Мигрантский навет. Откуда взялся миф о том, что миграция ведет к росту преступности, и что на самом деле говорит статистика

Available in English

Рост миграции — падение преступности

Избирательная кампания Дональда Трампа во многом строилась на одиозной антимигрантской риторике: Трамп утверждал, что в Огайо мигранты из Гаити похищают и едят домашних животных и что Камала Харрис хочет на деньги налогоплательщиков проводить трансгендерные операции на нелегалах, находящихся в американских тюрьмах. Он также обещал депортировать 20 млн иностранцев, находящихся в США без легального основания, — хотя, как подсчитали журналисты Washington Post, даже с учетом просителей убежища в стране просто нет столько нарушителей визового режима. Свой второй президентский срок Трамп начал с заявлений о лишении легального статуса иммигрантов, прибывших в страну при Джо Байдене. Депортация грозит в том числе 240 тысячам беженцев из Украины, а также бежавшим в США от войны и мобилизации россиянам. В зоне риска оказались и обладатели американских ВНЖ, многие из которых являются студентами или преподавателями.

Трамп не одинок — правые популистские партии во всем мире именно мигрантов сделали главной мишенью своей критики и главным инструментом мобилизации своего электората. Вслед за волнами дезинформации следуют волны погромов, подобных тому, что прокатились прошлым летом по Британии, — нечто похожее уже было сто лет назад, только теперь место евреев заняли мигранты. Впрочем, у антимигрантских настроений тоже есть своя многовековая история. Например, в 1517 году по Лондону прокатилась волна насилия против голландских, итальянских и немецких торговцев, которых толпа обвиняла в типичном наборе прегрешений: преступлениях, насилии над женщинами и отъеме работы у местных.

В случае с США антимигрантские настроения особенно парадоксальны — ведь это страна, созданная мигрантами, и на протяжении всей ее истории иммигранты были главным ресурсом развития американской экономики и культуры. Именно на примере США как нельзя лучше видно: миф о том, что, выражаясь словами Трампа, «мигранты с плохими генами приносят с собой преступность», не имеет ничего общего с реальностью. Так, в США доля иммигрантов среди населения выросла с 6% в 1990 году до 13% в 2012-м, тогда как количество насильственных преступлений упало с 700 до 400 на 100 тысяч человек.

Аналогичная статистика видна и в мировом масштабе: хотя численность глобальных мигрантов в последние десятилетия сильно выросла (со 150 млн человек до более чем 300 млн с 1990 года), уровень преступности в развитых странах стабильно снижается. В Великобритании на фоне аналогичного роста миграции за тот же период снизилось число имущественных правонарушений (таких как кражи или грабеж) — с 5100 до 2800 случаев в год.

Исследования связи миграции и преступности ведутся уже больше ста лет и неизменно показывают, что ее либо нет, либо она негативная — то есть уровень преступности снижается, если в обществе много иностранцев. Сравнение статистики по убийствам и миграции в 55 странах между 1990-м и 2019 годами также показывает последовательное сокращение числа преступлений на душу населения несмотря на рост миграции.

Мигранты совершают меньше преступлений

Исследования показывают, что иммигранты первого поколения обычно совершают меньше преступлений, чем местное население. Так, в России на тысячу местных жителей приходится шесть преступников, а на аналогичное число иностранцев — всего два-три.

Мигранты из Венесуэлы, 2 млн из которых после 2014 года из-за политической обстановки на родине переселились в Чили, Колумбию и Перу, также совершали значительно меньше правонарушений, чем местные. Таким образом, в странах, куда прибывают много трудовых мигрантов, снижается уровень преступности: с одной стороны, иностранцы, менее склонные к криминальной деятельности, снижают количество правонарушений на долю населения, а с другой — переезд новых работников стимулирует развитие экономики и ведет к созданию новых легальных рабочих мест.

Беженцы и незадокументированные иммигранты в среднем оказываются более склонны к совершению мелких краж, подделке документов и другим «преступлениям ради выживания» (англ. subsistence crimes), чем трудовые мигранты и местное население, поскольку им попросту запрещено работать в новой стране и обеспечивать себя самостоятельно — по крайней мере до завершения процесса легализации. После принятия в Евросоюз восьми новых государств в 2004 году число подобных преступлений в Великобритании снизилось, потому что многие мигранты смогли легализоваться и найти работу.

Аналогично после вступления Румынии и Болгарии в ЕС в Италии вдвое сократилось число повторных «преступлений ради выживания» среди уже осужденных за них ранее выходцев из этих стран — благодаря доступу к легальному трудовому рынку. Причем этот эффект был значительно заметнее в северной части страны, поскольку сельскохозяйственная экономика юга давала незадокументированным мигрантам больше возможностей для неофициальной занятости и уровень такой преступности там был изначально ниже.

