Мнения
Обращение православных священников в защиту невинно осужденных — событие неожиданное и исключительное. Никогда прежде духовенство не выражало свою позицию так самостоятельно и твердо. Обращение, которое, с точки зрения самих священников, выражает прежде всего их пастырскую озабоченность, получило огромный резонанс в гражданском обществе. И даже либеральные критики РПЦ признали, что это достойный гражданский поступок. На фоне падения интереса к Русской православной церкви подобная реакция выглядит еще более удивительно. Вслед за священниками еще десять «профессиональных корпораций» (врачи, философы, издатели и т.п.) выступили с аналогичными требованиями справедливого суда и выражением гражданской солидарности. Но даже в этом перечне священники занимают особое место. На мой взгляд, дело здесь в том, что это письмо легло на глубинные и слабо выраженные ожидания общества. С одной стороны, от православной церкви ждали подобного выступления, и запрос на моральную оценку действий силовиков и суда очевидно существует. Но с другой стороны, все прекрасно понимают, что это невозможно. Слишком уж очевидно, что официальная церковь обслуживает идеологические интересы государства и критиковать власть не собирается.
Кто же тогда эти священники? Да, все они служат в Русской православной церкви, но откуда у них такая смелость? Они что, не боятся наказаний со стороны своих епископов и патриарха? Почему они решились выступить самостоятельно, не обращаясь за благословением к начальникам? Здесь надо сказать, что это не движение, которое сформировалось и сознает свою силу, а всего лишь стихийно возникшая группа духовенства, которую даже описать довольно трудно. Это священники разного возраста и социального статуса, женатые и монахи, одни служат в мегаполисах, другие в селах. И география храмов, где служат священники-подписанты, предельно широкая: Москва, Петербург, Астрахань, Волгоград, Воронеж, Горно-Алтайск, Иваново, Иркутск, Липецк, Орел, Пенза, Самара, Саратов, Тверь, Тюмень, Череповец и другие города и села. С ними солидарны священники, которые служат в Австрии, Белоруссии, Бельгии, Германии, Гонконге, Ирландии, Италии, Казахстане и Украине.
Подпись под обращением — это тот публичный поступок, который помогает изгнать страх
Их всех объединяют две интуиции. Во-первых, понимание того, что их христианская совесть не позволяет им молчать, когда творится беззаконие и его жертвой выступают невинные люди. Если они промолчат, то им самим будет трудно, а может быть и невозможно, простить себе свое жестокосердие. Во-вторых, это понимание, что страха в сердце быть не должно, а если он есть, то его необходимо победить. И подпись под обращением — это тот публичный поступок, который помогает изгнать страх.
Здесь следует сделать небольшое отступление. За последние десять лет ситуация в РПЦ радикально изменилась. Патриарх Кирилл не просто укрепил иерархическую вертикаль — он сделал это, лишив многих прав и свобод не только приходы, которые потеряли свою автономию, но и священников. Последние оказались буквально в рабском подчинении епископату и могут быть наказаны за любые слова и поступки, которые епископу просто не понравятся. Строгой системы церковного права не существует, поэтому решения о наказании священников часто принимаются на основе неумелого, а порой и ложного толкования канонов. Хорошо понимая все это, 182 священника и диакона <на момент написания статьи. — The Insider> поставили свои подписи под обращением. Много это или мало? Для церкви, в которой по официальной статистике около 40 тысяч священников и диаконов, это капля в море. Не дотягивает даже до 0,5%. Но не стоит забывать о сочувствующих. Тех, кто солидарен с подписавшими, но побоялся поставить свою подпись намного больше. Станут ли они реальной силой или будут и дальше хранить молчание, сказать пока трудно.
И еще одна любопытная деталь: письмо не подписал ни один епископ. И это говорит прежде всего о глубоком разрыве между духовенством и епископатом. Если священникам важно говорить о сострадании, правде и социальной справедливости, то для епископата гораздо важнее другая солидарность — корпоративная. Они понимают, что главное условие их благополучия — это хорошие отношения с властью. И критиковать ее не только нежелательно, но и опасно — это может привести к конфликту. Епископы к этому не готовы.
В самом письме священники заявляют о «необходимости пересмотра судебных решений в виде тюремных сроков, присужденных ряду фигурантов «московского дела», и прямо говорят, что это требование — их пастырский долг. Они предупреждают, что «лжесвидетельство делает человека соучастником суда над Спасителем, который был также основан на показаниях лжесвидетелей». Это нелицеприятная оценка действий тех сотрудников силовых структур, которые давали ложные показания в суде, ставшие причиной для суровых судебных приговоров. Священники критикуют сложившуюся в России судебную систему: «Суд должен быть способным защитить гражданина от произвола исполнительной власти и силовых структур, в противном случае само его существование превращается в декорацию и формальность». Другими словами, духовенство говорит о необходимости защищать свободу и достоинство личности от государства, манипулирующего и законами, и судами. И далее: «Судебные разбирательства не должны носить репрессивный характер, суды не могут быть использованы как средство подавления несогласных, применение силы не должно осуществляться с неоправданной жестокостью». Наконец, в последнем абзаце священники выражают тревогу: «Вынесенные приговоры в большей степени похожи на запугивание граждан России, чем на справедливое решение в отношении подсудимых». В самых последних строках священники призывают всех к молитве «о заключенных и о тех людях, в руках которых оказалась их судьба».
