The New Yorker: Трамп, Путин и новая холодная война. Что стоит за российским вмешательством в выборы 2016 года

На обложке первого мартовского номера журнала The New Yorker помещена карикатура на Владимира Путина и Дональда Трампа, а само название журнала написано по-русски. Центральный материал номера — большая статья Эвана Осноса, Дэвида Ремника и Джошуа Яффы о внешней политике России и ее отношениях с командой Трампа. The Insider предлагает полный перевод статьи.

1. Уязвимые места

12 апреля 1982 года председатель КГБ Юрий Андропов приказал сотрудникам внешней разведки осуществить «активные мероприятия», направленные против кампании по переизбранию Рональда Рейгана. В отличие от классического шпионажа, то есть сбора секретной информации, цель «активных мероприятий» — повлиять на те или иные события, то есть ослабить противника с помощью фальшивок, групп подставных лиц и других бесчисленных приемов, отточенных за время холодной войны. Советское руководство считало Рейгана непримиримым милитаристом. Как следует из подробных заметок Василия Митрохина, высокопоставленного сотрудника и архивиста КГБ, сбежавшего в Великобританию, советская разведка пыталась внедриться в национальные комитеты Республиканской и Демократической партий, популяризировать лозунг «Рейган — это война» и дискредитировать президента, представив его коррумпированным слугой военно-промышленного комплекса. Видимого эффекта эти усилия не дали. Рейган победил в сорока пяти из пятидесяти штатов.

Во время холодной войны «активными мероприятиями» пользовались обе стороны. В 1960-х годах советские разведчики распространили слух, будто американские власти причастны к убийству Мартина Лютера Кинга. В 1980-х они же выдумали историю то том, что американская разведка якобы создала ВИЧ в лаборатории в Форт-Детрике, штат Мэриленд. Они регулярно оказывали поддержку левацким партиям и повстанцам. ЦРУ, в свою очередь, работало над попытками свержения режимов в Иране, Бразилии, Чили, Панаме, на Кубе и Гаити — с помощью денег, пропаганды, а иногда и применяя насильственные методы, чтобы левые партии не смогли победить на выборах; так было в Италии, Гватемале, Индонезии, Южном Вьетнаме, Никарагуа. После распада Советского Союза, в начале 1990-х, ЦРУ обратилось к России с просьбой отказаться от «активных мероприятий» по распространению дезинформации, которые могли бы повредить США. Россия пообещала это сделать. Но в 2000 году, когда резидент российской разведки в Нью-Йорке Сергей Третьяков перебежал на американскую сторону, он рассказал, что «активные мероприятия» Москвы никогда не прекращались. «Ничего не изменилось, — писал он в 2008 году. — Россия сейчас делает все возможное, чтобы помешать США».

Путин, который всегда готов обвинить Запад в лицемерии, часто указывает на эту историю. Он проводит прямую линию от западной поддержки антимосковских «цветных революций» в Грузии, Киргизии и Украине, в результате которых свергли коррумпированных лидеров, остававшихся с советских времен, к одобрению восстаний «арабской весны». Пять лет назад он обвинил госсекретаря Хиллари Клинтон в организации антикремлевских протестов в Москве, в том числе акций на Болотной площади. «Она задала тон некоторым деятелям внутри страны, дала сигнал, — сказал Путин. — Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу». Никаких доказательств в поддержку этого обвинения представлено не было. Он считает, что некоммерческие организации и общественные объединения, такие, как National Endowment for Democracy, Human Rights Watch, Amnesty International и «Голос», — всего лишь кое-как замаскированные инструменты для смены его режима.

Американские чиновники, обеспечивающие работу той системы, которую Путин считает угрозой его собственному существованию, видят в его риторике стратегию ложных моральных эквивалентов — принцип «а сами-то вы чем лучше». Бенджамин Роудз, который при президенте Обаме был заместителем советника по национальной безопасности, — среди тех, кто отвергает логику Путина, но все же он сказал, что Путин не во всем неправ, и добавил, что в прошлом «мы участвовали в сменах режимов в разных странах мира, и, с его точки зрения, это та веревка, на которой нас можно повесить».

Президентская кампания 2016 года была для Путина предметом особо острого интереса. Он ненавидел Обаму, который после аннексии Крыма и вторжения в Восточную Украину ввел экономические санкции против друзей Путина. Российское телевидение изображало Обаму как слабого, нецивилизованного и лишенного мужественности политика. Клинтон, с точки зрения Путина, была еще хуже — для него она воплощение либеральной интервенционистской тенденции в американской внешней политике, больший «ястреб», чем Обама, и препятствие для снятия санкций и восстановления геополитического влияния России. В то же время Путин искусно льстил Трампу, который делал необычайно комплиментарные заявления о его силе и эффективности как лидера. Еще в 2007 году Трамп объявил, что Путин «очень много делает для восстановления имиджа России». В 2013 году, перед поездкой в Москву, где проходил организованный им конкурс «Мисс Вселенная», Трамп в твиттере задавался вопросом, встретится ли он с Путиным, и «если да, то станет ли он моим новым лучшим другом?». Во время президентской кампании Трамп восхищался Путиным как великолепным лидером, который превратил администрацию Обамы в «посмешище».

Тем, кто интересуется «активными мероприятиями», цифровая эпоха предоставила куда более соблазнительные возможности, чем те, что были во времена Андропова. Национальные комитеты обеих крупных американских партий дали хакерам то, что специалисты по компьютерной безопасности называют большой «площадью атаки». Имея дело с политикой на высшем уровне, они тем не менее не имели той защиты, которая полагается важным государственным институтам. Руководитель избирательного штаба Хиллари Клинтон и бывший глава администрации Билла Клинтона Джон Подеста должен был иметь представление о том, как уязвимы современные коммуникации. В качестве старшего советника в администрации Обамы он был посвящен в вопросы цифровой безопасности. Но даже он не побеспокоился о том, чтобы защитить свой электронный почтовый ящик хотя бы самым элементарным средством — двухэтапной верификацией.

«Честно говоря, моя команда и я переоценили свою осторожность в обращении со ссылками, по которым мы кликаем», — сказал Подеста. Однажды он получил фишинговое письмо якобы от «администрации Gmail» с призывом «немедленно сменить пароль». Компьютерный специалист, к которому Подеста обратился за советом, по ошибке ответил, что это «законное письмо».

Американский политический ландшафт также оказался особенно уязвимым для дезинформации <слово «дезинформация» авторы статьи в The New Yorker написали по-русски. — The Insider>, рассчитанной на то, чтобы разрушить доверие к официальной версии событий или к самому понятию правды. Согласно исследованию Pew Research Center, американцы оказались более разделены идеологически, чем когда либо в последние два десятилетия. Доверие к основным СМИ упало до самого низкого в истории уровня. Обстановка раскола в медиасфере способствовала возникновению конспирологических теорий практически обо всем — от места рождения Барака Обамы (предположительно Кения) до причин изменения климата (козни китайцев). Трамп, выстраивая свой политический имидж, распространял такие теории.

«Свободные общества часто переживают раскол из-за того, что у людей есть свои собственные взгляды, и бывшая советская и нынешняя российская разведка пытались извлечь из этого выгоду, — сказал бывший генерал КГБ Олег Калугин, с 1995 года живущий в США. — Их цель — углубить раскол». Такая стратегия особенно полезна, когда такая страна, как Россия, которая сейчас значительно слабее, чем в советские времена, ведет геополитическую борьбу против более сильного противника.

В начале января, за две недели до инаугурации, директор национальной разведки США Джеймс Клэппер опубликовал доклад с выводом о том, что Путин приказал провести кампанию влияния с целью повредить избирательным перспективам Клинтон, усилить позиции Трампа и «подорвать доверие общества к демократическому процессу в США». Несекретная часть доклада содержит больше утверждений, чем доказательств. Разведчики утверждают, что это было необходимо для защиты их методов сбора информации.

Критики доклада не раз отмечали, что разведслужбы в месяцы, предшествовавшие началу войны в Ираке, подтвердили ошибочные оценки ситуации с иракским оружием массового поражения. Но в разведывательном сообществе был глубокий раскол относительно действительного объема иракской оружейной программы; вопрос об ответственности России за кибератаки перед выборами 2016 года таких раздоров не вызвал. Семнадцать федеральных разведывательных агентств были согласны, что Россия ответственна за взлом серверов.

Свидетельствуя в Сенате, Клэппер описал беспрецедентные усилия, предпринятые Россией для вмешательства в американский избирательный процесс. Операция включала в себя взлом электронной почты демократов, публикацию содержания похищенных писем с помощью WikiLeaks и манипулирование соцсетями, с помощью которых распространялись фейковые новости и агитация за Трампа.

Поначалу Трамп высмеивал это расследование как «охоту на ведьм» и сказал, что атаки могут исходить от кого угодно — от русских, от китайцев или от «какого-то типа весом в двести килограммов, сидящего на собственной кровати». В конце концов он неохотно согласился с результатами расследования, но утверждал, что российское вмешательство «не оказало абсолютно никакого влияния на исход выборов». Автор книги о КГБ «Государство в государстве» Евгения Альбац сказала, что Путин, скорее всего, не верил, что может изменить исход выборов, но из-за своей нелюбви к Обаме и Клинтон делал все возможное, чтобы усилить позиции Трампа и подорвать доверие Америки к ее политической системе. Путин не был заинтересован в том, чтобы операция оставалась тайной, сказала Альбац. «Он хотел сделать ее настолько публичной, насколько это возможно. Он хотел, чтобы о его присутствии знали, <...> хотел показать, что он может войти в ваш дом и делать там, что хочет, — неважно, что именно».

2. Холодная война 2.0

Примечательно, что администрация Обамы узнала об операции хакеров только в начале лета — через девять месяцев после того, как ФБР впервые сообщило Национальному комитету Демократической партии о взломе, — и не решалась предпринимать слишком сильные ходы, опасаясь, что это будет выглядеть как игра на стороне одной из партий. Руководители Пентагона, Госдепа и разведслужб несколько раз в течение лета встречались, но их интересовало в основном то, как защитить избирательные комиссии штатов от атак хакеров в день выборов.