На насильственные преступления упрощение легализации иностранцев никак не влияет — опять же потому, что иммигранты первого поколения в принципе меньше нарушают закон. Однако уровень преступности значительно растет среди мигрантов второго поколения (то есть родившихся уже в новой стране). Здесь данные по Европе и США начинают расходиться.

В США представители второго поколения иммиграции только начинают сближаться с местным населением по количеству правонарушений. На равные с местными показатели выходит уже третье поколение, причем уровень преступности среди таких мигрантов соответствует уровню проживающей в стране диаспоры в целом.

В Европе же мигранты второго поколения совершают больше преступлений, чем представители первого поколения и чем местные. Согласно исследованию 2010 года, в Нидерландах арестам подвергались 2,2% молодых (от 18 до 24 лет) местных жителей, тогда как среди детей мигрантов этот показатель составляет 4,4%. Аналогичная картина наблюдалась и в Дании: в 2006 году 1,4% датчан в возрасте от 15 до 45 лет хоть раз совершали преступления, а у второго поколения мигрантов из незападных стран эта доля составила 5,4%.

Такое явление называют «нисходящей ассимиляцией» (англ. downward assimilation), то есть ухудшением или стагнацией социально-экономического положения детей мигрантов по сравнению с их родителями. Этому может способствовать множество факторов, начиная с несовпадения ожиданий от жизни в новой стране и реальности и заканчивая дискриминацией и экономическими обстоятельствами.

Так, в Германии дети выходцев из мусульманских стран часто сталкиваются с предвзятостью со стороны учителей, ограничивающей их образовательные и карьерные возможности. Это может подвести к самореализации через неформальные институты, к которым относятся, например, уличные криминальные группировки. Исследования показывают, что наличие сверстников, участвующих в бандах, повышает риск вовлечения в преступную деятельность детей в равной степени как мигрантов, так и местных жителей.

Ситуация может усугубляться нехваткой внимания к детям со стороны родителей, слишком занятых работой. Поэтому важную роль в предотвращении нисходящей ассимиляции играют сети поддержки — детсады, религиозные организации, соседские объединения, которые помогают детям мигрантов интегрироваться в общество и берут на себя часть заботы о них.

При этом интеграция детей мигрантов в США, Канаде и Австралии проходит проще. Эти государства считаются «странами иммиграции» — то есть исторически они принимали больше иностранных граждан. В таких странах уровень преступности среди иммигрантов первого поколения также ниже, чем в Европе.

Европейский опыт показывает, что создание барьеров для интеграции значительно повышает вероятность вовлечения мигрантов и их детей в криминальную активность. Германия и Нидерланды, например, долгое время не признавали себя «странами иммиграции». Поэтому, когда в 1960-х годах туда приезжали множество иностранных рабочих (из Турции, Марокко и балканских стран), власти совершенно не планировали интегрировать их в общество, поскольку ожидали, что те в итоге уедут.

Тем не менее рабочие оставались в Германии и перевозили или заводили семьи, сталкиваясь при этом с проблемами с легализацией, поиском работы и устройством в детей школы, а немецкие школы и полиция не знали, как с ними работать, — и мигранты этой волны были легализованы только в 2000-х годах. В итоге Нидерланды и Германия столкнулись с повышенным уровнем преступности среди представителей этих национальностей и их детей, которых теперь часто называют «потерянным поколением».

Почему в тюрьмах много мигрантов?

Швейцария — одна из стран, наименее склонных к легализации и интеграции иммигрантов: даже в третьем поколении они считаются здесь иностранцами и не могут получить гражданство. В результате в местных тюрьмах самая большая доля мигрантов в Европе, хотя многие из них, скорее всего, родились в стране. Однако в Европе (за исключением Великобритании и Ирландии) процент иммигрантов-заключенных в целом выше, чем в США.

Особенности натурализации и учета иммигрантов в статистике могут приводить как к завышению их доли среди заключенных (например, в Швейцарии), так и к ее занижению, как во Франции, где получившие гражданство люди уже не считаются мигрантами официально.

Значительная часть иностранцев в европейских тюрьмах — это граждане Евросоюза. Открытие границ упростило совершение многих международных преступлений, таких как контрабанда наркотиков, грабежи, мошенничество или торговля людьми. Часто этим занимаются люди, которые приезжают в страну на короткое время специально для криминальной деятельности. Если они попадают под арест, то учитываются в статистике как мигранты, что может приводить к завышению доли этой категории людей в тюрьмах. Это особенно актуально для таких стран, как Япония, где задокументированных иммигрантов всего 1% от населения, а в тюрьмах доля иностранцев составляет 2%.

