Содержание
____________________________________________________________
____________________________________________________________
Конспирологические теории о миллиардере-филантропе заслоняют настоящие проблемы, связанные с крупномасштабной благотворительностью в современном мире, пишет в The Atlantic Бенджамин Соскис. The Insider предлагает полный перевод статьи.
Джордж Сорос — исключительно занятой человек. По меньшей мере, так считают ультраправые конспирологи. Только за последний год ему приписали единоличное финансирование движений «Антифа» и Black Lives Matter, а также (под чужой личиной) митинга белых националистов в Шарлоттсвилле, против которого выступили обе вышеупомянутые группы. Сороса обвиняли в том, что он спланировал протестную акцию звезды американского футбола Колина Каперника <отказался встать во время исполнения гимна США перед матчем в знак протеста против полицейской жестокости в отношении чернокожих американцев. — The Insider> и «Марш женщин» <крупная акция протеста на следующий день после инаугурации Дональда Трампа. — The Insider>, а также в том, что он был тем самым кукловодом, управлявшим интригой, в результате которой советнику Трампа по национальной безопасности Герберту Макмастеру пришлось уволить сотрудников администрации, связанных с альтернативно-консервативным движением. А на прошлой неделе сторонники кандидата на пост сенатора от Алабамы Роя Мура заявили, что Сорос заплатил нескольким женщинам за ложное обвинение кандидата в сексуальных домогательствах.
Разумеется, деятельность Сороса десятилетиями остается объектом самого пристального рассмотрения. С тех пор как он заработал свой первый миллиард долларов, обрушив в 1992 году курс британского фунта, общественное воображение приписывает ему гигантскую власть над финансовыми рынками. Но в начале 2000-х годов, когда Сорос стал одним из главных спонсоров Демократической партии (тогда он заявил, что охотно потратит свое состояние, лишь бы не допустить повторного избрания Джорджа Буша-младшего, в итоге потратив $27 млн — беспрецедентную по тем временам сумму), он стал еще и объектом ненависти консерваторов.
Но центральное место в конспирологических теориях о Соросе занимает не его финансовое пиратство и даже не вложения в политику. Главное — это филантропия. Сорос давно стал одним из ведущих доноров прогрессивных начинаний в США и самым щедрым спонсором продемократических организаций во всем мире. И в ближайшие годы его пожертвования, скорее всего, только увеличатся. В октябре Сорос объявил, что за прошедшие несколько лет он передал около $18 млрд фондам Open Society — институтам, через которые он осуществляет свои филантропические проекты. Этот гигантский дар восприняли как подтверждение самых темных страхов, разжигаемых его антагонистами. Указывая, что фонд Сороса теперь будет вторым по величине после фонда Гейтсов, ультраправый сайт Breitbart назвал Open Society «Звездой смерти».
Истории о Соросе как чудовище, прикрывающемся филантропией, весьма симптоматичны для нынешней политической ситуации. Гигантские масштабы раскола между партиями в сочетании с общей подозрительностью в отношении финансовой «элиты» подталкивают к тому, чтобы сосредоточить всю ненависть на нескольких щедрых представителях противоположного политического лагеря. Если для консерваторов это Сорос, то у прогрессивного лагеря тоже есть группа демонизируемых спонсоров — братья Кох, а в последнее время — Роберт Мерсер, хотя в целом прогрессивные конспирологические теории о благодетелях консерваторов несколько ближе к реальности.
Не все понимают, как версии, противопоставляющие благотворителей «народу», работают против ценностей демократии. Конспирологические теории не только часто намеренно используются авторитарными лидерами, чтобы дискредитировать активистов на низовом уровне. Из-за них еще и возникают разговоры об огромной власти, которой тайно владеют филантропы, и это вытесняет из поля зрения действительные причины для беспокойства в связи с ролью крупнейших спонсоров в формировании общества.
Филантроп всегда был удобной фигурой для обвинений. Само слово было придумано древнегреческим драматургом, назвавшим так Прометея, которого боги обрекли на мучения за то, что он подарил человечеству огонь. В новое время термин «филантропия» поначалу относился не к крупным жертвователям, а к тем, кто поддерживал универсальные ценности равенства. В эпоху Просвещения термин стали использовать более широко в связи с амбициозными реформаторскими идеями, — такими, как отмена рабства. Это слово вобрало в себя и критическую оценку таких движений: их противники заявляли, что «эти филантропы» произносят возвышенные слова о правах человека, но им нет дела до бедных и угнетенных рядом с ними. Грандиозные универсальные ценности тогдашних реформаторов угрожали ослаблением религиозных и географических «скреп». После французской и итальянской революций, лидеры которых подняли знамена филантропии и при этом ради освободительных целей не брезговали самыми жестокими методами, у данной идеи появился оттенок угрожающего радикализма.