Такая осторожность разозлила ближний круг Клинтон. «Мы понимаем, что они не свободны в своих действиях, — сказал один из старших советников Клинтон. — Но почему бы Бараку Обаме не выйти в Овальный кабинет или в Восточный зал Белого дома и не сказать: «Сегодня я обращаюсь к вам, чтобы проинформировать о том, что происходит нападение на США. Российское государство на высшем уровне пытается оказать влияние на наш самый ценный актив — нашу демократию, — но я не позволю этому случиться». Тогда огромное большинство американцев приняло бы это во внимание. Я считаю, что мы не имеем права возлагать на кого-либо вину за исход выборов, но одно меня изумляет — я не могу понять, почему в Белом доме не объявили тревогу».

Окружение Обамы, критикуя команду Клинтон за то, что она не смогла добиться победы в штатах, где, казалось бы, поддержка избирателей была обеспечена, — в таких, как Висконсин, Мичиган и Пенсильвания, — настаивает на том, что Белый дом действовал соответственно ситуации. «Что мы могли сделать? — сказал Бенджамин Роудз. — Мы сказали об их действиях, так что все могли узнать, что все публикации WikiLeaks и фальшивые новости были связаны с Россией. У нас не было способа остановить распространение украденной переписки и фейков. Нам оставалось только обличить это».

В прошлом сентябре на саммите G20 в Китае Обама жестко обратился к Путину, потребовав «прекратить это» и не вмешиваться в ноябрьские выборы; иначе, сказал он, возможны «серьезные последствия». Путин не отрицал и не подтвердил причастность к действиям хакеров, но ответил, что США давно уже финансируют издания и гражданские объединения, которые вмешиваются в дела России.

В октябре, когда одно за другим появлялись свидетельства российского вмешательства, руководители американских органов национальной безопасности встретились, чтобы обсудить план ответа. Предлагали обнародовать компрометирующую информацию о высокопоставленных россиянах, в том числе об их банковских счетах, а также провести кибератаку против Москвы. Госсекретарь Джон Керри беспокоился, что такие планы могут помешать дипломатическим усилиям, направленным на то, чтобы добиться сотрудничества России с Западом в Сирии (в конечном счете все старания дипломатов закончились провалом). В результате главы агентств единодушно согласились проявить умеренность; 7 октября администрация опубликовала заявление, объявив, что уверена в том, что почту национального комитета Демократической партии взломали русские. Администрация не хотела реагировать слишком бурно, чтобы ее действия не казались политически мотивированными и не усиливали позицию Трампа с его идеей о возможной фальсификации голосования.

Белый дом ждал признаков того, что российская разведка переходит, по выражению одного из высокопоставленных сотрудников сферы национальной безопасности, «границу между влиянием и неблагоприятным воздействием, непосредственно касающимся баланса голосов», но так и не нашел свидетельств того, что это было сделано. В то время Клинтон была явным фаворитом, и это, как сказал чиновник, повлияло на решение Обамы воздержаться от более агрессивного ответа: «если мы решимся на мощную ответную акцию, это фактически сыграет на делегитимизацию выборов».

Ощущение такой же осторожности сохранялось и в переходный период, когда Обама сосредоточился на гладкой передаче власти. Госсекретарь Керри предлагал создать независимую двухпартийную группу для расследования российского вмешательства в выборы — по образцу комиссии по расследованию терактов 11 сентября 2001 года, состоявшей из пяти республиканцев и пяти демократов; та комиссия опросила больше двухсот свидетелей. Как рассказали два высокопоставленных чиновника, Обама рассмотрел предложение Керри, но в конце концов отклонил его — отчасти из-за уверенности, что республиканцы в Конгрессе воспримут это как действия в поддержку одной из партий. Один из его помощников, который поддерживал идею Керри, сказал: «Это запустило бы процесс, и Трампу было бы трудно его остановить. Теперь добиться этого намного труднее».

В переходный период сотрудники администрации Обамы получали информацию о том, что Трамп был каким-то образом скомпрометирован или принужден действовать в интересах России. «Русские делают ставку на определенных людей, не зная, что именно из этого может выйти, — сказал один из высокопоставленных сотрудников администрации. — Они получают рычаги влияния на этих людей». Но твердых доказательств таких подозрений в отношении Трампа так и не появилось. Еще один сотрудник администрации сказал, что в период передачи власти засекреченная информация разведки показала многочисленные контакты между окружением Трампа и представителями России, но ничего такого, что говорило бы о помощи или скоординированном вмешательстве в выборы. «У нас, насколько мне известно, не было однозначной информации о факте заговора», — сказал чиновник. Однако этот вопрос никуда не исчез и со всей вероятностью окажется в центре внимания парламентских комиссий по расследованию.

К 20 января, дню инаугурации, набралось столько свидетельств широкомасштабной российской операции, что была создана совместная целевая группа ЦРУ, ФБР, АНБ и службы расследования финансовых преступлений при Минфине. Три сенатских комитета, в том числе комитет по разведке, начали свои расследования; некоторые из демократов опасаются, что администрация Трампа будет пытаться этому мешать. Хотя сенаторы из комитета по разведке не имеют права разглашать секретную информацию, у них есть способы дать понять, что существуют основания для беспокойства. Через три недели после выборов сенатор-демократ от Орегона Рон Уайден и шесть других членов комитета направили Обаме открытое письмо, где заявили: «Мы считаем, что есть дополнительная информация о российском государстве и выборах в США, которую следует рассекретить и обнародовать». На слушаниях в январе Уайден пошел еще дальше. Задавая вопросы директору ФБР Джеймсу Коуми, он ссылался на публикации в прессе о том, что некоторые из партнеров Трампа были связаны с россиянами, близкими к Путину. Уайден спросил, готов ли Коуми рассекретить информацию об этом и «представить ее американскому народу». Коуми ответил: «Я не могу об этом говорить». Таким образом вопросы Уайдена достигли своей цели.

Позже Уайден сказал в интервью: «Меня все больше беспокоит, что секретностью сейчас пользуются в интересах не столько национальной, сколько политической безопасности. Мы хотели, чтобы это стало достоянием гласности до прихода новой администрации. Не помню случая, чтобы к запросу о рассекречивании присоединились сразу семь сенаторов». На вопрос о том, подозревает ли он сам, что были неподобающие контакты между избирательным штабом Трампа и группами российских интересов, Уайден ответил, что не может касаться этой темы, не раскрывая секретную информацию. «Но вот что я могу сказать: я уже много месяцев считаю, что определенную информацию нужно рассекретить, — заявил он. — Если иностранная держава вмешивается в работу американских институтов, нельзя просто сказать «а, это обычное дело» и этим ограничиться. Существует такая вещь как исторический императив». Ознакомившись с секретными материалами, сенатор-демократ от Вирджинии Марк Уорнер сказал о расследовании: «Очень может быть, что это самая важная вещь, которой я занимаюсь в своей общественной жизни».

«Они продолжают расследовать то, о чем говорится в досье, и многое подтверждается»

За две недели до инаугурации представители разведки проинформировали и Обаму, и Трампа о досье, собранном бывшим британским разведчиком Кристофером Стилом и содержащем неподтвержденные сведения. 35-страничное досье, в которое включена информация о поведении Трампа во время поездки в Москву в 2013 году, было передано различным изданиям противниками кандидатуры Трампа. Из досье следует, что у России были материалы личного и финансового характера, которыми можно было воспользоваться для шантажа Трампа. В досье говорится, что россияне «обрабатывали и поддерживали Трампа, помогали ему» годами. Как говорят бывшие и действующие правительственные чиновники, непристойные подробности, содержащиеся в досье, вызвали скептицизм у некоторых членов разведывательного сообщества, которые, как сказал один из них, посчитали материалы слишком пикантными, чтобы их можно было представить президенту. Но в последующие недели некоторые из менее взрывоопасных утверждений, касающиеся разговоров с иностранцами, были подтверждены. «Они продолжают расследовать то, о чем говорится в досье, и многое подтверждается», — сказал разведчик. Некоторые в разведывательном сообществе считают, что российские спецслужбы стали собирать информацию о Трампе во время его поездки в Россию в 2013 году из-за того, что он встречался с олигархами, которые могли держать деньги за границей, а это в глазах Путина признак нелояльности».

Трамп утверждал, что досье — фейк. Пресс-секретарь Путина назвал его «чистым вымыслом». Но сенатор Джон Маккейн перед тем, как досье было опубликовано, передал его ФБР; позже некоторые его коллеги говорили, что это станет частью расследования действий Трампа. Сенатор-республиканец от Северной Каролины Ричард Бёрр, председатель комитета по разведке, поклялся расследовать «все, что сообщают нам разведданные».

***Многие в органах безопасности считают, что взломы электронной почты — часть более широкой и очень тревожной картины — стремления Путина разрушить веру американцев в свою систему и подорвать дипломатическими, финансовыми и военными средствами союзы западных стран, которые изменили послевоенный мир.

Незадолго до ухода из Белого дома Бенджамин Роудз сказал, что администрация Обамы убеждена, что Путин перешел к «атакующим действиям за пределами того, что он рассматривает как свою сферу влияния», поддерживая «развал» Евросоюза, дестабилизируя НАТО и досаждая объекту своей самой острой ненависти — Соединенным Штатам. «Сейчас мы в новой фазе: русские заняли наступательную позицию, которая угрожает всему международному порядку», — заявил он. С подобным предупреждением выступила и Саманта Пауэр вскоре после ухода с поста представителя США в ООН. Россия, как она говорит, «предпринимает шаги, ослабляющие основанный на правилах порядок, который приносил нам пользу на протяжении семи десятилетий».

Примерно два десятилетия американо-российские отношения находятся в диапазоне между напряженными и практически никакими. Хотя две страны достигали соглашений по разным вопросам, включая торговлю и контроль над вооружениями, общая картина мрачная. Многие российские и американские эксперты без малейших колебаний пользуются таким выражениями, как «вторая Холодная война».

