Радужная революция: как Виктор Орбан погорел на борьбе с ЛГБТ и чем это может кончиться для его всевластия

Удар по журналистам

Демонтаж демократических институтов в Венгрии начался в середине 2010-х годов, однако широкое международное внимание этот процесс привлек лишь в 2020 году, когда правительство Виктора Орбана стало использовать в своих целях пандемию COVID-19. 30 марта 2020 года парламент принял так называемый коронавирусный закон, на неопределенный срок предоставивший правительству право издавать указы без парламентского одобрения.

С 30 марта по 18 июня 2020 года по этой схеме было принято более 150 декретов — и далеко не все они были связаны с пандемией и общественным здравоохранением. В частности, тогда была введена уголовная ответственность за «распространение ложной информации».

Формально утверждалось, что закон нужен для борьбы с дезинформацией и распространением паники во время пандемии, однако его формулировки были максимально расплывчатыми, что давало массу возможностей для преследования независимых журналистов.

Впрочем, к этому времени независимых СМИ в Венгрии осталось немного. В том же 2020 году проправительственные бизнес-структуры организовали захват портала Index.hu, одного из крупнейших независимых СМИ (часть старой команды позже открыла новый проект — Telex.hu), а правительственный медиарегулятор лишил лицензии последнюю крупную радиостанцию, критиковавшую правительство, — Klubrádió. Бóльшая часть медиаактивов страны оказалась сосредоточена в руках людей, близких к премьеру Виктору Орбану и его окружению. В 2024 году организация «Репортеры без границ» поместила Венгрию на 68-е место в мировом индексе свободы прессы.

Семейные ценности прежде всего

ЛГБТ-сообщество — еще одна цель атак Виктора Орбана. «Существует глобальное радикально-консервативное движение, нацеленное на ЛГБТ-сообщество и гендерные вопросы, и оно не является чем-то уникальным для Венгрии или России», — говорит Жужанна Селеньи, программный директор CEU Democracy Institute Leadership Academy, автор книги ​​«Запятнанная демократия: Виктор Орбан и подрыв венгерского государства». По ее словам, консервативные политики используют нарратив, акцентирующий обывательские страхи, связанные с трансгендерной тематикой, особенно в контексте детей и педофилии.

Именно против педофилии, как ранее в России, формально и был направлен принятый 15 июня 2021 года венгерским парламентом закон. Однако помимо этого, он запрещал «демонстрацию гомосексуальности и смены пола» несовершеннолетним. Закон был осужден 16 государствами — членами ЕС и Европейской комиссией как нарушение права на свободу выражения мнений. В апреле 2022 года правительство Венгрии организовало по поводу закона референдум с четырьмя вопросами:

1) Поддерживаете ли вы проведение информационных мероприятий о сексуальной ориентации для несовершеннолетних в государственных образовательных учреждениях без согласия родителей?

2) Поддерживаете ли вы пропаганду процедур смены пола среди несовершеннолетних?

3) Поддерживаете ли вы неограниченный доступ несовершеннолетних к материалам сексуального характера, которые могут повлиять на их развитие?

4) Поддерживаете ли вы демонстрацию несовершеннолетним медиаконтента, связанного с процедурами смены пола?

Референдум был признан недействительным: ни по одному вопросу не удалось достичь требуемого порога в 50% действительных голосов, поскольку в результате активных действий правозащитных организаций многие избиратели решили бойкотировать референдум либо портили бюллетени. Тем не менее закон остался в силе.

Следующая атака началась в марте 2025 года, когда правящее большинство изменило закон о публичных собраниях. Теперь шествие с ЛГБТ-символикой среди бела дня в центре города расценивалось как нарушение Закона о защите детей. Это должно было прекратить ежегодное проведение будапештского прайда.

