Вечером в воскресенье 9 апреля принадлежащий ВГТРК сайт vesti.ru сообщил об интервью, которое госсекретарь США Рекс Тиллерсон дал телекомпании CBS. Лаконичная заметка под названием «Тиллерсон: в сирийском урегулировании без Асада не обойтись» излагает содержание интервью следующим образом (текст приведен полностью):
«Госсекретарь США Рекс Тиллерсон заявил, что участие президента Сирии Башара Асада в сирийском политическом урегулировании необходимо. Он подтвердил, что борьба с террористической группировки ИГИЛ (запрещена в РФ) продолжает оставаться основным приоритетом американской политики в отношении Сирии. В активных участниках урегулирования сирийского конфликта и победы над ИГ должна быть и Россия, заявил Тиллерсон в интервью телеканалу CBS».
Ничего подобного об Асаде госсекретарь, конечно, не говорил. По его мнению, судьбу Асада должен будет решить народ Сирии. При этом Тиллерсон отметил, что в переговорах сторон сирийского конфликта должны принимать участие и представители режима, но лично Асада в этом контексте не упоминал. Учитывая, что большинство населения этой страны составляют сунниты, а Асад представляет алавитское меньшинство, трудно представить, что в этом случае у президента, применявшего против суннитского населения химическое оружие, будут какие-то шансы удержаться у власти.
Текст интервью, которое Рекс Тиллерсон дал ведущему программы Face the Nation («Лицом к народу») Джону Дикерсону, опубликован на сайте CBS. Приводим полный перевод.
Джон Дикерсон:— Мы хотим поприветствовать госсекретаря Рекса Тиллерсона в нашем эфире. Г-н секретарь, спасибо, что вы с нами. Прежде всего хочу спросить: какое послание для сирийского лидера представляет американская военная акция?
— Джон, я думаю, президент в своем обращении к американскому народу совершенно ясно дал понять, что непрекращающиеся нарушения Сирией резолюций ООН и соглашений о химическом оружии больше нельзя терпеть.
Думаю, мы наблюдали многочисленные химические атаки сирийского режима, возглавляемого Башаром Асадом. Но недавняя конкретная атака была самой ужасной со времен большой химической атаки 2013 года. И я думаю, что послание здесь совершенно ясное: нарушения международных норм, постоянное пренебрежение резолюциями ООН, нарушения договоренностей, к которым они сами присоединились, мы терпеть больше не будем.
— Но если Сирия будет продолжать действовать другими способами, которые она тоже применяет, — будет атаковать с применением обычного оружия, бочковых бомб, а также блокировать гуманитарную помощь, — какое тогда она получит послание от США?
— Думаю, что такие действия Башара Асада определенно ставят под сомнение его возможности сохранить легитимность в качестве лидера Сирии. Я считаю, что вопрос о том, на каких условиях Асад останется лидером или каким образом он будет смещен, — это то, над чем мы будем работать вместе с нашими союзниками и другими членами коалиции. Но я думаю, что с каждой — подчеркну, с каждой — подобной акцией он существенно подрывает свою легитимность.
— Отстранение его от власти — это приоритет в американской политике?
— Джон, наши приоритеты в Сирии фактически не изменились. Думаю, что президент совершенно ясно дал это понять. Прежде всего, мы должны победить ИГИЛ. И я скажу, что в военных операциях, как в Сирии, так и в Ираке, мы добились существенного продвижения за время после инаугурации президента Трампа.Мы продолжаем освобождать территории. Мы добились грандиозных успехов в операции по освобождению Мосула совместно с силами коалиции, с нашими союзниками, и мы выходим на позиции, с которых начнется освобождение Ракки, мы будем продолжать сдерживать ИГИЛ и ту реальную угрозу, которую ИГИЛ представляет нашей стране и нашим союзникам во всем мире.
— Таким образом, что касается президента Асада, вы сказали, что эта атака не привела к изменениям в нашей политике. Значит, по-прежнему верно, что его судьбу, как вы говорили раньше, будет решать сирийский народ?
— Да, Джон. Думаю, вы, несомненно, знаете, что для США фундаментальный принцип — самоопределение. И то, что США и наши союзники хотят сделать, — это дать народу Сирии возможность определиться. Вы знаете, мы уже видели в Ливии, что такое смена диктаторского режима и какой хаос она может спровоцировать.