"Сильный лидер относительно слабой страны действует против слабых лидеров относительно сильных стран"

Уровень напряжения вызвал тревогу у опытных политиков с обеих сторон. «Сейчас мы в ситуации, в которой сильный лидер относительно слабой страны действует против слабых лидеров относительно сильных стран, — сказал бывший заместитель верховного командующего объединенными силами НАТО генерал сэр Ричард Ширрефф. — Этот сильный лидер — Путин, и всем заправляет сейчас он». Ширрефф считает, что российская агрессия и значительное усиление военной группировки поблизости от границ стран Балтии, включая развертывание авианосного флота на северных морях, баллистических ракет «Искандер», способных нести ядерные боеголовки, и противокорабельных ракет, стали ответом на уход сил НАТО из Европы. Кремль, в свою очередь, рассматривает расширение НАТО вплоть до границ России как провокацию и указывает на такие шаги США, как создание новой наземной базы противоракетной обороны в румынской коммуне Девеселу.

Роберт Гейтс, который был министром обороны и при президенте Буше-младшем, и при Обаме, описывает отношения между Обамой и Путиным как «отравленные» и возлагает как минимум часть вины на Обаму: по мнению Гейтса, говорить о России как о «региональной державе», как это делал Обама, — «то же самое, что называть ИГИЛ «юниорской командой»». «Думаю, перед новой администрацией стоит серьезный вызов — она должна остановить движение американо-российских отношений по нисходящей спирали, при этом сопротивляясь агрессии Путина и в целом его силовой манере, — сказал Гейтс. — Каждый раз, когда НАТО делает какой-то ход или Россия делает ход вблизи ее границ, следует ответ. До чего это дойдет? Нужно остановить эту нисходящую спираль. Проблема в том, как это сделать так, чтобы не подарить Путину большую победу».

В Москве некоторые тоже встревожены. Политический и военный аналитик Дмитрий Тренин из Московского центра Карнеги, у которого хорошие связи в верхах, в начале осени, еще до победы Трампа, сказал: «Мы на пути к «кинетическому» столкновению в Сирии». По его словам, Кремль ожидал, что Хиллари Клинтон после своей победы предпримет военную операцию в Сирии, возможно, установит закрытые для полетов зоны и «даст русским почувствовать, что возвращается Афганистан». Потом он добавил: «На этом воображение покидает меня».

Как говорит научный руководитель московского Института США и Канады Сергей Рогов, никогда еще при жизни нынешнего поколения враждебность между двумя странами не была такой глубокой. «Я провел много лет в окопах первой Холодной войны и не хочу умереть в окопах второй, — сказал Рогов. Мы вернулись в 1983 год, и меня не радует, что я таким образом становлюсь на 34 года моложе. Это пугает».

3. Мир Путина

Нелюбовь Путина к Западу и его амбициозная идея основать идеологию антизападного консерватизма коренятся в его опыте, связанном с упадком и разрушением — не коммунистической идеологии, которая никогда не была в центре внимания его поколения, а скорее могущества и гордости России. Путин, родившийся в 1952 году, вырос в Ленинграде, городе, пережившем в годы Второй мировой войны 900-дневную блокаду и голод. Его отец был тяжело ранен на войне. В 1975 году 23-летний Путин начал работать в КГБ; позже его отправили в командировку в Восточную Германию.

Оказавшись в одном из самых мрачных государств-сателлитов СССР, Путин совершенно не мог почувствовать то ощущение пробуждения и новых возможностей, которое сопровождало перестройку. Все, что он ощутил, — это нарастающая безответственность государства. В момент падения Берлинской стены в ноябре 1989 года он находился в подвале одного из зданий в советском дипломатическом квартале в Дрездене, где жег секретные документы. Когда толпа немцев угрожала ворваться в здание, дипломаты звонили в Москву и просили содействия, но, по словам Путина, Москва молчала.

Путин вернулся в Россию, и там он тоже чувствовал все тот же постимперский распад. Запад больше не боялся советской державы, Центральная и Восточная Европа вышла из-под контроля Москвы, а пятнадцать советских республик шли каждая своим путем. Империя, созданная Екатериной Великой и Иосифом Сталиным, таяла на глазах.

В Москве западные журналисты могли договариваться о посещении разрушающихся атомных объектов, некогда секретных подземных бункеров и наполовину опустевших лагерей. Самые страшные фигуры в советской системе — руководители КГБ, армии, компартии — устроили в августе 1990 года провальную попытку государственного переворота и попали в печально известную тюрьму — «Матросскую Тишину». Другие высокопоставленные чиновники, лояльные советской власти, отказываясь подчиняться новому порядку, сами вершили над собой суд. Министр внутренних дел, понимая, что его вот-вот арестуют, оставил записку («Жил я честно — всю жизнь»), застрелил свою жену, засунул ствол револьвера себе в рот и спустил курок.

Жителям Запада, опьяненным триумфальным чувством победы в холодной войне, легче было обращать внимание на новые свободы, чем на новые тревоги миллионов россиян. Падение империи означало потерю двух миллионов квадратных километров — территории, большей, чем вся Индия. Десятки миллионов этнических русских внезапно оказались «за границей». Россияне обрели свободу самовыражения, передвижения, совести и ассоциации, но вместе с тем и чувство потери ориентации, унижения, невозможности что-то изменить в своей судьбе.

В своих речах и интервью Путин не упоминает чувство освобождения после падения коммунизма и Советского Союза; он вспоминает 1990-е как время полного хаоса, из которого западные партнеры пытались извлечь выгоду, требуя от России, чтобы она приняла все — от расширения НАТО на восток до вторжения в дружественные ей славянские страны бывшей Югославии. Это общая картина, которая игнорирует некоторые упрямые факты. Запад принял Россию в экономический альянс G8. Насилие на Балканах было самым страшным в Европе со времен Второй мировой войны, и без западной интервенции оно могло бы продолжаться. А при расширении НАТО интересы России были не единственным, что принималось во внимание: Польша, Чехословакия и другие страны региона стали по-настоящему независимыми и хотели защиты.

«Мне казалось гротескно несправедливым, если это слово вообще применимо в геополитике, что жителями Центральной Европы снова собирались манипулировать, — сказал ведущий советник президента Билла Клинтона по России и региону Строуб Толботт. — Если бы им сказали, что они должны жить в преддверии ада, чтобы не задеть чувства россиян и не напугать их, сдержать народный гнев было бы невозможно». Тем не менее американские политики беспокоились о том, как изменение экономических порядков и системы безопасности в Европе подействует на развалившуюся державу и будущего партнера. Клинтон и его советники понимали, что реакционные политические силы в России — так называемая «красно-коричневая коалиция» твердокаменных коммунистов и поднимающих голову националистов — считали США эксплуататором и угнетателем и надеялись получить контроль над своим государством.

Во время визита в Москву летом 1996 года Билл Клинтон и Строуб Толботт однажды отправились на утреннюю пробежку на Воробьевы Горы, рядом с Московским университетом. Клинтон знал Толботта со студенческих лет — оба учились в Оксфорде — и доверял его опасениям. Он не сожалел ни о расширении НАТО, ни о решении применить силу против сербов в Боснии. Но он знал, что делает политическую жизнь Ельцина мучительно трудной.

«Мы продолжаем говорить старику Борису «о'кей, теперь вот что вам нужно сделать — вот еще порция дерьма, которую мы бросим вам в лицо», — сказал на бегу Клинтон Толботту. — И мы ставим его в тяжелое положение, учитывая, против чего он борется и с кем имеет дело».

В начале того же года Ельцин позвонил Толботту. «Мне не нравится, когда США щеголяют своим превосходством, — сказал он ему. — Трудности России лишь временные, и не только потому что у нас есть ядерное оружие, но еще и из-за нашей экономики, нашей культуры, нашей духовной силы. Все это бесспорная и законная основа для того, чтобы с нами обращались на равных. Россия снова будет великой. Повторяю: Россия снова будет великой!»

Когда началась избирательная кампания 1996 года, рейтинг Ельцина измерялся однозначными числами. Большинство жителей страны считало его ответственным за экономические меры, которые, казалось, помогли лишь тем, кто был близок к кремлевской власти. Для миллионов реформы, включая «шоковую терапию», примененную по совету западных советников и политиков, означали коллапс основных государственных служб, гиперинфляцию, коррупцию, клептократию, поляризацию общества и экономический спад, сравнимый с Великой депрессией. Большинство россиян обвиняли в этом не коррозию прежней системы, а злоупотребления новой. Демократию многие стали называть «дерьмократией». Ельцин, пользовавшийся поддержкой как олигархов, так и МВФ, смог победить своего противника-коммуниста, но он продолжал сильно пить, несмотря на несколько перенесенных сердечных приступов, и в последние годы своего пребывания у власти часто представлял собой жалкое зрелище.

В канун нового 2000 года Ельцин появился на экранах национального телевидения. Он сидел под новогодней елкой и выглядел нездоровым, чуть ли не умирающим. «Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил», — сказал он.

У человека, который восемь лет назад смог противостоять государственному перевороту, больше не было ни сил удерживаться у власти, ни политической изобретательности, чтобы добиваться желаемого. «Я сделал все что мог, — сказал Ельцин. — Мне на смену приходит новое поколение, поколение тех, кто может сделать больше и лучше». И тогда он указал на своего преемника Владимира Путина, относительно малоизвестного разведчика, который сделал стремительную карьеру, так как был дисциплинированным, умным и, что самое главное, лояльным своим начальникам.

Один из первых указов Путина был о защите Ельцина от преследования в будущем. Затем он решил стабилизировать страну и восстановить в ней традиционную российскую автократию. «Когда Ельцин начал отстраняться от власти, старая система стала возрождаться, и Путин завершил этот процесс возврата к прошлому, — сказал Андрей Козырев, министр иностранных дел России в 1990–1996 годах. — Фундаментальная проблема заключалась в неспособности завершить экономические и политические реформы, и в результате мы сползли обратно к конфронтации с западом и НАТО».