Официальная церковная власть не могла не отреагировать на это обращение, но стоит проанализировать, как именно она это сделала. Первый комментарий появился на лентах государственных информационных агентств буквально через несколько часов после публикации обращения. Этот комментарий Московская патриархия поручила сделать чиновнику средней руки — заместителю председателя Синодального отдела по взаимодействию церкви с обществом и СМИ (ОВЦОСМИ) Вахтангу Кипшидзе. Однако его заявление оказалось неожиданно жестким: «Это политика… Ряд положений этого заявления сформированы политической повесткой… имеет мало общего с правовой защитой… подписывать декларации, в которых странным образом перемешана политическая риторика и священные тексты, — это легкий, но бесполезный путь».
Священники, которые вмешиваются в политику, подлежат если не наказанию, то осуждению. Аргумент на первый взгляд убедительный, и многим в РПЦ он понравился. Однако при таком подходе возникает серьезная проблема: если предположить, что «всё — политика» и нет никакого разграничения между политикой и гражданской активностью, то и не подписавшие обращение, и критикующие его тоже оказываются прямо вовлечены в политику.
Молчание прочих священников, епископов и церковных чиновников — это та же самая политика. И смысл их молчания очевиден — это поддержка нынешней власти. Их молчание чаще всего куплено дорогой ценой – государственными деньгами в сочетании с отказом от нравственной позиции, пастырской безответственностью и полным самооправданием. Кроме того, в высказывании Кипшидзе прозвучала скрытая угроза, так как участие в политических акциях карается в Русской православной церкви строго, вплоть до лишения сана.
Однако уже не следующий день последовало более мягкое, почти примиряющее коммюнике ОВЦОСМИ. В нем цитируются Основы социальной концепции РПЦ: «Православная Церковь печалуется перед властью за людей несправедливо осужденных, униженных, обездоленных, подвергаемых эксплуатации. Милосердное ходатайство Церкви распространяется и на тех, кто несет справедливую кару за преступления» (гл. V)», — и пусть и не прямо, но признается право священников выступать с подобными заявлениями. В последнем пункте коммюнике Московская патриархия делает довольно неожиданный ход — пытается перехватить инициативу, заявляя, что правозащитному центру Всемирного русского народного собора поручено изучить материалы дел задержанных и осужденных гражданских активистов и «в случае необходимости оказать им квалифицированную правовую помощь». Однако этот правозащитный центр — чистый симулякр. В нем нет опытных юристов, и поэтому неудивительно, что нет никакой информации о том, началась ли работа православных правозащитников.
Через несколько дней начались первые репрессии в отношении священников-подписантов со стороны епископов. Более того, появилась информация, что к некоторым священникам приходили сотрудники ФСБ и требовали объяснений. Через три дня председатель ОВЦОСМИ Владимира Легойды вынужден был заявить: «У меня нет никаких оснований полагать, что на подписавших письмо священников будут наложены какие бы то ни было прещения». Это был сигнал епископам, что наказывать, по крайней мере сразу по горячим следам, никого не стоит. Слишком уж велик общественный резонанс, и все священники на виду.
Но это не конец истории. Провокативно жесткую статью написал еще один заместитель председателя ОВЦОСМИ Александр Щипков: подписавшие письмо священники, по его мнению, претендуют «на получение особого политического ресурса, реализовывать который она намерена через механизм блюстительной власти». И церковный чиновник делает прогноз: «В силу совпадения интересов возможен альянс церковной протестной группы с соответствующими политиками. В любом случае это открытое письмо означает серьезную заявку на участие в политической борьбе». Статус этого документа немного не ясен, так как он не опубликован на сайте ОВЦОСМИ. Однако известно, что Щипков получил свою должность непосредственно из рук патриарха Кирилла, который прислушивается к его оценкам. Здесь интересна еще одна деталь. Московская патриархия впервые нарушила негласное правило: раньше критиковать священников могли только другие священники или епископы. В случае с обращением официальную критику со стороны церкви озвучивают миряне. Возможно, это говорит о некоторой растерянности и желании «не подставлять» чиновников в священном сане.
Наконец, последним из официальных лиц высказался митрополит Иларион (Алфеев). Он сделал небольшой устный комментарий в своей еженедельной телепрограмме «Церковь и мир». Общий тон был благожелательный по отношению к подписавшим обращение, но высказывание выглядело как частное мнение. Митрополит Иларион признал, что «каждый священник имеет право заступаться за того или иного человека: защищать его, выступать публично. Священники могут также создать группу для защиты того или иного человека, что и произошло в данном случае». Тем не менее группа православных фундаменталистов решила провести самостоятельное расследование с целью обвинить подписавших обращение священников в нарушении норм канонического права, однако полная несостоятельность этих обвинений привела к тому, что канонических оснований для преследования все-таки не нашлось.
Следующую попытку осудить авторов письма предпринял протоиерей Владимир Вигилянский, бывший пресс-секретарь патриарха Кирилла. Он искал для этого основания в действующем Уставе РПЦ, но это был уже заведомо слабый ход. В ситуации, когда есть каноны в защиту, нормы Устава, им противоречащие, вполне могут быть поставлены под сомнение. Наконец, кроме критики по адресу священников прозвучали и угрозы. Мол, все подписанты — это «пятая колонна» внутри РПЦ. Все 182 имени надо как минимум взять на заметку. Увы, самое позорное, что только можно придумать, — поиск врагов внутри РПЦ — продолжается, и под ударом находится самая честная и совестливая часть духовенства.
* * *
26 сентября пять священников, которые подписали письмо, пришли на судебное заседание по делу Алексея Миняйло и принесли свои поручительства за него. Как они сами признаются, в зал суда им попасть не удалось, но в конечном счете Алексей был освобожден, с него сняты все обвинения. Это победа гражданского общества, и свой вклад в эту победу, без сомнения, внесли и православные священники. Не менее важно и то, что само гражданское общество в России теперь готово признать: священники нам не чужие.
Сергей Чапнин, публицист, бывший ответственный редактор «Журнала Московской патриархии»