Позже, в конце XIX века, значение слова «филантропия» стало меняться. Когда появились промышленники с крупными состояниями, щедро раздававшие деньги нуждающимся, слово стало означать крупномасштабные пожертвования. Возможно, эта идея не может показаться не связанной с происхождением слова, но связь в том, что и радикальные общественные реформы, и современные филантропические институты основаны на осознании недостаточности умеренных благотворительных пожертвований для решения главных мировых проблем. Промышленные магнаты, такие, как Джон Д. Рокфеллер, вкладывали целые состояния в амбициозные программы построения институтов, исследований и реформ, и в процессе филантропию стали связывать с антагонизмом, вызванным ростом глобального капитализма.
США и их экономика были в высшей степени открыты к филантропам, но в то же время создали политическую систему, взрастившую направленные против них конспирологические теории. Исторически и правые, и левые создавали свои картины мира, и каждая была основана на глубокой подозрительности в отношении сосредоточения власти в одних руках. В начале XX века прогрессивные силы беспокоились, что плутократы, занявшиеся благотворительностью, создадут теневое государство, которое будет сильнее федерального правительства. Консерваторы и популисты били тревогу, предупреждая о плотной сети благотворительных организаций, академических институтов и частных фондов, контролирующих общественное мнение. В середине прошлого века объектами обвинений ультраправых антикоммунистических конспирологов стали крупные филантропические организации, в которых видели рассадники пагубного интернационализма. В 1950-х годах в Конгрессе инициировали расследование, чтобы определить, какие из фондов субсидировали «антиамериканскую и подрывную деятельность» и поддерживали попытки «подорвать американский образ жизни». В последующие десятилетия антиимпериалистические и антиглобалистские движения высказывали и имеющие под собой основания жалобы в отношении филантропов, и весьма сомнительные версии об их могуществе.
Джордж Сорос мог с равным успехом привлечь антипатии самых разных групп, давно кружащих вокруг филантропов. Он — поборник глобализма, капитализма и прогрессивных идей, к тому же, еврей, а среди критиков этих идей давно распространен антисемитизм. По представлениям антисемитов, человеколюбие «международного еврея» — всего лишь прикрытие для его стремления к глобальному доминированию. Антагонисты Сороса редко открыто говорят о его еврейском происхождении, но это им и не нужно: те, кто понимает, что скрыто за этими ярлыками, реагируют на каждое упоминание о его «космополитизме» и о том, что он, в сущности, иностранец, как собака на свист.
____________________________________________________________
Лихорадочные версии о теневом влиянии «людей извне» заслоняют реальную опасность, которую власть филантропов может представлять для демократических институтов и норм.
____________________________________________________________
За последние три десятилетия фонды Сороса суммарно получили около $14 млрд — в основном на проекты, связанные с социальной справедливостью, демократией и правами человека. Сейчас они действуют в более чем 100 странах мира. Первым своим крупным пожертвованием, сделанным в 1979 году, он учредил стипендии для чернокожих жителей ЮАР. В 1984 году он основал в Венгрии фонд, поддерживавший ростки либерализма, пробивавшиеся сквозь промерзший грунт коммунистической системы; к примеру, благодаря ему антикоммунистические активисты получили копировальные машины, позволившие распространять самиздатовскую литературу. После падения коммунизма основанные Соросом фонды поддерживали нарождающиеся демократические институты во всех странах Центральной и Восточной Европы, оплачивая поездки студентов на Запад, финансируя организации, следящие за соблюдением прав человека и качеством государственного управления, стремясь защитить уязвимые и маргинализированные народы — в частности, цыган. В 1991 году он, чтобы поддержать открытые академические исследования, основал в Будапеште Центральноевропейский университет. Позже, когда разразился кризис беженцев, Сорос поддерживал либеральную иммиграционную политику в Европе.
Сорос никогда не самоустранялся от противоречивых вопросов, и его филантропия давно вызывает споры. Но его превращение в фигуру почти демонической силы — сравнительно недавний феномен. Это результат двух тенденций — одной международной и одной внутренней, американской.
В США конспирологические версии, связанные с фигурой Сороса, первоначально родились в среде левых противников глобализации. Но вскоре они укоренились на противоположном конце политического спектра. Ультраправые провокаторы ухватились за глобализм Сороса как за подтверждение их веры в существование маленькой группы «просочившихся радикалов», которые «незаметно меняют общественные, культурные и политические институты Америки», как говорилось в популярной в 2006 году полемической книге под названием «Теневая партия». Ведущий канала Fox News Гленн Бек посвящал целые эпизоды своего шоу амбициям некоего «кукловода», желающего создать «единое мировое правительство».
На международной арене демонизация Сороса совпала с тем, что два десятилетия назад Фарид Закария назвал подъемом антилиберальной демократии, — с появлением демократически избранных режимов, которые игнорируют «конституционные ограничения их власти и отказывают своим гражданам в основных правах и свободах». После «цветных революций» в Украине и Грузии в 2003 и 2004 годах, в которых участвовали некоторые некоммерческие организации, финансируемые Соросом, Владимир Путин на фоне недовольства этими событиями заявил, что восстания организовал Сорос. А после мирового финансового кризиса создался климат, особенно подходящий для распространения подозрений о махинациях глобальной финансовой элиты. Прочие авторитарные лидеры подхватили тему, утверждая, что политические волнения и мобилизация против их правления на низовом уровне — не выражение воли народа, а результат намеренных действий темных внешних сил с Соросом во главе.