Однако он не просто состоялся, а стал самой масштабной политической акцией в стране за последние полтора десятка лет — несмотря на то, что власти предупреждали, что будут использовать технологию распознавания лиц для идентификации участников и привлечения их к ответственности. По различным оценкам, в акции приняли участие от 200 до 250 тысяч человек.

Оппозиция: старая и новая

Будапештский прайд 2025 года возглавил мэр столицы Гергей Карачонь, годом ранее переизбранный на второй срок. Карачонь — представитель старой венгерской системной оппозиции: с 2010 по 2014 год он был членом парламента от Партии зеленых, затем возглавил 14-й район Будапешта и основал собственное политическое движение «Диалог» (Párbeszéd).

Его победа на выборах мэра Будапешта в 2019 году стала результатом общих усилий всех основных оппозиционных партий страны. Многие ожидали, что Карачонь возглавит список объединенной оппозиции и во время парламентских выборов 2022 года, однако он снял свою кандидатуру в пользу куда менее известного и популярного кандидата — Петера Марки-Зая. В результате у власти осталась правящая партия «Фидес» со 135 местами в парламенте. Объединенной оппозиции досталось 57.

«На мой взгляд, это был достойный результат, — отмечает в беседе с The Insider политолог Адам Золтан. — Тогда, в 2022 году, режим был в куда более благоприятном положении — и с точки зрения экономики, и с точки зрения международной обстановки. Набрать в тех условиях 35–36% голосов — совсем неплохо».

Однако после парламентских выборов оппозиционная коалиция распалась. По отдельности ни одна из существующих партий не могла бы конкурировать с «Фидесом». Казалось, в этот момент будущее Венгрии определилось окончательно. Однако вскоре на политической сцене появился новый, совершенно неожиданный игрок: Петер Мадьяр.

Кандидат «против всех»

По иронии судьбы, самый сильный за последние годы соперник появился у ратующего за семейные ценности правительства из-за педофильского скандала. В 2016 году в результате расследования телеканала RTL публике стало известно, что Янош Вашархейи, директор детского дома в маленьком венгерском городке Бичке, на протяжении десятилетий практиковал сексуализированное насилие в отношении своих подопечных.

В 2011 году сотрудники детдома впервые обратились со своими подозрениями к властям, но тогда это ничем не закончилось: пострадавшие дети отказывались от своих показаний. Как выяснилось позже, делали они это под давлением заместителя директора Эндре Конья, который помогал начальнику скрывать преступления.

Лишь в 2019 году оба — и директор, и его заместитель — были приговорены к тюремному заключению. Однако в начале 2024 года стало известно, что президент Каталин Новак подписала указ о помиловании Коньи. Это решение вызвало бурю негодования.

«С точки зрения венгерского общества, это была огромная политическая ошибка — причем не просто политическая ошибка, а моральный грех», — объясняет профессор политологии CEU Андраш Бозоки. Скандал привел к отставке не только Новак, но и министра юстиции Юдит Варги. «Орбан хотел таким образом остановить волну народного недовольства, но это было уже невозможно — потому что именно в этот момент появился Петер Мадьяр», — говорит Бозоки.

Мадьяр был на тот момент почти не известен публике. Всё, что о нем тогда знали, — это что он почти двадцать лет был женат на Юдит Варге (они развелись за год до скандала) и еще дольше был членом партии «Фидес» — словом, был типичным бенефициаром режима. Однако вскоре после отставки своей бывшей жены он неожиданно для всех дал интервью независимому YouTube-каналу Partizán, в котором заявил, что уходит со всех государственных должностей, чтобы не быть частью системы, где «реальные руководители прячутся за женскими юбками», а ответственные за скандал остаются в тени. В интервью он также резко высказался о коррупции, пронизавшей режим.

«Коррупция власти на протяжении всех последних 15 лет была на повестке у венгерской оппозиции, потому что ее масштабы просто невероятны, — отмечает Жужанна Селеньи. — Но дело в том, что когда об этом говорит человек изнутри системы, для многих это звучит гораздо более убедительно. И Мадьяр внезапно стал очень популярным».

