История
100 лет назад, 11 ноября 1918 года, закончилась Первая мировая война, ставшая «геополитической катастрофой» для трех европейских империй: Германии, Австро-Венгрии и России. В нашей стране представление об этой катастрофе своеобразное: достаточно сказать, что, по недавнему опросу ВЦИОМа, почти половина граждан уверена, что Россия в Первой мировой войне победила. Исход войны во многом предопределил реальную историю ХХ века. Но могло ли все сложиться по-другому? Об этом размышляет историк Борис Соколов.
Первая мировая война, завершившаяся фактической капитуляцией Германии в Компьене 11 ноября 1918 года, ознаменовала собой окончание «большого» XIX века, начавшегося с Великой Французской революции, и открыла век мировых войн и революций, который продолжался с 1914 по 1991 год – год распада СССР и окончательного краха коммунизма в Европе. Война 1914-1918 годов стала первой из войн нового типа, которые впоследствии стали называть тотальными. После завершения Крымской войны и вплоть до Первой мировой войны военные конфликты между европейскими державами длились не более полутора лет, и потери в них исчислялись десятками тысяч, в худшем случае – первыми сотнями тысяч человек погибших. Войны оставались делом армий и в минимальной степени затрагивали мирное население, которое в основном сохраняло прежний ритм жизни.
Первая мировая война тянулась 4 года и 3,5 месяца, и в нее оказались вовлечены почти все государства Европы. Боевые действия на сплошных позиционных фронтах все это время продолжались практически непрерывно и привели к гибели более 10 млн военнослужащих и значительного числа мирных жителей. В ходе войны в Османской империи был осуществлен геноцид армян (и айсоров), повлекший за собой более миллиона жертв. Эта война потребовала небывалого напряжения сил не только от армий, но и от всего населения. Первой из великих держав не выдержала тягот войны Российская империя.
Согласно оценке американского исследователя Пола Кеннеди, в 1914 году национальный доход на душу населения составлял в США $377, в Великобритании – $244, в Германии – $184, во Франции – $153, в Италии – $108, в Австро-Венгрии – $57, в Российской империи – $42 и в Японии – $36. Таким образом, из великих держав Россия была самой бедной страной. При этом именно русская армия понесла наибольшие потери убитыми среди всех армий – 2,2 млн человек. Самыми тяжелыми были ее потери в борьбе против германской армии: соотношение числа убитых было 7:1 в пользу немцев. С австро-венгерской армией русская армия воевала на равных, и число убитых было примерно одинаковым с обеих сторон. Потери же турок были значительно больше, чем потери русских. Большие потери и неудачи в сражениях против немцев породили в русской армии «немцебоязнь». Многие генералы не верили, что русская армия способна успешно противостоять немцам.
Противоречия между богатыми бедными в России были особенно острыми, поскольку бедные, то есть те, кто существовал на грани физического выживания, составляли более половины населения империи. Соответственно, и пропасть между офицерами и солдатами в царской армии и особенно на флоте была наибольшей по сравнению с другими участниками войны, что и привело к массовому истреблению офицеров солдатами после начала революции 1917 года.
В ретроспективе, когда мы знаем реальное состояние российской армии и общества к началу 1917 года, революция кажется неизбежной. Большие потери во время Брусиловского прорыва и последующих сражений лета и осени 1916 года подорвали моральный дух войск. С осени 1916 года в русской армии резко усилились антивоенные настроения, а в стране нарастало забастовочное движение. Солдаты устали от войны, целей которой они не понимали, а почти все кадровое офицерство оказалось к тому времени выведено из строя. Офицеры же военного времени – выпускники школ прапорщиков – зачастую не имели необходимого командирского опыта и авторитета у подчиненных.
В ноябре 1916 года один из офицеров расположенной в Могилеве Ставки писал в Думу: «Дайте нам мир, вот лозунг теперешних солдат». В сводке настроений в армиях Западного и Северного фронтов, представленной МВД правительству в начале 1917 года, отмечалось: «Возможность того, что войска будут на стороне переворота и свержения династии, допустима, так как, любя царя, они все же слишком недовольны всем управлением страной».
В стране возник транспортный и продовольственный кризис. Из-за нараставшего расстройства транспорта в конце 1916 года фронты получали только 61% требуемого продовольствия, а в феврале 1917-го – лишь 42%. Накануне революции на ближайшем к Петрограду Северном фронте продовольствия осталось всего на два дня. Нехватка продовольствия в Петрограде и спровоцировала народные волнения, приведшие к Февральской революции.
В частном письме, отправленном 9 (22) января 1917 года, находившийся в отпуске по болезни начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Михаил Алексеев с тревогой говорил о приходе на руководящие посты «малоопытных» людей, отчего страдают военные и политические интересы страны: «Но в той чехарде, какая ныне существует в рядах правительства, приходится забывать об этих интересах и желать только одного, чтобы не слишком дорогой ценой заплатить за ту бестолочь, которая так несвоевременно, но надолго воцарилась в Петрограде».
Грядущую катастрофу чувствовал и бывший народоволец, а впоследствии убежденный монархист Лев Тихомиров. 22 октября/4 ноября 1916 года он записал в дневнике: «Почти невыносимо сидеть и ждать гибели. Нас задушает внутри «продовольственный вопрос», а извне обнаружилась явная наша неспособность воевать с немцами. Армия – деморализовалась вконец. Она уже не верит в себя. А уже здесь, в тылу, кажется – нет единой души, которая бы верила в какой-нибудь добрый исход войны». Ну, а после Февральской революции неспособность Временного правительства выйти из войны, решить продовольственный и аграрный вопросы привели к Октябрьской революции, приходу к власти большевиков и сепаратному миру.
