«Работы мечты больше не существует». Выпускники и абитуриенты российских юрфаков о своем профессиональном будущем

«Из правовых дисциплин самым актуальным стало санкционное законодетальство»

Роман, выпускник МГУ

Я, как и многие, пошел на юридический из-за статуса: ни исторический, ни политологический, ни философский факультеты не казались мне перспективными с точки зрения карьеры. Плюс мои родители юристы, и мне был понятен такой профессиональный путь. Я хотел устроиться в какую-нибудь крупную международную компанию, потому что там есть возможность не только путешествовать по миру, но и достигнуть максимальных карьерных вершин. Сейчас устроился в инвестиционный фонд, который обслуживает интересы одного крупного бизнесмена.

Когда внесли поправки в Конституцию, все в моем окружении были, мягко говоря, в шоке: было очевидно, что это чисто политическое решение. При этом два наших заслуженных преподавателя, Сурен Адибекович Авакьян и Михаил Николаевич Марченко, входили в рабочую группу по подготовке этих поправок. На факультете устроили встречу с ними, студентам предоставили возможность задать вопросы. Авакьян и Марченко отвечали поверхностно и всячески показывали свою лояльность власти. А преподаватели молодого поколения в неформальных разговорах давали нам понять, что считают поправки насилием над конституционным правом, и очень по этому поводу иронизировали. Помню, один доцент кафедры конституционного права передавал нам свой разговор с профессором. Тот жаловался: чему, мол, теперь учить детей? На это доцент с иронией ответил: «Ну, у нас остается еще конституционное право зарубежных стран».

После 24 февраля на факультете стали собирать подписи против войны. А один младший преподаватель, который был очень любим всеми студентами и известен своими оппозиционными взглядами, опубликовал в Instagram пост с критикой войны. Его вызвал на ковер заведующий кафедрой, после чего молодой преподаватель уволился. Среди студентов ходила запись семинара этого профессора, на котором он объяснял, что университет должен быть вне политики. Кстати, в какой-то монографии тот же профессор приводил юридические аргументы, почему присоединение Крыма законно. Уволенный преподаватель, насколько я знаю, сейчас нигде не работает и занимается репетиторством.

Но самое интересное было у нас на занятиях по военной подготовке. Там преподают офицеры в звании полковника и подполковника, и понятно, какие у них взгляды. На первом после 24 февраля занятии нам сообщили, что будет дополнительная пара, на которой выступит руководство военной кафедры. Пришел замначальника кафедры, вначале сказал что-то о противодействии коррупции на факультете, а затем перешел к «специальной военной операции».

Начал с того, что военнослужащие обязаны проявлять патриотизм и поддерживать политику государства и на нас это требование тоже распространяется. Процитировал слова президента о том, что все это оправданно, «не мы эту войну начали, но мы ее заканчиваем», и порекомендовал придерживаться именно такой позиции при обсуждении этого вопроса. Ну и, конечно, сказал, что в Украине «на государственном уровне поддерживается идеология нацизма», разрабатывается биологическое оружие и что там нет ни одного нашего срочника, а только контрактники <аудиозапись этой лекции есть в распоряжении The Insider>. Затем он вывел на большой экран видео выступления Путина и вышел из аудитории. Когда президент закончил свою речь, мы все зааплодировали, мой товарищ прокричал «Ура!» — все это с сарказмом, конечно. И после этого перед каждым занятием на военной кафедре нам устраивали пятиминутки политинформации: включали или какого-нибудь провластного YouTube-блогера, или новости федеральных каналов.

Что касается дальнейших перспектив, мне бы хотелось работать по международно-правовому профилю. Думаю, самый оптимальный карьерный трек для меня — это изучение санкционного законодательства зарубежных стран. Так что если ничего в ближайшее время не изменится, буду специализироваться на этом.