Недавно эта тенденция проявилась и в родной стране Сороса, Венгрии, где правящая партия во главе с премьер-министром Виктором Орбаном (который сам в молодости получил от фонда Сороса грант на обучение в Оксфорде) недавно потратила $21 млн на биллборды с плакатами против либерализации иммиграционной политики, в том числе с фотографиями филантропа и надписями «Не дайте Джорджу Соросу посмеяться последним». Неудивительно, что на этих плакатах вскоре появились антисемитские граффити. Кроме того, партия Орбана провела законопроект, явно направленный на закрытие основанного Соросом Центральноевропейского университета (и получила в ответ многотысячные акции протеста). А в октябре Орбан объявил о «национальной консультации» — граждане получат разработанный правительством опросный лист и выразят свое отношение к воображаемому плану Сороса и руководства Еврокомиссии по отмене квот на прием беженцев. Кроме того, Орбан дал указание разведслужбам страны расследовать деятельность «империи Сороса» — организаций, которые, по его утверждению, стремятся подорвать венгерскую христианскую культуру.
Ультраправые лидеры в соседних странах тоже подхватили конспирологическе теории о Соросе, чтобы сплотить своих сторонников. Бывший премьер-министр Македонии призвал к «десоросизации» общества. В Румынии лидер правящей партии обвинил Сороса в организации антикоррупционных протестов и назвал его «финансовым злом». Эти кампании и аналогичные им в Сербии, Словакии и Болгарии направлены не просто на очернение прогрессивной политики (в частности, большей иммиграционной открытости), которую теперь тесно связывают с Соросом, но и на разрушение демократических организаций, которые могут бросить вызов их политической власти.
После избрания Трампа и роста ультраправых националистических настроений в Америке эти внутренние и международные тенденции слились. В марте группа сенаторов-республиканцев предложила госсекретарю Рексу Тиллерсону расследовать, в какой степени фонды Сороса получали американские бюджетные средства, позволившие им «навязывать суверенным нациям левую политику, игнорируя их стремление к самоопределению». А на прошлой неделе конгрессмен Стив Кинг, устойчивый союзник Трампа, опубликовал в твиттере ссылку на антииммигрантский твит Орбана и добавил: «Западная цивилизация — мишень для Сороса и левых».
Во всех этих нападках есть особая ирония: Сорос, возможно, в большей степени, чем любой другой крупный филантроп, отвергает вертикальную модель, приписываемую ему критиками. Его фонды Open Society — широкая децентрализованная система местных управляющих органов примерно в 20 странах, которые пользуются исключительным уровнем автономии. «По стилю управления эти фонды отличаются от большинства филантропических организаций, где решения о финансировании принимаются в центре, — отмечает вице-президент Open Society Foundations Леонард Бернардо, в прошлом региональный директор фондов в Евразии. — Вот так мы функционируем». Как объясняет Бернардо, философия руководства Сороса основана на первичности знаний, получаемых на местах. «Вот почему у нас так много руководящих советов», — говорит он. Если Сорос — кукловод, то у его марионеток на редкость длинные нити.
Но при этом важно сознавать, что нити все же существуют и что Сорос готов уступать контроль лишь до определенной степени. Он остается главой глобального совета директоров, который осуществляет мониторинг деятельности национальных советов; в конечном счете, он имеет право принимать решение по любому гранту. Как рассказывает Бернардо, он редко пользуется этим правом, но оно тем не менее существует. Он добавил существенную оговорку: «Если я буду серьезно несогласен с решением совета, я заменю его состав». Важно также отметить, что, как бы ни были децентрализованы фонды Open Society, деньги Сороса по определению дают одним частям гражданского общества преимущество перед другими, поддерживая определенные организации, общественные фигуры и вопросы.
Все это означает, что Сорос как филантроп несомненно обладает властью. Он создал новый, агрессивно-политический подход к филантропии, который теперь перенимает нарождающийся корпус миллиардеров-филантропов — от Тома Стайера на левом фланге до братьев Кох на правом и Билла Гейтса где-то в центре. В США Сорос стал одним из первых филантропов, направивших значительные деньги на поддержку однополых браков, кампанию против смертной казни, реформирование иммиграционного законодательства и уголовной судебной системы.
Как бы мы ни относились к этим вопросам, то, что огромные богатства дают Соросу и другим филантропам возможность пользоваться властью, осуществляемой вне сферы демократических институтов, заслуживает серьезных размышлений. Можно спорить о том, какое влияние личность может оказывать на политическое устройство общества, но практически невозможно рассуждать об этом трезво, когда обсуждение переходит в конспирологический регистр. И вот еще один аспект вреда, который такие теории наносят гражданскому обществу: лихорадочные версии о теневом влиянии «людей извне» заслоняют реальную опасность, которую филантропическая власть может представлять для демократических институтов и норм. Даже если филантропов-чудовищ в действительности нет, есть серьезные причины бояться опасности, которую они могут представлять.