«В начале февраля 2024-го его популярность была на нуле — никто о нем не знал. А в начале июня он набрал 30% голосов на выборах в Европарламент. Это беспрецедентно в истории Венгрии, чтобы за три-четыре месяца кто-то смог добиться такой широкой поддержки и сочувствия», — добавляет Андраш Бозоки. В отличие от старой оппозиции, пользующейся успехом в основном у образованных жителей крупнейших городов Венгрии, Мадьяр целится в ядерный электорат орбановской партии «Фидес», живущий в небольших городках и деревнях.

«Он прекрасно знает эту партию изнутри и по сути использует против нее ее же собственную тактику. Он действует очень быстро, невероятно оперативно и провокационно. Он неутомим. Он ездит по небольшим населенным пунктам. Он целенаправленно обращается к сторонникам “Фидес”. Это новая тактика, и она делает его очень успешным — а значит, и очень опасным для режима», — поясняет Бозоки.

Провал «Великой Венгрии»

Мадьяр заигрывает даже с самой спорной идеей Орбана — поддержкой «Великой Венгрии», существовавшей в границах до 1918 года, когда территория страны сильно уменьшилась в результате Трианонского соглашения. Конечно, Орбан не собирался пытаться аннексировать бывшие венгерские территории (как минимум, не озвучивал такие планы), его идея была в другом: создать в сопредельных странах процветающие венгерские автономии. В 2010 году Орбан принял закон, предоставляющий право на получение гражданства по упрощенной схеме не только этническим венграм, но и любым потомкам подданных Венгерского королевства.

Под действие этого закона попали миллионы людей в Украине, Румынии, Словакии, Хорватии и Сербии. Уже за первые четыре года действия закона число граждан страны выросло более чем на 700 тысяч человек. Лишь небольшая часть из них решила переехать в Венгрию после получения гражданства, однако приток населения и не был задачей Орбана.

Он пытался создавать то, что социолог Тамаш Киш назвал «этнической параллельностью» — систему институтов, в которой венгры за границей могут жить повседневной жизнью, как если бы они находились в Венгрии: получать образование на венгерском, потреблять венгероязычный медиаконтент и так далее. Киш использовал этот термин, говоря о Трансильвании — регионе Румынии, где венгры составляют более 17% населения. Но он вполне применим и для других стран.

Идеи «Великой Венгрии» портили отношения Орбана с соседними странами, власти которых, предсказуемо, не очень-то хотели видеть на своей территории национальные автономии — потенциальные источники сепаратистских настроений. Зато это, так же, как и резко отрицательное отношение к мигрантам с Ближнего Востока, помогло ему получить поддержку сторонников правых идей.

На протяжении долгих лет крайний правый фланг политического спектра Венгрии занимала партия «Йоббик», находившаяся в не самых лучших отношениях с правительством Орбана. Лидер «Фидес» решил вопрос конкуренции радикально: он стал дрейфовать вправо, привлекая более умеренную часть электората «Йоббик», а для более радикальной создал управляемую альтернативу — движение «Наша Родина» (Mi Hazánk Mozgalom). В результате «Йоббик», бывшая еще в 2018 году второй крупнейшей партией страны, потеряла свое влияние.

Однако в 2025 году расстановка сил снова изменилась. 9 мая на церемонии открытия обновленного Тиханьского бенедиктинского аббатства Орбан неожиданно высказался в поддержку Джордже Симиона (на тот момент — кандидата в президенты Румынии), который в прошлом проводил антивенгерские акции. Это было расценено как предательство по отношению к венгерскому меньшинству Румынии и заставило многих правых отвернуться от Орбана. Мадьяр же воспользовался моментом и буквально через несколько дней в знак поддержки румынских венгров отправился в пеший марш из Будапешта к румынской границе.

Выберет ли Орбан «российский сценарий»?

