Переводы
Примирение двух корейских государств нужно Трампу больше, чем самим корейцам, и Ким Чен Ын этим умело пользуется, пишет в The New Yorker Робин Райт. The Insider предлагает полный перевод статьи.
В эти дни самое странное и пугающее в корейской демилитаризованной зоне вокруг самой укрепленной границы в мире — это тишина. С вершины горы на южной стороне границы через мощный телескоп можно разглядеть нейтральную полосу за широкой рекой Имчжин и высокие холмы Северной Кореи. На той стороне огромная статуя Ким Ир Сена, отца-основателя государства, стоит с расставленными ногами на пьедестале и глядит на юг, как будто собирается шагнуть в том направлении.
Четыре года на этой границе длиной в 260 км две Кореи вели психологическую войну. На южной стороне были установлены огромные динамики, направленные на север, — и стационарные, и передвижные, — из которых звучали новости внешнего мира, призывы к северянам перебегать на юг и назойливая корейская поп-музыка. Слышно было километров за двадцать. В 2015 году Северная Корея угрожала ответить на это своими пропагандистскими передачами о лидере государства Ким Чен Ыне с не меньшей громкостью. Но пхеньянские пропагандистские усилия были хуже слышны: электроэнергии не хватало.
На этой неделе громкоговорители по обе стороны границы демонтировали. Это был первый шаг, предпринятый после встречи лидеров двух корейских государств 27 апреля, в ожидании встречи Дональда Трампа с Ким Чен Ыном, запланированной на 12 июня. И теперь единственный звук в демилитаризованной зоне — это вой ветра.
Однако новая дипломатия — вещь хрупкая. Внезапно Северная Корея объявила, что откладывает второй раунд переговоров между высокопоставленными представителями двух корейских государств, который должен был пройти в демилитаризованной зоне в среду. Поводом для этого она назвала совместные учения южнокорейских и американских вооруженных сил. Пхеньян, согласно заявлению государственного Центрального телеграфного агентства, рассматривает эту операцию как «вопиющий вызов Панмунджомской декларации и намеренную военную провокацию, направленную против позитивного политического развития на Корейском полуострове».
Администрацию Трампа этот шаг застал врасплох. Прошло всего пять дней с тех пор как госсекретарь Майк Помпео вернулся со второго круга переговоров с Кимом, предваряющих встречу с Трампом. Ким даже сказал Помпео, что понимает «необходимость и полезность» продолжения совместных учений двух госуларств, с которыми северная Корея формально находится в состоянии войны; об этом Госдепартамент проинформировал журналистов. Белый дом выступил с разъяснениями и ответным заявлением. «Мы в курсе того, о чем сообщили южнокорейские СМИ. США дадут независимую оценку заявлению Северной Кореи и продолжат тесно координировать свои усилия с нашими партнерами», — заявила пресс-секретарь белого дома Сара Хакаби Сандерс.
Так в высшей степени необычная дипломатическая интрига, последовавшая за воинственным заявлением Северной Кореи 1 января, приобрела причудливый оборот. Совсем недавно, в прошедший уикенд, Северная Корея пообещала сделать следующий шаг вперед: в ходе трехдневной церемонии с 23 по 25 мая должен быть закрыт ядерный полигон Пхунгери. Согласно этому заявлению, туннели под горой Мантап, где в 2006 году провели шесть ядерных испытаний, будут взорваны. В качестве свидетелей, как утверждает Северная Корея, будут приглашены иностранные журналисты. «Очень умный и любезный жест», — написал в ответ в твиттере Трамп.
Ким Чен Ын, третий из династии, которая правит Северной Кореей уже семь десятилетий, — мастер тактических трюков. Если он выполнит свое обещание, уничтожение ядерного полигона будет эффектнейшим жестом и громкой международной новостью, но это не станет особенно большой уступкой. Мощность шестого ядерного взрыва, устроенного в прошлом сентябре, по разным оценкам в 8-17 раз больше, чем у бомбы, сброшенной США в 1945 году на Хиросиму. По данным Геологической службы США, эти испытания вызвали искусственное землетрясение магнитудой в 6,3 балла. Толчок почувствовали в зданиях далеко за границей Северной Кореи, на северо-востоке Китая. После этого американские и китайские ученые заявили, что гора Мантап, пораженная «синдромом усталой горы», в значительной степени нестабильна, а туннелями, расположенными под ней, пользоваться невозможно (и США, и СССР пережили землетрясения, вызванные ядерными испытаниями). В статье, недавно опубликованной в журнале Science, сделан вывод, что гора медленно разрушается.
