Мнения
Владимир Путин на прошлой неделе подписал закон о приостановлении участия России в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. На самом деле это участие было приостановлено еще в феврале, когда российский президент издал на сей счет указ. Так что с юридической точки зрения принимать еще и закон совершенно излишне. Скорее всего, Кремль решил еще раз провести обсуждение в обеих палатах парламента, с тем чтобы вновь обвинить Соединенные Штаты в разрушении договора. Как известно, Вашингтон в течение пяти лет указывал на то, что Москва нарушает договор. Сначала претензии были неопределенными, но в 2017-м США конкретизировали их, сообщив, что речь идет о крылатой ракете наземного базирования 9М729, дальность которой, по утверждению американцев, превышает установленную договором. Россия выдвигает встречные претензии. В результате 2 февраля США приостановили свое участие в договоре, сообщив, что через шесть месяцев окончательно из него выйдут.
Как считают вменяемые эксперты обеих сторон, взаимные претензии могли бы быть сняты в ходе консультаций. Однако в обеих столицах победила обскурантистская точка зрения, которая сводится к тому, что нашим странам в принципе не нужны договоры. Советник американского президента по национальной безопасности Джон Болтон последовательно выступает за то, что, будучи самой могущественной страной в мире, США не должны ничем себя ограничивать. У этой школы мысли есть влиятельные сторонники и в России. Так, год назад Владимир Ермаков, возглавляющий департамент МИД по вопросам безопасности и разоружения, вполне серьезно заявил, что «новые юридически обязывающие международные договоренности в области контроля над вооружениями в обозримом будущем вряд ли возможны». В самом деле, зачем нужны договоры, если «военно-технический расклад» поменялся в нашу пользу? В этом, похоже, уверен и российский президент, который не устает повторять, что Россия обогнала всех в области гиперзвуковых ракет.
В результате сейчас происходит последовательное разрушение системы контроля над вооружениями, которая создалась за последние полвека. Россия вышла из Договора об обычных вооруженных силах в Европе. Теперь настала очередь ДРСМД. В 2021 году истекает срок действия Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений. Трамп и Путин вроде бы договорились в Осаке начать консультации о его возможном продлении. Однако СНВ так плотно связан с ДРСМД, что вряд ли выживет. В результате контроль над ядерными вооружениями исчезнет — мы вернемся в 1960-е, во времена Карибского кризиса.
Одновременно складывается новое восприятие ядерного оружия. Еще недавно мировые лидеры соглашались с тем, что ядерное оружие — политическое, что оно существует только для того, чтобы никогда не быть примененным. Ужас от возможности использования ядерного оружия был столь силен, что служил мощным барьером на пути развития конфликтов. Сегодня ситуация совершенно иная. Изменились характеристики ядерного оружия. Оно стало высокоточным. Стало возможным создать маломощные заряды. Только что появились сообщения о том, что Соединенные Штаты уже создают ядерные боеприпасы мощностью 5–8 килотонн. И на этом пышным цветом стали цвести теории насчет того, что возможна ограниченная ядерная война, что можно в предупредительных целях нанести ядерный удар и таким образом решить военный конфликт в свою пользу.
Большую роль здесь играют субъективные факторы. К власти в разных странах пришло новое поколение лидеров, которые не представляют себе, что стоит за словом «война», не говоря уже о войне ядерной. Хрущев и Брежнев были не блестящими политиками. Но за плечами у обоих была страшная война. Через войну прошли и Кеннеди, и Буш-старший — и страшились ее. Теперь этот страх исчез.
К власти пришло поколение лидеров, которые не представляют себе, что стоит за словом "война"
Для современного общественного сознания (для американского в меньшей степени, для российского — в большей) стало характерно крайне легкомысленное отношение к ядерному оружию. Глава нашего государства с совершенно искренним восторгом говорит о способности наших ракет в считаные минуты нанести удар по США, шутит по поводу того, что в результате ответно-встречного удара россияне попадут в рай, а враги будут гореть в аду. Почему Путин постоянно напоминает о ядерном оружии, понятно: Россия хочет играть роль великой державы, но при этом от великой державы у нее остался только один атрибут — ядерное оружие.