И, конечно, какие несчастья это может принести народу страны. Мы надеемся, что в этом сирийском процессе, работая вместе с членами коалиции, вместе с ООН, в частности, с помощью женевского процесса мы сможем найти политический выход, чтобы сирийский народ фактически определился с Башаром Асадом и его легитимностью.
— Проблема...
— И я думаю, что рассмотрение вопроса о его преступлениях будет частью процесса.
— Необходимость дальнейшей американской интервенции аргументируют тем, что народ Сирии сейчас не в том положении, в котором он мог бы определиться со своим президентом, потому что он бомбит сирийцев, миллионы вынуждены были бежать из страны; он создал условия, в которых не существует института, способного отстранить его от власти. И пока США преследуют свои интересы, он продолжает делать все то, что администрация считает морально неприемлемым.
— Я думаю, Джон, важно, что мы не отступаем от своих моральных приоритетов. И мы считаем, что первый приоритет — это победа над ИГИЛ. Побеждая ИГИЛ и освобождая от его контроля территорию «халифата», мы уже ликвидировали или минимизировали конкретную угрозу не только для США, но и для стабильности во всем регионе.
И теперь, когда угроза со стороны ИГИЛ стала меньше или полностью исчезла, я думаю, мы можем сконцентрировать непосредственно на стабилизации ситуации в Сирии. Мы надеемся, что сможем предотвратить продолжение гражданской войны и что мы заставим стороны сесть за стол переговоров, чтобы начать процесс политической дискуссии.
Очевидно, для этого требуется участие режима и поддержки со стороны его союзников, и мы надеемся, что Россия выберет конструктивную роль, поддерживая перемирие с помощью организованных ей переговоров в Астане, а также и через участие в женевском процессе. И если мы сможем добиться прекращения огня в зонах стабилизации в Сирии, я надеюсь, у нас появятся условия для начала полезного политического процесса.
— Это был первый кризис, который начался и продолжается при нынешнем президенте. Можете ли вы приоткрыть нам секрет — на чем сфокусировано внимание президента?
— Я бы сказал, президент очень глубоко продумал решение о нанесении удара. Он немедленно запросил министерство обороны и наших военных стратегов о том, какие у нас возможности, а также запросил Госдепартамент и Совет национальной безопасности о дипломатических возможностях.Мы много раз встречались для обсуждения этих вариантов. Он задавал много вопросов, старался рассмотреть все варианты в полной мере. И когда мы приехали в Мар-а-Лаго (президентская резиденция во Флориде, где Трамп в день нанесения удара по сирийскому военному аэродрому встречался с Си Цзиньпином. — The Insider), у нас было две встречи и президент наконец принял окончательное решение. Я бы сказал, что президент в ходе этих встреч проявил себя как выдающийся руководитель.Он явно хотел, чтобы каждый высказал свое личное мнение об имевшихся у нас вариантах. Он просил каждого открыто выразить свои взгляды, ничем себя не ограничивая, чтобы он мог рассмотреть все возможности. Я думаю, это была яркая демонстрация его стиля руководства и такая же яркая демонстрация того, как правильно собранная им команда людей может работать вместе, чтобы найти решение, в правильности которого нет сомнений.
— На этой неделе сенатор Марко Рубио обвинил вас — цитирую — в «поддакивании идее, что Асад должен в том или ином качестве остаться». Он имел в виду ваши слова о том,что сирийский народ сам решит, оставаться ему или уйти. И сенатор Рубио сказал, что нет никакого совпадения в том, что после этого президент Асад применил химическое оружие. Что вы на это ответите?
— Я сожалею, что сенатор Рубио так считает.
— И вы считаете, что никакие заявления — ваши и американского представителя в ООН, которая сказала, что свержение Асада — не приоритет, — не повлияли на ход его мыслей?
— Это было... Джон, это было продолжение серии химических атак Башара Асада. Эта атака была не первая. Как вы прекрасно знаете, в марте их было две — 25 и 30 марта в Хаме. И это был всего лишь еще один случай нарушения Башаром Асадом соглашений о химическом оружии.
— Россия сказала, что не верит в то, что ситуация обстоит именно таким образом, как ее рассматривают США. Это потому что она сама может быть причастна к применению химического оружия?