«Юристы должны уметь приспосабливаться»

Дарья, абитуриентка

Окончательно с выбором профессии я определилась в девятом классе. В этом году стала призером всероссийской олимпиады школьников по праву, что гарантировало мне поступление на юрфак любого вуза. Я не борец за справедливость и не защитник немощных. Я человек, который может просчитывать множество вариантов, с интересом поглощает новую информацию и умеет применить ее на практике. Впоследнее время развлечением для меня стало заходить на сайт Право.ru и читать фабулы различных судебных дел. Конечно, мое внимание привлекают громкие разбирательства, особенно с участием известных личностей. Думаю, очень многие захотели стать юристами по бракоразводным процессам после истории с Джонни Деппом. Что касается поправок в Конституцию и новых законов, специально я их не смотрю. Но мои подписки в соцсетях позволяют мне быть в курсе всего нового в юридическом мире. Я не думаю, что условия для профессиональной деятельности юристов в России как-то ухудшились. Меняется время, меняются обстоятельства. Юристы должны уметь быстро приспосабливаться к ним и корректировать свои планы.

«Преподаватели прямо говорили, что то что мы изучаем, сейчас обесценивается»

Антон, выпускник Финансового университета при правительстве России

Мне всегда нравились гуманитарные предметы: право, обществознание, экономика. Мой дедушка был юристом, и мне хотелось бороться за идеи добра и справедливости, поэтому, колеблясь между политологией и юриспруденцией, я выбрал юриспруденцию. На первом курсе думал стать юристом в сфере публичного права и даже работать в государственных органах, но ближе к окончанию учебы понял, что гражданское право увлекает меня больше. Сейчас я работаю в консалтинговой компании, сменившей свое название после ухода иностранного бренда из России.

На младших курсах я не очень обращал внимание на повестку и был уверен, что основы законодательства не меняются — да, вводятся очень противные законы, но это можно будет потом как-то исключить и исправить. Моментом, который изменил для меня все, стало внесение поправок в Конституцию. Так совпало, что о них было объявлено буквально за день до моего экзамена по конституционному праву, и, конечно, это сильно повлияло на мое отношение к правовой системе.

Преподаватели на происходящее реагировали по-разному. Большинство никак не выражало свою позицию и старалось обходить такие темы стороной, но были и те, кто аккуратно обсуждал их с нами на парах. Такие преподаватели старались не просто сказать, что это плохо, а проанализировать и объяснить, почему это плохо. Например, когда мы обсуждали положение о том, что решения международных органов — например, ЕСПЧ — теперь могут не признаваться в России, основной их посыл был такой: то, что мы сейчас изучаем, обесценивается, а наши карьерные перспективы в международном праве становятся более призрачными, потому что российская практика от этого явно будет деградировать, и для иностранных организаций мы перестанем быть ценными специалистами.

Тема войны у нас поначалу не затрагивалась, и первое время чувствовался сильный диссонанс: ты понимаешь, что все уже точно не будет как раньше, а преподаватели то ли этого не осознают, то ли не хотят показывать, что осознают. Но потом им все же пришлось говорить об этом, тоже очень аккуратно. Например, на дисциплине, связанной с транснациональными корпорациями, мы разбирали компанию Shell, и преподаватель, конечно, не мог не сказать, что Shell собирается продавать свои российские активы. Но он просто констатировал это, не давая никаких оценок.

Большинство моих однокурсников не поддержало ни изменение Конституции, ни войну — говорили, что все это абсолютно незаконно и ужасно. На работе тоже все с самого начала понимали, что происходит, и было очень приятно находиться в таком коллективе.

Если бы я работал в сфере публичного права, то, наверное, полностью бы разочаровался в профессии. Но юридический консалтинг в любом случае останется, поэтому я продолжу работать для того бизнеса, который еще есть в стране, хоть и понятно, что экономика переживает не лучшие времена.