Искажают картину и предубеждения со стороны местных жителей, полиции и судов. Граждане, например, могут быть более склонны сообщить о преступлении, если считают, что его совершил мигрант. Полиция тщательнее следит за приезжими и людьми нетитульной национальности. Чрезмерное патрулирование иммигрантских районов и усиленное внимание к определенным этническим группам приводит к обнаружению мелких правонарушений, которые могли бы остаться незамеченными в более благополучных районах​. Суды же могут чаще оставлять мигрантов под стражей на время следствия, считая их более склонными к побегу, и таким образом ограничивать их возможности для защиты.

Важным фактором является и нехватка социальных связей и языковых компетенций у мигрантов по сравнению с местными. Иностранцы хуже понимают законы новой страны и свои права, могут не знать контактов адвокатов и правозащитников. Это ставит их в заведомо менее выгодное положение по сравнению с местными.

Наконец, важную роль играет и тот факт, что значительная доля мигрантов попадают в тюрьмы за нарушение правил въезда или пребывания в стране, подделку документов и взятки полицейским. Например, в 2022 году в России 16% всех преступлений мигрантов были связаны с подделкой документов.

В 2005 году в Италии доля аналогичных правонарушений составляла 10%. В обеих странах подделка документов была третьим наиболее распространенным мигрантским преступлением после краж и незаконного оборота наркотиков. В 2016 году в Германии 30% всех совершенных мигрантами преступлений относились к посягательствам на имущество и подлогу документов, причем 63% были связаны с безбилетным проездом в общественном транспорте.

Почему мигранты вызывают такую реакцию?

Жертвами мигрантской преступности чаще всего становятся сами иммигранты. С одной стороны, это связано с тем, что представители различных национальностей чаще общаются и взаимодействуют именно в рамках своего сообщества. Такие преступления, как изнасилования или домашнее насилие, направлены в первую очередь на знакомых и близких. Важным фактором является и то, что мигранты часто селятся в бедных районах, а бедность напрямую коррелирует со склонностью к криминалу. Кроме того, мигранты реже обращаются в полицию, опасаясь лишнего внимания властей. Для преступников такие люди — более удобные жертвы.

Из-за того что мигранты селятся в неблагополучных районах и сами чаще местных становятся жертвами преступников, миграция в целом больше ассоциируется с криминалом. СМИ усугубляют эту проблему, подчеркивая национальность преступника, если она не относится к титульной, либо и вовсе распространяя недостоверную информацию.

Так было, например, в случае с нападением на танцевальную школу в британском Саутпорте. Источники, по всей видимости связанные с Россией, утверждали, что его совершил беженец из Сирии, и это спровоцировало волну антимигрантских погромов по всей стране. Преступник при этом родился в Великобритании, пусть и в семье мигрантов из Руанды, и вовсе не был мусульманином, как это пытались преподнести.

Особенно искажение информации в СМИ влияет на восприятие связи миграции с терроризмом. Когда террористические акты совершают представители титульной нации, медиа склонны характеризовать такие случаи как «преступления на почве ненависти» и «отдельные инциденты», тогда как террористические акты с участием иммигрантов-мусульман изображаются как организованная война исламистов против Запада. Из-за этого в обществе складывается убеждение, будто террористические акты совершаются исключительно мигрантами, тогда как на деле они отстают от местных и в этой области.

Также негативный образ иммигрантов складывается из-за этнических преступных группировок, и хотя в процентном отношении их доля в криминальном мире невелика, совершаемые ими преступления вызывают более эмоциональную реакцию и становятся более заметными, бросая тень на всю диаспору.

Отчасти причины ассоциации миграции с преступностью, по всей видимости, лежат в экономической плоскости. Даже упомянутые лондонские погромы 1517 года проходили на фоне обеднения населения и изматывающей войны с Францией. Метаисследование основных факторов, влияющих на отношение к миграции, показало, что его определяют в первую очередь уровни дохода, образования и межличностного доверия, экономическое благополучие, опыт контакта с иностранцами, политические взгляды, а также род занятий человека.

Образование, доход и род занятий влияют на отношение к мигрантам, поскольку последние занимают в основном низкоквалифицированные должности, вызывая таким образом беспокойство со стороны тех местных, которые также на них претендуют. Чем выше доход и престижнее род занятий индивидов, тем благосклоннее они относятся к иностранцам, так как меньше ощущают конкуренцию с их стороны и получают больше выгод от их дешевого труда. То же самое относится к экономической ситуации: там, где она ухудшается, в первую очередь страдают низкоквалифицированные и малооплачиваемые работники, конкурирующие с иммигрантами.

Интересно, что активнее всего против миграции выступают жители сельской местности, где приезжих мало. Иностранцы чаще селятся в крупных городах, а там, наоборот, чаще поддерживают либеральную миграционную политику. Другой пример — Западная и Восточная Германия: в более бедной восточной части страны мигрантов существенно меньше, но именно там антимигрантская «Альтернатива для Германии» пользуется большой популярностью.