Сейчас модно утверждать, что у России украли победу, что если бы не Февральская революция и сопутствующий ей заговор генералов и думских деятелей, принудивших Николая II к отречению от престола, Российская империя оказалась бы в «клубе победителей» и реализовала свои вековые чаяния, получив Константинополь и проливы, Западную Армению, другие турецкие территории и Восточную Галицию, а также объединила бы Польшу под своим скипетром.
Ну, насчет заговора генералов – это миф. Генералы действительно не пытались подавить Февральскую революцию, но только потому, что, зная настроения солдат, понимали, что не удастся найти таких частей, солдаты которых будут стрелять в своих братьев – восставших солдат, матросов и рабочих. А в отречении Николая генералы видели единственный способ остановить революцию и сохранить армию. Но даже если представить себе чудо – что Российская империя продержалась бы до конца 1917 года (именно столько, по оценкам экспертов, продержалась бы Германия, если бы не революция в России) и пожала плоды победы, – это не сняло бы тех проблем, которые вызвали Февральскую революцию и последующий распад Российской империи.
России пришлось бы тогда контролировать всю Польшу, где треть населения никогда не жила в составе Российской империи. С присоединением Восточной Галиции – главного украинского культурного и политического очага того времени – усилилось бы и украинское национальное движение. Российскому правительству в Турции пришлось бы решать проблему с движением Мустафы Кемаля-паши, и, как показывает реальный опыт британской оккупации Проливов и Константинополя, другие державы Антанты фактически объединились бы против нее, так что довольно скоро России пришлось бы уйти из Турции, возможно, лишь сохранив часть Западной Армении.
Но еще важнее другое. Начиная с конца 1916 года царское МВД думало, как безболезненно провести демобилизацию армии после окончания войны, памятуя, сколько проблем доставила демобилизация Маньчжурской армии после окончания русско-японской войны, в разгар первой русской революции. Можно не сомневаться, что после завершения Первой мировой войны демобилизация армии проходила бы с еще большими эксцессами. Миллионы крестьян в солдатских шинелях, вооруженные и привыкшие убивать, вернулись бы домой и стихийно начали бы «черный передел». Ведь правительство не собиралось идти в аграрном вопросе дальше столыпинской реформы, которая не удовлетворила чаяний подавляющего большинства крестьян.
В этих условиях вскоре после окончания Первой мировой войны новая революция была бы неизбежна. Правда, у нее наверняка был бы более цивилизованный характер, чем у реальной Февральской революции. Поскольку война уже кончилась, расправ над офицерами было бы меньше. Достаточно быстро было бы созвано Учредительное собрание. Так как лозунг мира был бы уже не актуален, у большевиков не было бы возможности не только захватить власть, но и стать влиятельной политической силой, и в Учредительном собрании они получили бы еще меньше мест, чем на выборах в конце 1917 года. К власти в новой Российской республике пришли бы эсеры (возможно, в коалиции с меньшевиками) – по сути крестьянская партия, аналогичная тем, которые в межвоенный период какое-то время находились у власти в Польше, Румынии, Литве и некоторых других странах Европы. Была бы принята эсеровская аграрная программа, которая на самом деле была реализована в ленинском Декрете о земле.
Что же касается национального вопроса, то после революции всем национальностям была бы предоставлена широкая автономия. Польша и Финляндия отпали бы сразу, а через некоторое время, в отсутствие войны и большевистской диктатуры, в условиях демократии, за ними скорее всего последовали бы Украина, Литва, Латвия, Эстония и Бессарабия. И распад империи вполне мог бы происходить относительно мирно, по тому же сценарию, что и распад СССР в 1991 году.
Но, повторю, эта благостная картина не имела никаких шансов воплотиться в действительности. А был ли шанс у творцов Версальского мира построить Европу так, чтобы предотвратить новую мировую войну? Думаю, что был, если бы провозглашенный президентом США Вудро Вильсоном «принцип национальностей» был последовательно проведен по отношению не только к побежденным, но и к новообразованным государствам, а побежденные, прежде всего Германия, не были задавлены непосильным бременем репараций.
Так, если бы образовавшейся после распада Австро-Венгрии республике Германская Австрия в составе современной Австрии и населенных преимущественной немцами районов Чехии (Судетская область), с учетом ясно выраженной воли населения, в том числе и на ряде плебисцитов, было позволено присоединиться к Германии, то, вероятно, реваншизм в Германии был бы значительно приглушен. Тогда появилась бы возможность построить некое подобие европейского равновесия, где Германия в какой-то мере уравновешивала бы гегемонию Франции на континенте. Как известно, на принципах поддержания равновесия и равноправия побежденной Франции была устроена Европа на Венском конгрессе 1814-1815 годов, что позволило в течение ста лет после завершения наполеоновских войн избегать новой мировой войны. Однако нового Меттерниха и нового Талейрана среди творцов Версальской системы не нашлось. А если бы нашлись, быть может, франко-германское примирение произошло бы уже после Первой мировой войны, и появился бы шанс уже тогда заложить основу будущего Евросоюза.