Северная Корея долгое время зависела от технологии туннелей. Туннели скрывают некоторые из самых больших секретов страны. С 1974 по 1990 год были обнаружены четыре туннеля под демилитаризованной зоной, ведущие вглубь южнокорейской территории. Возможно, до сих пор не найдены еще десятки, рассказали мне южнокорейские чиновники. Пхеньян прорыл эти туннели в толще коренной породы и оснастил их освещением и вентиляцией, чтобы в случае войны войска проникли на южную территорию. В начале этого месяца я побывала в так называемом «Третьем туннеле агрессии». Он выходит на поверхность всего в пятидесяти километрах от Сеула. За час по нему могут пройти тридцать тысяч солдат. Его удалось обнаружить благодаря информации, полученной в 1978 году от перебежчика с Севера.
Теперь в туннель пускают посетителей, прошедших через южнокорейский военный КПП в демилитаризованную зону. Им дают защитные каски, и в маленьком вагончике они по крутому наклонному ходу спускаются на семьдесят метров под землю. В специальной инструкции на корейском и английском языках сказано: «Не спускайтесь в туннель пьяными», «Лица, страдающие болезнями сердца и органов дыхания, не должны участвовать в экскурсии». С клаустрофобией туда тоже лучше не ходить. Проход по туннелю заканчивается у глухой стены, которой его перегородила Южная Корея.
Наверху, у входа в туннель, я сфотографировала четверых южнокорейских солдат, непринужденно позировавших у трех огромных букв, образующих сокращенное название демилитаризованной зоны, — красной D, темно-зеленой М и ярко-голубой Z. Это показалось мне символом меняющихся времен. У южан с самыми разными политическими взглядами перспективы американской дипломатии — после прошлогодней риторики Трампа об «огне и ярости» — вызывают чувство облегчения, ощущение ослабления напряженности.
В Южной Корее живет почти отчаянная надежда, что стремительно переворачивающая все с ног на голову дипломатическая тактика, импульсивно взятая на вооружение президентом, сработает лучше, чем продуманные постепенные переговоры, которые безуспешно пытались вести администрации Билла Клинтона и Джорджа Буша-младшего. Подход Трампа сулит самые большие выгоды обеим сторонам. Соглашаясь на саммит в Сингапуре, он, в сущности, предложил жестокому коммунистическому режиму легитимность и — потенциально — помощь, которая позволит ему выжить.
«Мы можем создать условия для экономического процветания народа Северной Кореи, такого, что она будет в этом соперничать с Южной, и на это мы надеемся, — заявил 13 мая, через три дня после возвращения из второй за два месяца поездки в Пхеньян, Майк Помпео в программе «Лицом к нации» на телеканале CBS. — Американские ноу-хау, знания, предприниматели, принимающие на себя риск, вместе с северокорейским народом смогут создать сильную экономику».
Но вопрос в том, на какие уступки пойдет Северная Корея. Киму придется раскрыть расположение и подробную информацию о сотнях, а может быть, и тысячах туннелей по ту сторону демилитаризованной зоны, где спрятаны ее военные сокровища. «Некоторые считают, что с 1960-х годов Северная Корея построила десять тысяч подземных объектов», — рассказал мне генерал в отставке Чун Ин Бум, бывший директор по оперативному планированию в южнокорейском Объединенном комитете начальников штабов. По некоторым данным, среди этих объектов бункеры для войск вдоль всей демилитаризованной зоны, хранилища примерно для 5 тыс. тонн химического оружия (один из крупнейших в мире арсеналов), подземные ангары и три подземные взлетно-посадочные полосы для военной авиации.
Формально темой приближающегося саммита должна быть «денуклеаризация» — термин, впервые употребленный в 1992 году, чтобы избежать слова «разоружение», которого боялась Северная Корея, так как в этом случае она выглядела бы более уязвимой во враждебном окружении. Но в прошедший уикенд Трамп объявил, что темой переговоров в Сингапуре будет не только северокорейский ядерный арсенал.