То же самое и в США: основной электорат Трампа живет в провинциальной части страны, где мигрантов меньше, зато он сильнее страдает от инфляции, безработицы и других структурных социально-экономических проблем, что, как хорошо известно по многочисленным исследованиям, приводит к росту правопопулистских настроений. В городах же более обеспеченное и образованное население имеет к тому же большой опыт общения с людьми всех национальностей и потому менее склонно к предрассудкам в отношении них.

Какая политика снижает преступность среди мигрантов?

В 2016 году нынешний вице-президент США Джей Ди Вэнс, тогда еще финансист в Кремниевой долине, опубликовал в издании The Atlantic колонку под заголовком «Опиум для народа», в которой назвал ксенофобную риторику Дональда Трампа «культурным героином». Политики вроде Трампа эксплуатируют недовольство сталкивающихся с экономическими трудностями людей, перенаправляя его на мигрантов, меньшинства и «враждебные» страны.

Однако экономическая реальность такова, что спрос на рабочую силу продолжает стимулировать поток мигрантов вне зависимости от риторики находящихся у власти людей. В первый президентский срок Трампу удалось лишь незначительно снизить поток мигрантов в США, причем в основном за счет ограничения выдачи студенческих виз и гражданства для иностранцев, отслуживших в американской армии.

Британский Brexit, во многом вызванный антимигрантскими настроениями, тоже не привел к сокращению числа иммигрантов. Наоборот: до голосования по выходу из ЕС в 2016 году приток мигрантов из стран Евросоюза в Британию составлял более 300 тысяч человек, а из-за пределов ЕС — около 80 тысяч. В 2024 же году из Соединенного Королевства уехали 95 тысяч граждан Евросоюза, но при этом из-за пределов ЕС прибыли более 950 тысяч человек (а число сторонников Brexit с того времени снизилось до 30%).

Ультраправые европейские партии, получая власть, тоже вынуждены принимать иностранцев, несмотря на свою риторику. Исследования показывают смешанные результаты их попыток ограничения миграции. В России поток мигрантов остается стабильным на протяжении многих лет, хотя власти регулярно обещают ужесточить миграционное законодательство. Сейчас российские власти одновременно ужесточают правила пребывания иностранцев после теракта в «Крокус Сити Холле» и завозят их отовсюду, поскольку рынок испытывает острый дефицит рабочей силы.

Исследователи отмечают, что ограничительные меры только подстегивают мигрантскую преступность, создавая порочный круг. Вытесняя мигрантов из легального поля, власти ограничивают их возможности интеграции в общество и заработка. Это подталкивает их к тому, чтобы соглашаться на менее выгодные условия труда, вытесняя таким образом местных с рынка за счет большей выгоды для работодателей, либо опираться на неформальные связи, в том числе криминальные, что провоцирует рост преступности — и, соответственно, общественный запрос на новые ограничения. Усиленный полицейский контроль над мигрантами приводит к выявлению большего в сравнении с местными числа преступлений в их среде, дополнительно создавая ощущение миграционного кризиса.

В некоторых округах США действует политика «городов-убежищ» (англ. sanctuary cities), в которых ограничены полномочия миграционной полиции по проверке документов или аресту жителей таких мест. Предполагается, что такие меры повышают доверие иммигрантов к полиции и способствуют сотрудничеству в расследовании преступлений.

Исследования показали, что округа, где есть «города-убежища», имеют более сильную экономику, а уровни преступности в них ниже, чем в округах, где такая политика не принята. В то же время на насильственные преступления эти меры, по всей видимости, никакого влияния не оказывают, поскольку в этом отношении между округами разницы не обнаружено.

В 1986 году в США провели миграционную амнистию, благодаря которой почти 3 млн иностранцев получили легальный статус. Анализ данных за 1980–2000 годы показывает, что увеличение доли амнистированных среди населения на 1% способствует снижению общего уровня преступности на 4,5%, преимущественно за счет уменьшения числа имущественных преступлений. При этом на насильственные преступления реформа влияния не оказала. Однако, поскольку реформа ужесточила наказания для тех, кто не попал под амнистию, она увеличила количество экономических преступлений в долгосрочной перспективе.

Опыт стран по всему миру показывает, что люди переезжают в другие страны в основном по экономическим причинам. Более 70% всех иммигрантов в мире — трудовые мигранты. Маргинализация и ограничение доступа к рынку труда неизменно ведут к росту преступности среди них, поскольку они оказываются вынуждены полагаться на неформальную занятость. Мигранты попадают в зависимость работодателей, а также лишают местных жителей конкурентоспособности, соглашаясь на заведомо невыгодные условия труда. Либо же за неимением альтернатив они могут быть вовлечены в преступные сети. И основной способ борьбы с такой преступностью — это создание легальных возможностей заработка для мигрантов и условий для их интеграции в новое общество.