколько спецслужбы ведут эффективно борьбу с террористами. Вот только с адресатом и с фигурантами, я думаю, они ошиблись. Очень грубо.
Амарджон Раупов всю жизнь жил в Москве, был женат на женщине христианского вероисповедания, и 10 лет воспитывал ее дочь, а тем временем спецслужбы обвиняют его в том, что он был приверженцем радикального течения ислама. Он находился в деревне Глухово, ремонтировал там дом другого свидетеля по делу, который также пришел в суд, дал показания, заявил что он не верит, что это мог совершить его давний знакомый, которому он доверял фактически все: и машину, и деньги, и ключи от своего дома и дачи. И он, как и все остальные жители, от лица которых он говорил, не могли в это поверить, сказали, что это может быть ошибка.
Амарджона Раупова задержали в его доме ночью, уже под утро. Ворвались сотрудники, прижали его к полу так, чтобы он не мог двигаться и никуда не смотреть. После этого они прошли в комнату и начали «нейтрализовывать» всех остальных, кто проживает в доме. Естественно, все были в шоке, никто ничего не понимал в этот момент.
Жена Раупова, которая была свидетелем задержания, сказала, что задерживавшие его сотрудники могли принести с собой взрывное устройство и другие улики, которые там при обыске были обнаружены. Потому что у них в доме никогда никаких запрещенных предметов не было. Единственное, что у них было, это травматический пистолет, который они держали как средство обороны от грабителей.
Практически все обвиняемые говорили о том, что к ним применялось как психологическое так и физическое давление. Как говорил Бурхонов, он дал признательные показания лишь потому, что в отношении него оказывалось психологическое и физическое давление давление в момент задержания и в ходе допросов. По его словам, он находился в шоке, не понимал, что происходит. Его запугивали, говорили, что посадят надолго, что в отношении его семьи могут быть оказаны какие-то меры. Естественно, он под давлением дал такие показания.
Евгений Еникеев, член московской Общественно-наблюдательной комиссии
Мне удалось пообщаться с несколькими обвиняемыми по этому делу. Один из них - Фархаджон Нозимов - уроженец Таджикистана, ему 42 года, фельдшер по образованию. В 2017 году я навестил его в СИЗО Лефортово. У него были зафиксированы телесные повреждения и я хотел узнать, как он их получил, но сотрудники СИЗО запретили нам говорить об этом. Спустя год после этого посещения я снова встретился с Нозимовым и он дал мне согласие на ознакомление с его медицинскими документами. Из этих документов я узнал, что при помещении в Лефортово, в 2017 году, у него были зафиксированы телесные повреждения, и еще потом еще два раза в 2018 году – весной и осенью.
12 марта 2018 года у Нозимова были зафиксированы ушиб мягких тканей нижней челюсти и множественные ссадины шеи. 26 сентября 2018 года были зафиксированы ссадина левого уха в области мочки и подкожная гематома за левым ухом. При помещении в СИЗО Лефортово, 2 июля 2017 года, были зафиксированы ссадины в области обеих лучезапястных суставов, в области 6/3-й левой голени, в области правого локтя и за левым ухом. Все это я описывал в своем блоге.
Узнав об этом, я запросил у СИЗО информацию о том, откуда взялись эти телесные повреждения и проводилась ли по ним какая-то проверка. Ответ я до сих пор жду.
Как я понял из того, что ему удалось рассказать, эти телесные повреждения были зафиксированы после следственных действий, на которые его выводили в соседнее с СИЗО Лефортово здание, где располагается следственное управление ФСБ. При этом в материалах дела за это время нет никаких сведений о проводимых следственных действиях.
Каким образом были получены побои до помещения в СИЗО-3 (в Питере) и СИЗО-2 (Лефортово) я выяснить не смог, потому что начальник отдела режима СИЗО пригрозил прервать беседу, если я продолжу спрашивать об этом.
Второй обвиняемый по этому делу, с которым мне удалось пообщаться, - Эмом Бурхонов. Как я понял, его дело выделено в отдельное производство и слушания по нему будут позже. На одном из судебных заседаний он заявил, что в результате следственных действий вынужден был под давлением следствия оговорить пятерых из семи подсудимых. Он рассказал, что на самом деле признался в том, что планировал совершить теракт, но о его истинных намерениях знали только два человека из семи обвиняемых - Фарходжон Нозимов и Джумахон Баймонов.
В суде он рассказал, что следователь ФСБ вводил его в заблуждение, угрожал, что если он не подпишет необходимые ему процессуальные документы, ему дадут еще больший срок, что его в колонии будут бить и что он больше четырех месяцев там не проживет. Кроме того, он заявил, что некоторые процессуальные документы, в частности, протоколы допросов следователь писал сам, а ему их только давали подписывать. Еще он рассказал, что аммиачную селитру и алюминиевую пудру ему подбросили сотрудники ФСБ во время задержания.