Путин проявил недоверие к открытой политической системе практически моментально. Он увидел государство, которое с трудом выполняло свои функции, и принялся восстанавливать его авторитет единственным известным ему способом — вручную и сверху. Он заменил почти полную анархию ельцинских времен чем-то более упорядоченным, отбрасывая на обочину или включая в свою систему олигархов 90-х и возвышая касту лояльных ему сатрапов. Эта конструкция стала известна как Kremlin, Inc. («корпорация Кремль»). Любой аспект политической жизни в стране, в том числе пресса, был подчинен «вертикали власти», которую он создал. Во времена правления Ельцина частные телекомпании, такие, как НТВ, сообщали о чудовищной войне в Чечне и даже позволяли себе сатиру на Ельцина и других кремлевских лидеров в шоу «Куклы». Телекомпания НТВ, принадлежавшая олигарху Владимиру Гусинскому, казалось, с самого начала испытывала терпение Путина, устраивая дискуссии о коррупции и нарушениях прав человека, а в «Куклах» появился новый персонаж с лицом президента. Путина это не забавляло. Через пять месяцев после того, как он пришел к власти, он отправил вооруженный отряд МВД провести обыск в штаб-квартире Гусинского, а в 2001 году Гусинского заставили отдать НТВ более послушным владельцам и покинуть страну. С этого момента телевидение оказалось под жестким федеральным контролем.

В первые годы своего правления Путин до определенной степени искал союза с Западом. Он был первым из иностранных лидеров, кто позвонил Джорджу Бушу-младшему после разрушения башен Всемирного торгового центра. В том же месяце, выступая в Бундестаге, он обратился к аудитории по-немецки — на языке, на котором он говорил, когда был агентом КГБ в Дрездене. Он даже заговаривал о вступлении России в НАТО.

Его взгляды изменились, когда Америка вторглась в Ирак; против этого он возражал. Буш добился некоторого прогресса в переговорах по проблемам двусторонних отношений, в том числе по нераспространению ядерного оружия. Однако к 2007 году Путин глубоко разочаровался в перспективах отношений с США; у него появилось ощущение, что Запад относится к России как к вассалу. Роберт Гейтс вспоминает, как на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году Путин рассерженно обвинял США в том, что они «перешагнули свои национальные границы во всех сферах», и в том, что расширение НАТО было направлено против интересов России. «Тогда все были склонны пропустить это мимо ушей как единичный казус, — сказал Гейтс. — Но это был предвестник».

Для Путина это была история напрасных надежд и их краха; у него сформировалось убеждение, что вне зависимости от того, насколько сговорчивым он сам может быть, у западных держав, и прежде всего США, есть врожденное предубеждение против отношения к России как к полноправному партнеру и уважаемому члену международного сообщества. Во внутренней политике он все ближе подходил к авторитарно-националистической концепции российского государства. Он знал, что паление коммунизма и советской власти оставило на их месте вакуум — национальной идеи, которая могла бы заменить марксизм-ленинизм, не было. В 2012 году, когда Путин вернулся на президентский пост — на свой третий срок, — он почувствовал необходимость создать свою собственную российскую идеологию и обратился к глубинным для российской политической культуры течениям — национализму, ксенофобии и социальному консерватизму. К примеру, четыре года назад, когда Путин подписал закон, направленный против геев, он играл на глубоко укорененных консервативных предубеждениях, более ранних, чем советский коммунизм, характерных не для ориентированных на Запад интеллектуалов и городского среднего класса, а для многих миллионов других.

Вряд ли Путина удивило негодование либералов, выраженное администрацией Обамы и другими западными правительствами. Эта конфронтация и была тем, что ему было нужно, — средством укрепления его власти внутри страны, позволявшим создать образ окруженного врагами, сталкивающегося с постоянными угрозами российского государства. Хотя Путин вырос в атеистические советские времена, он тем не менее порицал секулярных американцев и европейцев за то, что они отказались от своих корней, включая христианские ценности, составляющие основу западной цивилизации. Его консерватизм, как он утверждает, препятствует движению назад и вниз, в хаотическую тьму и возвращению в примитивное состояние.

У Путина вызвало тревогу то, что администрация Обамы положительно отнеслась к восстаниям в Тунисе и Египте. А атака на режим Муаммара Каддафи, которую возглавили США, его просто взбесила. В начале 2011 года, когда ливийцы выступили против Каддафи, Путин был якобы на вторых ролях, занимая должность премьер-министра; президентом был его протеже Дмитрий Медведев, и он принял судьбоносное решение не накладывать вето на поддержанную США резолюцию Совбеза ООН, одобряющую военную операцию в Ливии. Это был один из немногих случаев, когда несогласие Путина и Медведева не стали скрывать от публики: Путин осудил решение, сравнив резолюцию со «средневековым призывом к крестовым походам». В октябре 2011 года толпа ливийцев обнаружила Каддафи, прятавшегося в подземном водопроводе, вооруженного позолоченным 9-миллиметровым пистолетом, вытащила его наружу и убила — эти страшные кадры увидели телезрители всего мира. С точки зрения Путина, это была типовая модель западной интервенции: разжечь протесты, поддержать их на словах, дать дипломатическое прикрытие, а если все это не поможет — послать бомбардировщики. Эпилогом становится неконтролируемое насилие и бесславная гибель лидера страны. По мнению бывшего главного редактора независимого интернет-телеканала «Дождь» и автора книги «Вся кремлевская рать» Михаила Зыгаря, Путин воспринял гибель Каддафи как предметный урок: слабость и компромисс недопустимы: пока Каддафи был парией, никто его не трогал, но как только он приоткрылся для внешнего мира, его не только свергли, но и убили на улице, как паршивого старого пса.

Путин считал антикремлевские продемократические демонстрации в Москве, начавшиеся в 2011 году, репетицией восстания, которому надо было помешать. Наряду с переворотами в зарубежных странах они усилили его обиду на Запад. Тогдашний советник Обамы по национальной безопасности Том Донилон заметил, что Путина больше всего беспокоили внутриполитическая стабильность и предполагаемая иностранная угроза ей. Путин был убежден, что «были предприняты попытки подорвать его режим», сказал Донилон: «С самого начала своей второй избирательной кампании он насаждал в России активную враждебность по отношению к США и Западу». В сентябре 2013 года , когда Путин отклонил запрос о выдаче Эдварда Сноудена, Обама отменил запланированный визит в Москву. «После этого коммуникации совершенно разрушились», — сказал Донилон. Он заметил, что Путин стал целенаправленно удалять со своей орбиты людей, не связанных с разведкой. «В противоположность ситуации в Китае, это не «система» российской национальной безопасности, — сказал бывший советник Обамы. — Он работает с очень небольшой группой лиц, и это бывшие сотрудники КГБ и ФСБ».

Несогласие внутри страны успешно оттеснено на обочину общественной жизни. Оппозиционных кандидатов часто не допускают к выборам с помощью юридических ухищрений, а если им все же удается попасть в бюллетени, им отказывают в освещении их кампаний в СМИ, не говоря уже об «административном ресурсе», которым пользуются прокремлевские политики. За последние полтора десятилетия в России убиты около тридцати журналистов; правозащитные группы, получающие финансирование из-за рубежа, обязаны регистрироваться как «иностранные агенты». А нынешнее российское телевидение не просто покладисто - оно подобострастно по отношению к властям. «Представьте себе, что у вас две дюжины телеканалов, и все они Fox News, — сказал Владимир Милов, бывший при Путине замминистра энергетики, а теперь ставший его критиком.

Но эти каналы мало похожи на унылое советское телевидение с его напыщенным языком и грошовой стоимостью продукции. Так же, как Путин не наполняет каторжные лагеря бесчисленными «врагами народа» по примеру Сталина, а вместо этого устраивает устрашающие судебные процессы избранных знаменитостей, таких, как бизнесмен Михаил Ходорковский или панк-группа Pussy Riot, так и его пропагандисты копируют иностранные формы — информационно-аналитические программы, музыкальные шоу, телеигры, реалити-шоу. Многие общественные деятели не имеют возможности появиться ни в одном ток-шоу или выпуске новостей. Но россияне все же могут получать независимую информацию с помощью Фейсбука и разнообразных интернет-сайтов, книги и журналы, выражающие критическую по отношению к власти позицию, доступны в продаже и в интернете, продолжает работать и либеральная радиостанция «Эхо Москвы». Однако даже в эру интернета больше 80% россиян узнают новости из телевизора. Манипулирование телевизионным освещением — ключевой фактор, обеспечивающий Путину необычайно высокие рейтинги популярности, обычно выше 80% — Дональд Трамп может только восхищаться и завидовать.

В октябре 2012 года по случаю 60-летия Путина ведущий его любимой телепрограммы «Вести недели» Дмитрий Киселев посвятил президенту длинный панегирик, в котором сказал: «По масштабу деятельности Путин-политик из своих предшественников ХХ века сопоставим лишь со Сталиным». Телеканал НТВ показал документальную программу «В гостях у Путина» — ведущий побывал в его кабинете и подмосковной резиденции. Хотя хорошо информированные критики говорят, что у Путина состояние в миллиарды долларов и двадцать резиденций, в программе он предстал почти аскетом, который просыпается в полдевятого, поднимает тяжести, плавает на длинные дистанции, ест скромный завтрак (свекольный сок, овсянка, сырые перепелиные яйца) и работает до глубокой ночи.

«Все эти телевизионные жанры подчеркивают, что Путин находится над всем и над всеми — не просто высший начальник, но воплощение российской государственности», — сказала редактор журнала «Контрапункт» Маша Липман. Самое важное в политике пространство — это не территория Кремля. Это пространство внутри черепа президента.

В длинном документальном фильме «Президент», показанном по государственному телевидению в 2015 году, Путин напомнил высказывание, приписываемое знаменитому гангстеру Аль Капоне: «Доброе слово и Smith & Wesson действует гораздо эффективнее, чем просто доброе слово». «И, к сожалению, он был прав», — добавил президент. Позже в том же фильме журналист <Владимир Соловьев. — The Insider> спросил у Путина, думает ли тот, что Запад боится России, потому что некогда разваливавшееся государство внезапно превратилось в мощного политического игрока. Он называет Путина лидером консервативной части и европейского, и американского общества.

Путин принимает обе эти предпосылки. «Так называемые правящие круги, политические и экономические элиты этих стран нас любят, когда мы нищие, бедные и стоим с протянутой рукой», — говорит он. Но когда Россия начинает заявлять о своих интересах, по словам Путина, Запад начинает чувствовать геополитическое соперничество, и это ему не нравится.

