14 августа Bloomberg сообщал, что китайский юань сильно ослабел к доллару и это вызывает беспокойство по поводу роста экономики КНР. В целом же с января курс юаня упал на 5%. Одни опрошенные изданием экономисты говорили, что китайские регуляторы не могут сдержать его падения, другие говорили, что слабый юань выгоден Китаю.
Экономист-китаевед Михаил Карпов объяснил для The Insider сложившуюся ситуацию:
«В китайской экономике действительно много проблем. Если говорить кратко, есть те, которые копились годами: с внутренней задолженностью, с денежным навесом, с объемами ликвидности в экономике, с теневым банкингом и так далее. А есть проблемы, которые связаны непосредственно с пандемией ковида.
Дело не в том, что китайский экономический рост замедлился. На самом деле после ковида рост восстановился и даже ускорился. Речь идет не о замедлении, а о начале восстановительного роста. Другой вопрос в том, что их не устраивают его темпы.
У меня были интервью с китайскими СМИ, в которых я говорил, что КНР удастся без монетарного стимула легко добиться по итогам этого года роста на уровне 5% ВВП просто на отскоке после ковида. Видимо, я ошибался, потому что отскок действительно есть, но небольшой.
Китайские экономические регуляторы озабочены этой ситуацией, поэтому они и занимаются тем, чем занимаются. Юань не конвертируем по счету движения капиталов и ограниченно конвертируем по счету текущих операций. Учитывая все это, китайские регуляторы имеют очень высокие возможности и отработанный инструментарий управления его курсом. Есть офшорный курс юаня, есть курс на черных рынках, но если мы берем территорию КНР, то здесь, за исключением Гонконга, курс регулируется государством очень эффективно. Хорошо или это плохо — это другой вопрос.
Я не являюсь сторонником такой экономической модели, но признаю, что в этих конкретных условиях китайское регулирование курсовой политики эффективно. И то, что они сейчас делают, вполне логично и даже верно в нынешней ситуации. Они ведут дело к ослаблению курса юаня, что делает китайский экспорт более дешевым. Это, в свою очередь, позволяет им рассчитывать на определенный рост поступлений от него, а также на рост золотовалютных резервов в связи с тем, что юань привязан к доллару.
Курсовую политику трудно предсказать, да и сейчас, мне кажется, это не самое главное. Самое главное — будут ли они до конца года запускать монетарный стимул, вбрасывать деньги в экономику, чтобы простимулировать ее рост, или нет. В любом случае ждать коллапса китайской экономики в этом году не стоит».
При этом, по его словам, прямой зависимости курса рубля к юаню от этих внутрикитайских тенденций нет:
«Российская экономика не настолько связана с китайской в финансовом плане. Юань у нас — техническая валюта для расчетов с КНР по контрактам. Это не глобальная резервная валюта, какими являются доллар и отчасти евро. Курс юаня регулируемый, поэтому прямая корреляция с российским рублем у него отсутствует, соответственно, ему от этого ни тепло, ни холодно.
Российский рубль сейчас критически зависит от доллара и от ситуации в российской экономике и внешней политике. Я полагаю, что факторы российско-американских отношений, „специальной военной операции“, внутренней экономической динамики РФ намного более важны с точки зрения состояния обменного курса рубля, чем его отношения с юанем».
Карпов говорит, что Китай прежде всего будет ориентироваться на стимулирование экспорта:
«Учитывая стабилизацию китайско-американских отношений, я предполагаю некоторое оживление финансово-экономического взаимодействия Китая с Соединенными Штатами. Не в сфере технологий и не в военно-технической, а в других — например, в производственных цепочках, которые связывают обе страны.
Если кратко подытожить, то снижение курса юаня будет способствовать активизации экспорта и росту закупок китайских товаров за рубежом, в том числе, возможно, и в России. Это приведет к увеличению золотовалютных резервов в Китае».