«Денуклеаризация в самом центре всего, но это означает не только ядерное оружие, — заявил в воскресенье на телеканале ABC советник по национальной безопасности Джон Болтон. — Прежде Северная Корея уже несколько раз соглашалась отказаться от своих мощностей по обогащению урана и переработке плутония. Сейчас в повестке переговоров вопрос баллистических ракет. И нужно обсудить химическое и бактериологическое оружие».
После встречи на прошлой неделе Помпео говорил, что Ким прекрасно понимает: цель США — полная денуклеаризация. Но публичные заявления северокорейского руководства в лучшем случае двусмысленны. В Южной Корее знают, что сингапурский саммит — самая рискованная инициатива США за всю историю. Началось все с самого большого вознаграждения, какое США могут предложить, — формального признания Вашингтоном династии Кимов, три поколения которой у власти уже около семидесяти лет, — еще до того как было достигнуто соглашение о темах переговоров. Но действующие и бывшие чиновники считают, что Трампу какое-то соглашение — хотя бы расплывчатое принципиальное заявление — нужно больше, чем Южной Корее. По их мнению, он думает, что это спасет его президентство.
«Трампу нужен отвлекающий маневр», — сказал мне генеральный директор Центра северокорейских исследований Пэк Хак Сун. «На фоне промежуточных выборов, расследования российских связей и перспективы импичмента Трамп хочет повлиять на внутреннюю политику с помощью глобальной дипломатической повестки дня, — добавил бывший глава Института национальной стратегии безопасности Нам Сун Вук, четырнадцать раз побывавший в Северной Корее. — Он гораздо больше спешит, чем прежние президенты — Клинтон, Буш и Обама. Он мчится на полной скорости. Он хочет получить Нобелевскую премию».
Это действительно так. 9 мая Трампу задали вопрос, думает ли он, что заслужил Нобелевскую премию своими переговорами с Северной Кореей. «Все так думают, но я бы так не сказал», — ответил он аккредитованным при Белом доме журналистам.
В Сеуле и вблизи демилитаризованной зоны жители Южной Кореи — и сторонники новой дипломатии Трампа, и скептики — говорили мне, что их не особенно интересуют его мотивы, если его энергия в оставшиеся годы президентского срока будет переориентирована. Всего полгода назад в своих пламенных речах он угрожал покончить с перемирием, сохраняющимся с 1953 года. После его громких воинственных заявлений не было недостатка в предсказаниях войны, более кровопролитной, чем первая Корейская. В одном только Сеуле — городе с десятимиллионным населением всего в полутора часах езды от демилитаризованной зоны — могло погибнуть до четверти миллиона человек, а во всей Южной Корее — миллион, рассказывали мне военные эксперты. Удар по Северной Корее почти наверняка был бы еще мощнее.
Сейчас на северном фронте тихо. Моя первая остановка в районе демилитаризованной зоны была в парке развлечений с детскими аттракционами, расположенном на краю территории с ограниченным доступом. В небольшом торговом центре — американские и корейские ресторанчики. Южнокорейские семьи развлекались, наслаждаясь весенним солнечным днем и кажущейся мирной обстановкой. В сувенирной лавке я купила футболки с символикой демилитаризованной зоны и вставленные в рамки кусочки колючей проволоки, оставшейся от снесенных заграждений. Это похоже на продававшиеся когда-то обломки Берлинской стены.
Одна из последних остановок — у наблюдательного поста возле города Пхаджу, где была одна из самых жестоких битв Корейской войны. Через установленный на земле мощный бинокль я рассматривала призрачную Деревню мира по другую сторону демилитаризованной зоны. Она выглядит современно: кирпичные жилые кварталы, дороги, здания. Но это лишь оболочка, создающая иллюзию жизни, практически неподвижная, как расположенная неподалеку статуя первого лидера государства.
Над наблюдательным постом была вывеска с лозунгом: «Конец разделения, начало объединения». Уезжая оттуда, я думала о том, какие огромные, смелые и осязаемые дипломатические шаги американского и корейских лидеров — значительно большие, чем отключение пропагандистских динамиков и взрыв туннеля сомнительной практической ценности, — потребуются, чтобы в демилитаризованной зоне надолго воцарилась тишина.