***В феврале 2014 года, через несколько часов после того как измученный многомесячными протестами президент Украины Виктор Янукович бежал из Киева, Путин принял решение вторгнуться в Крым. Он опасался, что Украина повернется спиной к России и возьмет курс на сближение с Европой. Вторжение было для Путина способом громко и грубо дать всем понять, что он больше не согласен с миропорядком, в котором ведущая роль принадлежит Западу. Но это для него был в том числе и личный вопрос. Бывший замдиректора ЦРУ Майкл Морелл считает, что падение Януковича заставило Путина беспокоиться о своей собственной власти и благополучии. «Это произошло в самом центре славянского мира, и он не мог позволить этому стать прецедентом для аналогичного движения в России, направленного против него, — сказал Морелл. — Он должен был это сокрушить».

В сирийской войне Путин и его приближенные увидели возможность остановить тенденцию, которая началась с американского вторжения в Ирак и продолжилась падением диктаторов Египта и Ливии. Бывший высокопоставленный американский чиновник, которому приходилось иметь дело с Россией, сказал: «Это был период, когда США, по мнению Путина, могли пользоваться международными институтами для свержения режимов, которые мы считаем агрессивными, так, как в Ливии, и Путин должен был утвердиться в Сирии, чтобы Россия была за столом переговоров и могла сопротивляться попыткам международного сообщества продолжать эту линию». Как заметил в прошлом месяце министр обороны России Сергей Шойгу, российская интервенция в Сирии «позволила решить геополитическую задачу — прервать цепь «цветных революций»». Российское телевидение, разумеется, изображало осаду Алеппо как просвещенный акт освобождения без какого-либо насилия и жестокости.

В США вопрос о том, что делать с Россией, был постоянным предметом споров между Пентагоном и Белым домом. Украина хотела получить современное оружие, чтобы бороться с поддерживаемыми Россией мятежниками. Эвелин Фаркаш, занимавшаяся политикой Пентагона в отношении России, полностью поддерживала просьбу Украины, но Обама и его команда советников по национальной безопасности отклонили запрос. Вместо этого США предоставили Украине «нелетальную» помощь, в том числе автомобили, радары и бронежилеты. В 2014 году, выступая перед сенатским комитетом по международным отношениям, Фаркаш призывала к более существенной американской помощи и назвала действия России «оскорблением для всего международного порядка, который мы и наши союзники выстраиваем со времен окончания Второй мировой войны».

Администрация не без оснований считала, что эскалация конфликта спровоцирует месть со стороны России, загонит Путина в угол и, поскольку Путин никогда не примет военное поражение мятежников, в конечном счете дорого обойдется Украине. Но Фаркаш была несогласна: «Мы просто не обращаем внимания на то, что русские делают в Украине, потому что это Украина и ставки России там очень высоки. Они не рискнут так обойтись с США». В конце концов она бросила попытки убедить Обаму. «Я так устала от всего этого», — сказала она. В октябре 2015 года она подала в отставку и в конце концов стала советником по внешней политике у Хиллари Клинтон, которая иногда высказывалась в пользу применения военной силы, когда Обама на это не решался. «Когда я присоединилась к штабу Клинтон, я почувствовала удивительную вещь: мне больше не нужно было воевать за свою позицию, потому что Клинтон сама думала о России примерно то же, — сказала Фаркаш. — Но потом стало хуже».

4. Гибридная война

Сам Путин редко пользуется компьютером, но его страна при нем вступила в цифровую эру. Когда-то Россия была технологически отсталой: Советский Союз до 1990 года не подключался к интернету, а спецслужбы так слабо разбирались в технологиях, что, как пишут Андрей Солдатов и Ирина Бороган в книге «Красная паутина», потребовали от «Релкома» — первого в стране коммерческого интернет-провайдера — чтобы он предоставлял распечатки всех коммуникаций, проходивших через его сеть. Тогда инженеры запротестовали, и о приказе пришлось забыть. Но уже в 1996 году новое поколение российских хакеров осуществило первое направляемое государством проникновение в компьютерные сети американских военных. Были похищены десятки тысяч файлов, в том числе чертежи военного оборудования, карты размещения вооружений, информация о структуре войск. Как пишет историк кибервойн Фред Каплан в книге «Темная территория», российские хакеры сделали то, что в Пентагоне считали почти невозможным, — взломали секретную сеть, которая даже не была соединена с общедоступным интернетом. Как выяснилось, российски шпионы завезли дешевые флешки, зараженные вирусами, в киоски около штаб-квартиры НАТО в Кабуле, справедливо рассчитывая, что кто-нибудь из американских военных купит одну такую и вставит в секретный компьютер. В последнее десятилетие компьютерная тактика стала важнейшим компонентом действий России по распространению влияния на ее соседей.

Однажды поздним весенним вечером в 2007 году президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес работал на своем ноутбуке у себя дома. У него были проблемы с выходом в интернет. Новостные сайты не отвечали. Правительственные тоже. Президент решил, что это может быть какая-то техническая проблема. «Первая реакция не была связана с мыслью, что мы подверглись атаке», — сказал он недавно. Но сделав несколько звонков, он понял, что кто-то напал на один из основных активов Эстонии.

Эстонии, родине Skype и местонахождению многих других компьютерных компаний, в технологических кругах дали прозвище e-Stonia; это одна из самых подключенных к интернету стран мира. Но Эстония оказалась вовлечена в конфликт с Россией из-за того, что в Таллине решили переместить из центра города памятник советскому солдату Второй мировой войны. Российское государство публично предупредило, что перенос памятника будет тяжким оскорблением истории и станет «катастрофой для эстонцев».

27 апреля статую перенесли на кладбище. Почти моментально в русскоязычных чатах появились инструкции, как стать хакером-любителем. Собственно, участникам нападения не нужно было взламывать эстонские сайты, они просто обвалили их с помощью DDoS-атаки, продолжавшейся две недели. Расследование так и не смогло установить источник атаки, но Ильвес, в октябре 2016 года ушедший в отставку с президентского поста, считает, что ее устроили совместно российское государство и преступные сообщества. «Я называю это частно-государственным партнерством, — сказал он с усмешкой. — Государство наняло мафию».

Хотя международная пресса почти не обратила внимания на этот инцидент, это было знаковое событие — организованная государством кибератака в политических целях. «Эстония показала, что Россия собирается применять новые агрессивные способы реакции, чтобы достигать политических целей, — сказал Майкл Салмайер, при президенте Обаме работавший в Пентагоне экспертом по киберполитике. — Что такого сделала Эстония? Передвинула статую».

Россия приобрела определенную репутацию среди тех, кто связан с безопасностью, благодаря своим амбициям, техническим навыкам и скорости. Всего лишь через год после атаки на Эстонию, во время конфликта с Грузией из-за Южной Осетии, российские танки и самолеты вторглись на спорную территорию в тот самый момент, когда хакеры взломали пятьдесят четыре грузинских сайта, обслуживавших правительство, прессу и банки. Они похитили военную информацию и затормозили интернет во всей стране. Грузинские офицеры искали способы передавать приказы войскам, а у изумленных граждан не было способов узнать, что происходит.Грузинская кампания была «одним из первых случаев, когда обычные наземные операции были совмещены с киберактивностью, — сказал Салмайер. — Она показала не просто понимание того, что эти приемы могут быть полезны, если применять их вместе, но и то, что русские готовы к этому. Эти парни все сделали».

Но российские стратеги и кремлевские чиновники сочли грузинскую кампанию провалом в плане международной пропаганды. Хотя Россия превалировала в военной сфере, ее версия событий с первых же минут конфликта оказалась в тени грузинской. Для России пятидневный конфликт был «полным поражением в информационном пространстве», как сказал российский генерал в отставке Павел Золотарев, ныне профессор Академии военных наук. «Наше телевидение показало, как началась бомбардировка, вторжение грузинских сил и так далее, — сказал Золотарев, который в 1990-х годах был одним из соавторов чернового варианта российской доктрины национальной безопасности. — Эти картинки через два дня показали на Западе, но так, как будто это Россия устраивает бомбардировки и нападает на Грузию». Российские генералы сделали выводы из этого урока и занялись исследованием возможностей применения прессы других инструментов в информационной войне. Позже результаты их исследований были воплощены в Украине и Сирии.

Тем временем США сами достигли успеха в кибервойнах. В 2008 году США совместно с израильской разведкой провели первую цифровую атаку на критическую инфраструктуру другой страны, запустив «червя», известного как Stuxnet, который был предназначен для того, чтобы заставить центрифуги в Иране бесконтрольно раскручиваться; это должно было помешать иранской ядерной программе.

Но по дипломатическим соображениям некоторые американские «активные мероприятия» не были осуществлены. Администрация Обамы проводила политику «перезагрузки» отношений с Россией, подписывала с ней соглашения, сотрудничала по отдельным вопросам, несмотря на общий рост напряженности. «Киберпространство было областью, где мы пытались работать вместе с Россией, — сказала сотрудница Пентагона Эвелин Фаркаш. — Вот в чем ирония. Мы встречались с их большими шпионами и пытались разработать что-то вроде ограничения вооружений в этой сфере».

В 2011 году, когда директором Совета национальной безопасности по политике компьютерной безопасности стал Роберт Нейк, Белый дом выдвинул инициативу по борьбе с китайскими хакерами — так называемую «контркитайскую стратегию». Нейк вспоминал: «Тогда был вопрос — а где контрроссийский план? И контриранский план?» Трудность была в том, что после Stuxnet Америке нужно было сотрудничество с Ираном. С 2011 по 2013 год связанные с Ираном хакеры провели DDoS-атаки на десятки американских банков и финансовых компаний, но США не отвечали подобными же мерами — отчасти из-за того, что администрация вела переговоры с Ираном по ограничению его ядерной программы. «Если бы мы в ответ на DDoS-атаку спускали с поводка наш гнев, я не знаю, чего бы мы добились с иранской сделкой», — сказал Нейк. В других случаях администрация отказывалась от жестких ответов, чтобы сохранить возможность применить подобные средства против других стран. «Пока мы думали, что больше выигрывали от определенной системы правил, чем теряли, мы продвигали эту систему правил», — сказал Нейк.