В России в 2012 году, после митингов на Болотной и Сахарова, власти приняли решение любой ценой не дать оппозиции набрать силу. В ход пошли жестокие разгоны политических мероприятий, аресты и убийства. Может ли случиться так, что Орбан, внимательно изучающий и использующий опыт «старшего брата», пойдет по тому же пути? Опрошенные The Insider эксперты считают, что этого не случится.

И первые последствия прайда это подтверждают. 3 июля было открыто первое административное дело против участника прайда — обвиняемой стала юная активистка Лили Панкотаи. Однако уже 9 июля дело закрыли, а полиция официально заявила, что преследовать участников прайда не будет. Венгерского «Болотного дела» не получилось — по крайней мере, пока.

«Очень важно понимать: Орбан никогда не применяет открытую силу», — говорит Жужанна Селеньи.

«В Венгрии никого не сажают в тюрьму, не избивают и не убивают. И на это есть две причины. Во-первых, в этом просто нет необходимости. У власти и так есть конституционное сверхбольшинство, полученное на выборах, — пусть даже эти выборы были нечестными и несправедливыми, но формально это всё же выборы. И для Орбана крайне важно сохранять дистанцию. Во-вторых, это связано с происхождением самого Орбана. Он ведь не выходец из спецслужб, не “кагэбэшник”. Он происходит из демократической оппозиции 1989 года. Вся его политическая карьера началась с выступления за демократию — с той самой речи 16 июня 1989 года, когда он публично выступил против режима. Поэтому, что бы ни происходило, он должен сохранять этот нарратив. Его образ всегда должен оставаться образом борца за свободу. Он не может открыто превратиться в диктатора, его харизма разрушится мгновенно, он потеряет всё буквально в один миг, если прибегнет к насилию».

Адам Золтан напоминает, что единственный раз в постсоциалистической истории страны серьезное насилие в отношении протестующих применяли в 2006 году, когда у власти был лидер социалистической партии Ференц Дюрчань. «И здесь есть важный момент: режим Орбана активно использует 2006 год как пример “вражеского действия”, — отмечает политолог. — Орбан и его правительство выстраивают собственную легитимность, противопоставляя себя полицейскому насилию 2006 года. Это тоже своего рода политическое ограничение — они не могут себе позволить применить силу, потому что сами столько лет выступали против нее. Это привело бы к утрате поддержки. Я не думаю, что они готовы на это пойти».

Вместо открытой силы Орбан использует политическое и экономическое давление. В частности, в мае 2025 года был представлен проект закона «О прозрачности общественной жизни», который предоставит правительству широкие авторитарные полномочия для наказания тех, кого оно считает угрозой национальному суверенитету.

Организации, получающие иностранную поддержку, — как частные пожертвования, так и гранты (включая гранты Евросоюза, от которых так или иначе зависит бóльшая часть венгерских НКО), — без разрешения правительства, могут быть оштрафованы на сумму, в 25 раз превышающую полученное финансирование, а отказ от уплаты приведет к запрету деятельности и принудительному закрытию.

Таким образом, нет сомнений в том, что Венгрия постепенно превратилась из «частично свободной» страны в авторитарную, причем остающуюся внутри ЕС. Правительство Орбана систематически демонтировало демократические институты, используя любые кризисы как предлог для расширения своей власти.

Однако успех будапештского прайда 2025 года и рост популярности Петера Мадьяра показывают, что венгерское общество не готово безропотно принимать авторитарный дрейф и дальше. Согласно социологическому исследованию, проведенному в начале года институтом Republikon, 79% венгров в случае референдума о выходе из ЕС проголосовали бы за то, чтобы остаться в Евросоюзе. В другом исследовании, результаты которого были опубликованы 1 июля, 68% опрошенных заявили что недовольны происходящим в стране. Но действительно ли наступила точка невозврата, покажут новые парламентские выборы, которые пройдут в Венгрии уже в следующем году.