«Хочу устроиться в компанию в сфере энергетики»

Анна, абитуриентка

С сентября я начала усиленно изучать право, участвовать в олимпиадах и почувствовала, что юриспруденция — это мое. Собираюсь подавать документы в МГУ или МГИМО. Я бы хотела изучать международное право и попасть в группу арабского языка, чтобы потом устроиться в какую-нибудь компанию в сфере энергетики — российскую или иностранную. Однозначно я бы не хотела работать в административном и уголовном судопроизводстве, мне это совсем не интересно.

А в будущем, возможно, была бы не против заниматься законотворческой деятельностью. Я внимательно слежу за тем, что происходит в российском законодательстве, и хочу начать как-то менять эту систему. Законодательство требует улучшения, в нем очень много устаревших норм, недопониманий, разных коллизий — этого быть не должно, попытки по-разному трактовать закон нужно пресекать.

Я понимаю, что политическая ситуация в стране непростая, но меня это не пугает: как известно, трудные времена порождают сильных личностей. В руинах ничего не будет лежать — будет строиться новая система, и я хочу в этом участвовать. Думаю, что все у нас будет хорошо.

«В сфере публичного права у нас творится хаос, но корпоративному праву пока ничто не угрожает»

Кирилл, выпускник Высшей школы экономики

Я поступил в Вышку по итогам всероссийской олимпиады школьников, закончил магистратуру по программе «Корпоративный юрист». Сменил уже несколько компаний, сейчас работаю в московском адвокатском бюро.

Наш преподавательский корпус делится на две основные категории. Первую составляют классические вузовские преподаватели с большим стажем, сосредоточенные скорее на академическом обсуждении предмета, нежели на социальной обстановке, в которой он может применяться. С такими преподавателями никакого обсуждения ситуации не было вообще. А вторая категория — это молодые профессионалы, аспиранты или приглашенные преподаватели, и вот с ними мы все это обсуждали и на занятиях, и в рамках неформального общения. Конечно, звучало много критики.

В сфере публичного права у нас, безусловно, творится хаос, и об эффективной работе юристов и защите прав здесь говорить не приходится. Я не очень погружаюсь в то, как проходят уголовные процессы, но из доступных материалов понимаю, что уголовными юристами работать сегодня очень сложно. Чисто по-человечески наблюдать за всем этим, конечно, тяжело: рационального объяснения многим новеллам в административном и уголовном законодательстве просто нет. В праве должны воспеваться равенство и справедливость, а получается совсем иначе: закон не защищает меня как гражданина.

В частной же сфере из-за очень опосредованного интереса государства можно не сталкиваться с ситуациями, когда невозможно убедить суд и эффективно защитить интересы клиента. Поэтому мне кажется, что корпоративному праву в России пока ничего не угрожает. Тенденций к тому, что мы перейдем к государственной собственности и корпорации исчезнут как явление, я тоже не вижу. Частные юристы, которые занимаются отношениями между условно не связанными с государством коммерсантами, в условиях вроде бы продолжающейся свободной экономики по-прежнему будут нужны. Например, я, составляя какой-то договор, не размышляю в контексте «какой ужас, у нас ведь коррумпированные суды, как клиент будет защищать свои интересы?» Я исхожу из того, что у клиента есть запрос, он пришел к нам, чтобы мы ему помогли, и я должен постараться хорошо сделать свою работу.

Да, уменьшается круг клиентов, которые к нам обращаются, снижается иностранный интерес к бизнесу на территории России, но структурно пока ничего не меняется. Условно говоря, если раньше мы имели дело с зарубежными компаниями, то теперь это будут компании российские. А вот уход из страны иностранных юридических фирм — очень негативная тенденция, которая жестко скажется на юридическом рынке труда. И не только из-за уменьшения рабочих мест, но и из-за снижения профессиональных стандартов. В этих условиях очень сложно говорить о карьерных перспективах, поскольку работы мечты больше не существует и нет ощущения, что она в ближайшее время появится.