***В России формировалась новая доктрина, согласно которой она должна изучать то, что считает бесчестными инструментами Запада, чтобы противостоять им у себя дома и применять их на практике за границей. Представление о том, как это могло выглядеть, мы получили в феврале 2013 года, когда глава генштаба Валерий Герасимов опубликовал в «Военно-промышленном курьере» — журнале с очень маленькой, но влиятельной аудиторией, состоящей из российских военных стратегов — статью с успокаивающим названием «Ценность науки в предвидении». Статья призывала к тому, чтобы перенимать западную стратегию, включающую военную, технологическую, медийную, политическую и разведывательную тактику для дестабилизации врага с минимальными затратами. Стратегия, которая стала известна как «гибридная война», была амальгамой, которую государства уже использовали на протяжении жизни нескольких поколений, но текст Герасимова получил статус легенды и в международных военных кругах стал известен как «доктрина Герасимова».

Герасимову 61 год. Он всегда фотографируется в тугой военной форме цвета хаки, чаще всего с брезгливой гримасой. Он учился на командира танка, а потом быстро вскарабкался по ступеням военной иерархии. Во время Второй чеченской войны он командовал 58-й армией. В статье в «Военно-промышленном курьере» Герасимов предположил, что в будущих войнах соотношение невоенных и военных мер будет 4:1. Невоенные меры должны включать действия, направленные на изменение политического и общественного ландшафта в стране противника с помощью подрывной деятельности, шпионажа, пропаганды и кибератак. Статья вышла во время «Арабской весны», и Герасимов ссылался на анархию и насилие, захлестнувшие Ливию и Сирию, как на доказательство того, что, столкнувшись с комбинацией давления и вмешательства, «вполне благополучное государство за считанные месяцы и даже дни может превратиться в арену ожесточенной вооруженной борьбы, стать жертвой иностранной интервенции, погрузиться в пучину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны».

Такие события он называет «типичной войной XXI века». «Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия», — пишет он.

Российский генерал в отставке Павел Золотарев объяснил, что после публикации статьи Герасимова стратеги «проанализировали действия западных стран, прежде всего США, на постсоветском пространстве и пришли к выводу, что манипуляции в сфере информации — очень эффективный инструмент». Сначала пользовались «дедовскими методами: разбрасывали листовки и другие печатные материалы, манипулировали радио и телевидением, — сказал Золотарев. — Но внезапно появились новые средства».

Годом позже советы Герасимова показались пророческими. Быстрая российская операция по захвату Крыма, противоречившая международному законодательству,застала американцев врасплох. Российская пропаганда разожгла промосковские настроения у населения полуострова, которое к тому моменту уже устало от украинских политических лидеров и к тому же имело глубокие исторические связи с Россией. Солдаты без знаков различия, так называемые «зеленые человечки» окружили украинские военные базы в Крыму, и через несколько дней Россия провела наспех организованный срежиссированный референдум.

Но и с подъемом новых технологий глубинная сущность таких операций не изменилась. Они не столько создают что-то новое из ничего, сколько перемешивают варево, которое уже начинает кипеть. В США такая стратегия, как взлом почты демократов, была всего лишь попыткой углубить существующее состояние смятения и недоверия. «Чтобы что-то произошло, нужно, чтобы много факторов сошлось воедино, — сказал глава института военных исследований Александр Шаравин, член московской Академии военных наук, где часто выступает Герасимов. — Если поехать, к примеру, в Великобританию и рассказать там, что королева плохая, ничего не случится, не будет никакой революции, потому что отсутствуют необходимые условия — для этой операции нет подходящего фона». Но, как сказал Шаравин, в Америке эти предпосылки были.В начале 2014 года, когда напряженность в американо-российских отношениях усиливалась на фоне конфликтов в Украине и Сирии, против Америки применили тактику, обычную для политики Москвы: утечку, превращенную в оружие. Пока США и Евросоюз осуждали детали, касающиеся возможного переходного правительства в Украине, помощник российского замминистра опубликовал в твиттере ссылку на аудиозапись фрагмента разговора между помощником госсекретаря США Викторией Нуланд и ее коллегой, послом США в Украине Джеффри Пайеттом; вскоре запись была выложена на YouTube. В разговоре Нуланд отчетливо произнесла нецензурную пренебрежительную фразу о Евросоюзе; в России знали, что эта фраза осложнит отношения между американцами и их европейскими партнерами. В Госдепартаменте об утечке сказали, что до такого российские спецслужбы еще не опускались. На вопрос о том, как Москва была за это наказана, посол США в России при администрации Обамы Майкл Макфол ответил: «Насколько мне известно, никак. Думаю, это была ошибка».

Советник Обамы Бенджамин Роуз сказал, что агрессивность Москвы усилилась с того момента, как начались демонстрации на киевском Майдане. «Когда об этом напишут исторические труды, там будет сказано, что за пару недель Майдана соперничество в духе холодной войны превратилось в нечто значительно большее, — сказал он. — Нежелание Путина подчиняться каким-либо нормам началось именно тогда. Он прошел путь от провокаций до неуважения к любым международным границам».

Осенью 2014 года группа хакеров, известная как Dukes, проникла в незасекреченную компьютерную сеть Госдепа и получила над ней контроль; как выразился один из чиновников, система «принадлежала им». В службах безопасности считают, что Dukes, известные также как Cozy Bear, действуют под управлением российского государства. О размере и составе российской команды государственных кибервоинов известно мало. В 2013 году министерство обороны объявило, что создает «научные роты» и подразделения «информационных операций». Сотрудник министерства позже объяснил, что их назначение — «подрыв информационных сетей вероятного противника». Специалист по информационной безопасности и киберперступлениям Олег Демидов, консультант московского ПИР-центра, сказал: «В то время идея показалась смешной. Но за ней было нечто реальное, эти подразделения действительно были созданы и укомплектованы выпускниками лучших технических университетов страны». На следующий год российские военные стали активно вербовать молодых программистов; появилась социальная реклама, в которой под звуки heavy metal солдат откладывает в сторону винтовку и садится за клавиатуру компьютера.

Недавно отставной полковник КГБ рассказал журналу «Огонек», что в России около тысячи человек заняты в интернет-операциях вооруженных сил и спецслужб. В прошлом ноябре уважаемое интернет-издание «Медуза» опубликовало подробную статью, где говорится, что несколько сот технических специалистов уволились из коммерческих фирм, чтобы работать в государственных киберкомандах. Представитель министерства обороны отказался подтвердить какие-либо детали и сказал корреспонденту «Медузы», что эта тема засекречена, «чтобы никто не мог узнать, как мы их [научные роты] можем применить», и предупредил: «Не рискуйте дальше ничего делать, не ставьте на себе прицел».

После взлома сети Госдепа Dukes занялись компьютерной сетью, обслуживающей исполнительный офис президента, тоже незасекреченной. В этой сети содержится, в частности, информация о его перемещениях. В феврале 2015 года российские вторжения, все более интенсивные, вызвали тревогу в Вашингтоне, и директор национальной разведки Клэппер заявил на слушаниях в Сенате, что «российская киберугроза более серьезна, чем мы считали раньше».

Это же беспокоит и европейских чиновников. Сообщают, что Генеральный директорат внешней безопасности — французская разведка — обеспокоен тем, что российские шпионы, хакеры и прочие занимаются поддержкой Марин Ле Пен, кандидата в президенты от ультраправой партии Национальный фронт. Российские государственные СМИ писали, что один из ее оппонентов Эмманюэль Макрон — инструмент американских банков и, кроме того, тайно встречается с любовником-геем. Ле Пен, партия которой получала кредиты в российском банке, поддержала кремлевскую линию в отношении Крыма, заявив, что эта территория всегда была частью России.Глава внешней разведки Германии Бруно Каль выразил озабоченность тем, что российские хакеры пытаются устраивать подрывные акции и на немецкой политической сцене, где переизбрания добивается федеральный канцлер Ангела Меркель — убежденная сторонница НАТО и Евросоюза. Ссылаясь на российское вмешательство в американские выборы, Каль сказал газете Süddeutsche Zeitung: «Взломщики заинтересованы в делегитимизации демократического процесса как такового, вне зависимости от того, кому они в конечном счете помогут». Директор внутренней разведки германии предупреждал о «растущем количестве свидетельств попыток повлиять на федеральные выборы». Он сказал The Times, что уже отметил интенсификацию «агрессивного кибершпионажа» против немецких политиков.

***В 2015 году, когда Dukes обратили внимание на Национальный комитет демократической партии, очевидной целью было сыграть на разногласиях межу членами партии. В сентябре агент ФБР позвонил в Национальный комитет и сообщил, что его компьютерная сеть, по-видимому, взломана. Агента перенаправили в службу поддержки, технический специалист записал информацию, поискал с помощью Google информацию о Dukes и провел простейшую проверку на следы взлома. В октябре агент ФБР оставил еще несколько сообщений, но ни разу не приехал в офис, а руководство комитета не установило полномасштабную защиту.

В марте 2016 года угроза была уже несомненна. Специалисты по компьютерной безопасности обнаружили другую группу российских хакеров, известную как Fancy Bear, которая с помощью фишинговых писем взломала почтовые ящики Джона Подесты и других функционеров партии. Fancy Bear, так же, как и Cozy Bear, оставили следы по всему земному шару; их «техническая подпись» просматривается в атаках на Бундестаг, артиллерийские системы Украины и Всемирное антидопинговое агентство. «Я никогда раньше не встречал группу хакеров, которая не меняет стиль работы после того как ее обнаружили, — сказал руководитель ведущей московской фирмы,занимающейся компьютерной безопасностью, Илья Сачков. — Какая логика заставляет их сохранять свои методы неизменными?» Чарльз Кармакал, специалист из компании FireEye, которая прежде изучала деятельность хакерских групп в ходе выборов, сказал, что хитроумные хакеры часто оставляют следы, которые можно использовать в суде. «Даже лучшие команды делают ошибки, и много раз оказывалось, что парни, которые в совершенстве владеют искусством взлома, — это не те, кто знает, как вести расследования и понимать смысл всех артефактов, которые те оставляют во взломанном компьютере».

В конечном счете для того, чтобы провести атаку, не нужно быть специалистом сверхвысокого класса. Получение доступа к почтовому ящику с помощью фишингового письма больше похоже на проникновение в автомобиль с помощью плечиков для одежды, чем на создание сложного кибероружия, такого, как Stuxnet. Эксперт по информационной безопасности Олег Демидов сказал, что с технической точки зрения взлом был «посредственный — типичный, совершенно стандартный, ничего выдающегося». Настоящим успехом, по мнению Демидова, было «понимание, что делать со всей этой информацией после того, как ее получили».