— Ну, я думаю, что Россия в течение некоторого времени прикрывает действия Башара Асада. Альтернативное объяснение, выдвинутое Россией, попросту неправдоподобно. И не только неправдоподобно, мы знаем из наших источников информации и из открытых источников, что их альтернативному объяснению просто нельзя доверять.
И для нас нет вопроса, на ком ответственность за эти атаки. Это Башар Асад. И я думаю, что русским надо более серьезно подумать об их обязательствах в рамках соглашений по химическому оружию — они взяли на себя роль гаранта того, что это оружие будет вывезено и уничтожено. И так как они союзники Башара Асада, у них должны быть наилучшие возможности контролировать выполнение соглашений.
Поэтому вне зависимости от того, была ли Россия здесь соучастником или же режим Башара Асада ее обманул, русским придется задать этот вопрос.
— Но...
— Но они определенно не выполнили своих обязательств перед международным сообществом.
— Учитывая то, какой сильной была реакция президента на применение Сирией химического оружия, разве не важно, были ли русские активными участниками той химической атаки, на которую США ответили ракетным ударом? Разве это не ключевой вопрос?
— Ну, насколько мы знаем, у нас нет информации, которая позволяла бы предположить участие России в военной атаке с применением химического оружия.
— Представитель США в ООН сказала: «Сколько еще погибнет детей, пока это не обеспокоит Россию?» Будет ли это тем посланием, с которым вы приедете в Россию?
— Опять же, послание, очевидно, заключается в том, что Россия дала определенные гарантии в рамках соглашения 2013 года по химическому оружию и в соответствии с резолюциями Совета безопасности ООН должна быть гарантом уничтожения сирийских запасов отравляющих веществ. Россия свои обязательства не выполнила. И результат этого — гибель множества детей и ни в чем не повинных граждан.
— Беспокоит ли вас ответ России на действия американских военных?
Я не вижу причин, по которым может быть какая-то акция возмездия, так как при этом конкретном ударе не пострадал никто из россиян. Это был очень хорошо продуманный, очень пропорциональный и очень точно направленный удар, предпринятый в ответ на химическую атаку. И Россия ни в коей мере не была объектом удара.
— Существует коммуникационный канал между США и Россией; те и другие совершают полеты над Сирией, и канал создан, чтобы они не сталкивались. Эта линия коммуникаций все еще открыта?
— Насколько я знаю, линия открыта и командиры на поле боя могут общаться между собой. Я знаю, что Москва сделала определенные публичные заявления. Так что нам остается только посмотреть, что будет, и спросить об этом военных.
— Когда вы с президентом были во Флориде, вы там встречались с китайским лидером. Какое послание китайцы извлекут из американских действий в Сирии?
— Я думаю, президент, очень глубоко продумав форму, известил председателя Си Цзиньпина в конце обеда в день нашего удара. Думаю, из уважения к председателю Си он хотел объяснить ему, какие у нас основания для таких действий, почему они были предприняты и почему он считает их необходимыми. Я в тот момент не был поблизости, но, насколько мне известно, председатель Си сказал: «Никто не имеет права убивать детей». После этого китайцы опубликовали свое собственное заявление по поводу атаки.
— Президент также говорил о Северной Корее: «Если Китай не будет действовать в Северной Корее, тогда будем мы». Извлекли ли китайцы такое послание из той встречи?
— Я могу сказать, что президент и председатель Си долго обсуждали опасную ситуацию в Северной Корее. У них была длительная беседа в субботу утром. Я думаю, это была очень полезная и продуктивная дискуссия. Председатель Си, безусловно, понимает и, я думаю, согласен, что ситуация обострилась и угроза достигла такого уровня, что необходимо действовать.
И, конечно, китайцы — даже они — сказали, что не считают, что сейчас есть условия для дискуссий с пхеньянским руководством. Я надеюсь, мы сможем вместе с Китаем добиться изменений в сознании лидеров КНДР. И после этого, возможно, дискуссии принесут пользу. Но я думаю, у нас общее мнение и никаких разногласий в вопросе о том, насколько опасной стала ситуация. Думаю, даже Китай начинает осознавать, что это представляет угрозу и для его интересов.
— Что же, господин госсекретарь, на этом закончим. Большое спасибо за то, что были с нами.
— Спасибо вам, Джон.