22 июля, за три дня до съезда демократической партии, сайт WikiLeaks опубликовал около двадцати тысяч электронных писем. Самым вредным для партии в них было то, что национальный комитет, формально беспристрастный, пытался помешать кампании Берни Сандерса. В одном из писем председатель комитета Дебби Вассерман-Шульц писала о Сандерсе: «Президентом он не будет». Ее добровольная отставка не особенно помогла умерить общественное негодование, которое воспламеняли разговоры о секретности, популизме и привилегиях; все эти темы уже были частью арсенала Трампа, направленного против Клинтон. Несколько месяцев спустя Вассерман-Шульц упрекала ФБР в том, что агентство не реагировало на взлом более агрессивно. «Как они могли в течение месяцев ограничиваться телефонными разговорами с IT-специалистом? — сказала она в интервью. — Как могло произойти, что их протокол не требовал ничего другого? Что-то нужно менять, потому что это не последнее, что мы об этом слышим».

Временный председатель Национального комитета Донна Бразил работала на семи президентских кампаниях, но она была не готова к такому уровню ненависти — вплоть до угроз убийства — в отношении сотрудников комитета и его спонсоров. «Я с юга, и я привыкла к традиционным политическим кампаниям, когда со всех сторон слышишь «сучка», «ниггерша» или слова еще похлеще, — сказала она. — Но на этот раз тут уже не обычная для американской политики разновидность антипатии. Это что-то другое». Кто-то создал от ее имени фальшивый почтовый ящик и писал журналисту The New YorkTimes. «Это психологическое оружие в чистом виде», — сказала она. Телекомпания CNN, где Бразил была комментатором, разорвала связи с ней, когда из похищенного письма выяснилось, что она поделилась возможными вопросами для дебатов с избирательным штабом Клинтон.

Пока сотрудники администрации Обамы не могли решить, как им реагировать на кибератаки, до них стало доходить, что в России создается и распространяется через соцсети поток фейковых новостей о Хиллари Клинтон — потенциально куда более опасное явление. «Русские стали значительно умнее с тех времен, когда они пользовались наемными демонстрантами и фальшивыми листовками, — саказал один из сотрудников администрации. — Летом, когда это было действительно важно, — именно тогда Россия осуществляла свою стратегию через соцсети — у нас не было полной картины. В октябре, когда она у нас появилась, было уже поздно».

Через несколько недель после публикации сайтом WikiLeaks украденной переписки национального комитета, администратор страницы сторонников Сандерса из Сан-Диего в Фейсбуке Джон Маттес, один из организаторов его кампании, обратил внимание на появление значительного числа подписчиков с фальшивыми профилями. У одного из них — под именем Оливер Митов — почти не было друзей, не было фотографий, но он принадлежал к шестнадцати группам в поддержку Сандерса. 25 сентября Митов написал на нескольких просандерсовских страницах: «Новая утечка: вот кто приказал Хиллари бросить четверых в Бенгази — USAPoliticsNow». Это была не имеющая под собой никаких оснований история о том, что Клинтон якобы получила миллионы долларов от саудовской королевской семьи. Маттес сказал: «Фейковая новость угнетала и обескураживала часть избирателей Берни. Когда я понял это, я сказал: «Нами манипулируют»».

Исследование двух экономистов — Мэтью Генцкова из Стэнфорда и Ханта Оллкотта из Нью-Йоркского университета, — проведенное после выборов, показало, что за последние три месяца кампании вымышленные истории в поддержку Трампа публиковались в четыре раза чаще, чем ложь в поддержку Клинтон. Исследователи также обнаружили, что примерно половина читателей фейковых новостей верила им. Исследование специалиста по изучению интернета из Оксфордского университета Филипа Н. Хауарда показало, что во время вторых дебатов кандидатов в президенты автоматизированные аккаунты в Твиттере, известные как «боты», создали в четыре раза больше твитов в поддержку Трампа, чем в поддержку Клинтон, что вывело заявления Трампа в топ популярных тем, а это, в свою очередь, формирует приоритетные темы для прессы. Исследователи интернета и политтехнологи считают, что значительное число этих ботов связано с лицами и организациями, поддерживаемыми, а иногда и финансируемыми Кремлем.

7 ноября WikiLeaks опубликовали первую порцию электронной переписки с аккаунта Подесты; всего было обнародовано около 50 тыс. писем. Прежде сайт получил известность, опубликовав в 2010 году секретные американские правительственные документы, а его основатель Джулиан Ассанж получил убежище в эквадорском посольстве в Лондоне, чтобы избежать выдачи Швеции, где его обвинили в изнасиловании; сам он считает, что США будут добиваться от Швеции его экстрадиции. Он оставался политическим радикалом, некоторое время вел программу на российском телевидении, а в последнее время критиковал кандидатуру Клинтон; так, в феврале прошлого года он написал, что «она втянет США в бесконечные глупые войны, из=за которых распространится терроризм».

На WikiLeaks выкладывали новую партию писем чуть ли не каждый день до самых выборов. Журналисты писали о содержании писем — это были разнообразные сплетни, выдержки из речей Клинтон, за которые было немало заплачено, внутрипартийные споры о заявлениях, сделанных Клинтон в Бенгази, споры в фонде Клинтонов о политическом риске, который создают пожертвования иностранцев. Подеста считает, что эффект от публикации отдельных историй увеличили манипуляции в соцсетях. Штаб Клинтон попытался переключить внимание с содержания писем на тот факт, что они были украдены, но это принесло мало пользы. «В момент, когда все это происходит, вы не видите настоящего масштаба атаки, — сказал Подеста. — Но это в глубине оказывает разъедающее действие».

Некоторые помощники Клинтон подозревают, что оптимальное время для публикаций подсказал WikiLeaks бывший советник Трампа Роджер Стоун. За шесть дней до начала публикаций Стоун написал в твиттере: «С Хиллари Клинтон покончено. WikiLeaks». Сам он сказал, что такое подозрение ему льстит, но отрицал, что давал группе советы. Он сказал, что об утечках его предупредил один его и Ассанжа «общий друг»: «Мне сказали, что информация, которая там есть, будет разрушительной для Клинтон. В подробности меня не посвятили». Стоун оказался среди тех,чьи имена упоминались в новостях о контактах между штабом Трампа и российскими разведчиками. По словам Стоуна, ЦРУ им никогда не интересовалось, а потому подозрения беспочвенны. «Если у них есть свидетельства преступления, они предъявляют кому-то обвинение, — сказал он. — Я не имел контактов ни с кем из России. Я никогда не был в России. Я не знаю ни одного русского».

В ходе кампании Клинтон было сделано множество тактических ошибок без всякой иностранной помощи, а подход Трампа к белым избирателям из рабочего класса оказался значительно эффективнее, чем считали журналисты. Но, с точки зрения Подесты, взлом электронной почты нанес кампании тяжелый ущерб, потому что оживили никак не связанную с этим старую историю о неосторожном использовании Клинтон частного почтового сервера. «Это сформировало ленту новостей в фейсбуке, — сказал он. — Упоминания об электронной переписке долго держались на заметных местах в ленте новостей, и под баннером с текстом об электронной почте было темное облако.

В пятницу 28 октября директор ФБР Джеймс Коуми объявил, что выплыли на поверхность новые письма Клинтон. Это дело не имело никакой связи с историей о неосторожном обращении Клинтон с почтой. Подеста сказал: «До этой пятницы мы не видели больших сдвигов в общественном мнении. Группа электората, которая сильнее всех изменила позицию, — это женщины без высшего образования. Думаю, в последние две недели распространение фейковых новостей в определенных местах сыграло свою роль. Если вы проигрываете в трех штатах с суммарным отрывом в 70 тысяч голосов, трудно сказать о какой-то конкретной вещи, что она все изменила. Любая вещь важна. Но я думаю, что это определенно имело воздействие. Взаимодействие между всем этим и ФБР создало водоворот, который и дал результат».

5. Теория турбулентности

Российский политический истеблишмент и официозная пресса приветствовали инаугурацию Трампа с нескрываемым ликованием. Старый порядок рушился, а вместе с ним — и препятствия для амбиций Путина. «В 1917 году вооруженные сторонники Ленина взяли штурмом Зимний дворец, арестовали министров-капиталистов и перевернули общественно-политический строй, — говорилось в передовой статье «Московского комсомольца». — 20 января 2017 года никто в Вашингтоне не собирался штурмовать Конгресс и Белый дом и вешать на фонарных столбах крупных деятелей «прежнего режима», как это происходило век назад в России. Но самоощущение американской политической элиты — или, по меньшей мере, либеральной ее части — не сильно отличается от чувств российской буржуазии столетней давности».

Ведущий «Вестей недели» Дмитрий Киселев опровергал обвинения Трампа в расизме как «ни на чем не основанный миф», а его сексистские и хищнические заявления объяснял всего лишь «минутной импульсивностью». Трамп, по словам Киселева, — это тот, кого в России называют мужиком, то ест настоящий мужчина. Киселев напомнил, что в первый же день своей работы в должности президента Трамп удалил с сайта Белого дома раздел, посвященный защите прав геев и лесбиянок, — он никогда это не поддерживал, он всегда стоял за ценности традиционной семьи.

Ни один разумный аналитик не поверит, что российские «активные мероприятия» в США и Европе были решающим фактором, обеспечившим восхождение Трампа и европейских националистических политиков. Недовольство глобализацией и деиндустриализацией — куда более важные факторы. Но многие в западной Европе боятся, что Запад с его послевоенными альянсами и институтами в опасности и что на Трампа с его сомнениями в необходимости НАТО и поддержкой Brexit и тому подобных антиевропейских движений рассчитывать нельзя. Хотя и госсекретарь Рекс Тиллерсон, и министр обороны Джеймс Мэттис выразили поддержку традиционным альянсам, Трамп сохраняет абсолютно некритическое отношение к Путину. «С точки зрения НАТО, Трамп изменяет ситуацию, — сказал генерал Ширрефф. — Главное, чего мы боимся, — это оскопление НАТО и самоустранение Америки из сферы европейской безопасности. Если это случится, у Путина будут все возможности. Если Трамп отступит — так, как он обещал, пока был кандидатом, — Путину можно будет даже не вторгаться в страны Балтии: он и так будет там доминировать. Начнется коллапс институтов, созданных для обеспечение нашей безопасности. И если это случится, вы увидите ренационализацию всей Европы».

«Как долго Ангела Меркель сможет продержаться против Трампа? — задается вопросом Стивен Сестанович, который был советником по России и в администрации Рональда Рейгана, и в администрации Билла Клинтона. — В Европе она уже в одиночестве. Похоже, Путин станет превосходящей силой на континенте». Der Spiegel недавно опубликовал пугающую редакционную статью, отражающую общее смятение в Европе и падение престижа Америки после избрания Трампа. Новый президент, говорится в статье, становится «опасностью для мира», и германия должна ему противостоять.

Бывший советник Клинтона Строуб Толботт сказал: «Есть очень реальная опасность не только поражения во второй Холодной войне — или попытки изменить ситуацию, которая закончится поражением, — но и того, что причиной поражения будет прежде всего извращенная дружба, почти непостижимое уважение, которое Трамп питает к Путину». Толботт считает, что Трамп, демонстрируя неуважение к институтам, созданным политическим западом в последние семьдесят лет, ставит мир в опасность. На вопрос о том, какими могут быть следствия поражения в таком конфликте, Толботт ответил%: «Не совсем апокалиптический ответ заключается в том, что понадобятся годы, и годы, чтобы вернуться туда, где мы — я имею в виду и США, и защитников либерального миропорядка — были всего пять лет назад». Еще более мрачный сценарий, сказал Толботт, — это деградация, которая приведет нас обратно в беспощадный мир постоянной нестабильности и конфликтов — пусть даже неядерных. Но при быстром распространении ядерного оружия возможно и это.

Андрей Козырев, который при Борисе Ельцине был министром иностранных дел России, сейчас живет в Вашингтоне. Он уехал из России, потому что она становится все более авторитарной, но сейчас он видит похожий сценарий и в его новой стране. «Я очень обеспокоен, — сказал он. — Я боюсь, что впервые на моей памяти люди одного и того же типа оказались на обеих сторонах — и в Кремле, и в Белом доме. Одни и те же люди. Наверное, именно поэтому они друг другу так нравятся. Это не вопрос политики, дело в том, что они ощущают свое сходство. Их интересуют не столько демократия и ценности, сколько личный успех».

Хотя свидетельства российского вмешательства выглядят убедительно, слишком легко было бы предположить, что это было основным моментом, определившим восхождение Трампа на вершину власти. Это была бы попытка объяснить присутствие человека, в высшей степени чуждого и несимпатичного значительной части населения, тем, что он в каком-то смысле иностранец. Но на самом деле это чисто американский феномен.

В то же время стиль управления Трампа как президента оказался настолько хаотичным и импровизационным, что из-за ежедневно разгорающихся костров иногда не видно, как он расставляет вещи по местам. «Путину нравятся такие люди, как Тиллерсон, — те, кто делает дело, а не говорят о правах человека», — сказал один бывший российский политический советник. Примечательно, что администрация Трампа не сказала ничего, когда российский суд — а суды в России тоже под контролем Путина — нашел Алексея Навального, борца с коррупцией и единственного серьезного соперника Путина на президентских выборах в будущем году, виновным — по сфабрикованному обвинению, после того как аналогичный приговор уже был отменен. Из-за этого приговора он может лишиться права участвовать в выборах.

Россияне видят в администрации Трампа дружелюбные лица. Когда Тиллерсон возглавлял ExxonMobil, он заключал, по словам Трампа, «крупные сделки с Россией». У него сложились особенно близке отношения с Игорем Сечиным — одним из самых близких советников Путина, который заработал состояние, возглавляя государственный нефтяной консорциум «Роснефть». Первый советник Трампа по национальной безопасности Майкл Флинн получил от российской пропагандистской телекомпании RT $40 тыс. за участие в организованной ей конференции и обеде, где его посадили рядом с Путиным.

Администрация Обамы в последние дни своего существования отомстила России за взлом серверов, выдворив 35 российских служащих и закрыв два здания, использовавшихся дипломатами. Кремль пообещал ответное наказание, и американская разведка уже начала подбирать новые кандидатуры для замены тех, кого выдворят из Москвы. «Люди уже сидели в самолетах», — рассказывал американский разведчик. Но зо декабря Путин заявил, что не будет мстить. Чтобы понять причину этого неожиданного разворота, американская разведка стала изучать записи разговоров с участием российского посла Сергея Кисляка и обнаружила, что с ним общался Флинн, обсуждая в том числе будущее экономических санкций. Кроме того, зять Трампа Джаред Кушнер в период передачи власти встречался с Кисляком в Trump Tower. Цель, как заявили в белом доме, была «установить в будущем более открытый канал коммуникаций». Флинн был вынужден подать в отставку, когда стало известно, что он лгал вице-президенту Майку Пенсу об этих контактах.

То, что говорит сам Трамп о своих связях с Россией, до смешного противоречиво. Когда он был в Москве на конкурсе «Мисс Вселенная-2013» и интервьюер компании MSNBC спросил его о Путине, он ответил: «У меня с ним хорошие отношения, и могу сказать, что он очень интересуется тем, что я сегодня здесь делаю». На последовавшем сразу за этим ланче Национального пресс-клуба он вспоминал: «Я говорил с президентом Путиным прямо и через посредников, и быть более любезным, чем он, невозможно». Во время президентской кампании он сказал: «Я никогда не встречался с Путиным, я не знаю, кто такой Путин». В твиттере он написал, что «никогда не имел никаких дел с Россией», но еще в 2008 году его сын Дональд-младший сказал, что «русские составляют непропорционально большую долю во многих наших активах». На пресс-конференции 16 февраля Трампа снова спросили, имел ли кто-нибудь из его команды контакты с Россией во время избирательной кампании, и он ответил: «Насколько я знаю, никто». Он назвал сообщения о его контактах с Россией обманом и сказал: «У меня никаких дел с Россией. Я несколько лет туда не звонил. И не говорил с людьми из России». На следующий день сенатский комитет по разведке дал белому лому официальный совет сохранять все материалы, которые могут пролить свет на контакты с представителями России; любые попытки скрыть такие контакты могут быть квалифицированы как преступление.

К середине февраля правоохранительные органы и разведка собрали множество примеров контактов между россиянами и членами команды Трампа, как сообщают трое бывших и действующих американских чиновников. По их словам, в перехваченных разговорах российских разведчиков часто упоминался Пол Манафорт, в течение нескольких месяцев в 2016 году возглавлявший избирательную кампанию Трампа; перед этим он работал политическим консультантом в Украине. «Знал он это или нет, но Манафорт в то время был окружен российскими разведчиками», — сказал один из чиновников. В ходе расследования, скорее всего, проверят Трампа и ряд его сотрудников — Манафорта, Флинна, Стоуна, бывшего внешнеполитического советника Картера Пейджа, юриста Майкла Коэна — на потенциально незаконные или неэтичные контакты с представителями российского государства или бизнеса.«С моей точки зрения, вопрос может в конечном счете свестись к следующему, — сказала старший советник президента Обамы по России Селеста Уолландер, — разоблачит ли Путин провалы американской демократии или же он, не желая того, продемонстрирует силу американской демократии?»

У разведчиков, причастных к расследованию, есть рабочая гипотеза о том, что подход России, в том числе взломы компьютерных сетей, пропаганда и контакты с командой Трампа, — это скорее импровизация, чем давно составленный план. Один из участников расследования сказал: «После выборов было много разговоров между посольством и Москвой, и дипломаты ошеломленно спрашивали: «что нам теперь делать?»»

Поначалу российская элита праздновала исчезновение со сцены Клинтон и изменение приоритетов американской администрации в сторону популизма в духе лозунга «Америка прежде всего». Впрочем, падение Майкла Флинна и перспектива парламентских слушаний умерили ее энтузиазм. Главный редактор ведущего московского внешнеполитического журнала Федор Лукьянов сказал, что Трамп, столкнувшись с давлением со стороны Конгресса с его комиссиями по расследованию, прессы и разведывательных агентств, может стать значительно более «обычным республиканским президентом, чем он первоначально думал». Иными словами, Трамп может решить, что у него больше нет политической самостоятельности, чтобы покончить с санкциями против Москвы и удовлетворить геополитические амбиции России. О меняющемся настроении в Москве говорит распоряжение Кремля, отданное российским телекомпаниям, — быть более сдержанными при освещении действий нового президента.

Российский политический комментатор и телеведущий Константин фон Эггерт услышал от знакомого, работающего в государственном медиахолдинге, что там получили приказ, смысл которого «сводится к одной фразе: больше не надо Трампа». Смысл послания, объяснил фон Эггерт, не в том, что о Трампе теперь надо говорить в негативных тонах, а в том, что упоминаний о нем должно стать меньше и они должны быть более сбалансированными. Кремль явно решил, считает он, что «российские государственные СМИ чрезмерно льстили Трампу, что из-за всех этих тостов и шампанского они выглядели глупо, и поэтому стоит на некоторое время забыть о Трампе, не ждать от него слишком многого, а потом создать его новый образ в соответствии с новой реальностью».

Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, фигура с глубокими связями внутри российской политической элиты, сказал: «Трамп был привлекателен для людей из российского истеблишмента как возмутитель спокойствия их коллег из американского политического истеблишмента». Венедиктов предположил, что для Путина и его ближнего круга любая поддержка, которую российское государство оказывало кандидатуре Трампа, была ходом в долгом соперничестве с Западом; в глазах Путина это самая неотложная политическая забота России, она была до Трампа и переживет его. Путинской России нужно найти способы справиться со своей экономической и геополитической слабостью; ее традиционные рычаги влияния ограничены, и не будь у нее чудовищного ядерного арсенала, непонятно, насколько важной державой она была бы. «И теперь нам надо создать турбулентность внутри самой Америки, — сказал Венедиктов. — Страна, охваченная турбулентностью, сосредоточится на себе — и это развяжет руки России».