Только вот за океаном эти ракетно-ядерные экзерсисы склонны воспринимать всерьез. В последней редакции американской ядерной доктрины — Nuclear Posture Review 2018 — говорится о том, что у России есть некие планы «эскалации для деэскалации». То есть, планируя свою ядерную политику, США исходят из того, что в случае военного столкновения Россия предполагает использовать ограниченное количество ядерных боеприпасов для того, чтобы добиться заключения мира на своих условиях. В ответ в США и было принято решение о создании ядерных боеприпасов малой мощности. А это чрезвычайно опасно, потому что все моделирование ограниченной ядерной войны, которым активно занимались в 1980-е годы, доказывало, что ограниченный конфликт неизбежно перерастет во всеобщий.
Главный вопрос на сегодняшний день: насколько вероятен ядерный конфликт? Я уверен, что ни Москва, ни Вашингтон не думают в категориях нанесения первого удара и развязывания ядерной войны. Я думаю, что это отсутствует в планировании. Но если мыслить о немыслимом, то приходят аналогии с Первой мировой войной, когда, в общем, тоже никто не хотел всерьез воевать. Все хотели продемонстрировать свою гордость, все хотели попугать друг друга, но у генеральных штабов сто лет назад была новая игрушка под названием мобилизационное планирование. И как только планы мобилизации были запущены, тут же события стали происходить помимо воли высшего руководства, эскалация началась автоматически. Владимир Путин в интервью, посвященном аннексии Крыма, говорил, что в тот момент он размышлял о том, чтобы объявить о приведении в повышенную боевую готовность Ракетных войск стратегического назначения. Представим себе ситуацию, когда в результате серьезного кризиса — более серьезного, чем даже украинский — российский президент объявляет нечто подобное. Нет сомнений, что Соединенные Штаты объявят то же самое, и с этого момента мы все, жители этой планеты, станем заложниками систем раннего предупреждения о ракетном нападении. Путин верит в ответно-встречный удар, в то, что мы сможем запустить свои ракеты до того, как уже летящие американские боеголовки начнут взрываться. 105 лет назад у императоров и премьеров было две недели, чтобы остановиться. А сейчас будет в лучшем случае полчаса. Не так давно президент устроил разнос представителям российской ракетной отрасли, было сказано несколько выразительных слов о состоянии спутниковой группировки России и качестве тех спутников, которые производит наша промышленность. Но военные спутники, скорее всего, делают из тех же комплектующих, что и гражданские. Стало быть, именно с этих некачественных спутников должен будет поступить сигнал о ракетном нападении в критической ситуации. От них будет зависеть будущее планеты.
105 лет назад у императоров и премьеров было две недели, чтобы остановиться. А сейчас будет в лучшем случае полчаса
Можно ли предотвратить роковое развитие событий? Способ очевиден. Необходимы новые масштабные переговоры, целью которых было бы создание новой системы контроля над вооружениями. В ответ приходится слышать: для того чтобы соглашения в сфере безопасности работали, нужна хоть какая-нибудь, пусть минимальная, толика взаимного доверия и возможности проверять действия друг друга. Вот это взаимное доверие в результате аннексии Крыма, секретной войны на Донбассе, попытки вмешательства в американские выборы находится на нуле.
Думаю, что именно в такой ситуации и надо вести переговоры. Если мы не можем вернуть доверительные отношения между Россией и Западом на государственном уровне, может быть, рационально вести переговоры ради переговоров, ради того, чтобы такое доверие возникло на личностном уровне между отдельными дипломатами, экспертами, военными представителями. Вспомним переговоры об обычных вооружениях в Европе, которые шли в Вене 18 лет и закончились ничем. Они не прерывались, даже когда Советский Союз вторгся в Афганистан. Исторический смысл этих переговоров заключался именно в формировании некой атмосферы — если не доверия, то хотя бы взаимного уважения. Не исключено, что вот такая атмосфера может в отсутствие других страховочных механизмов сослужить нам некоторую службу в будущем. Но пока что шансов на начало таких переговоров немного. Стороны радостно уничтожают существовавшие договоры. Чтобы руководители стран осознали угрозу, понадобится, возможно, кризис, сопоставимый с Карибским. И если нам удастся второй раз выжить в такой ситуации, то появится шанс, что лидеры, как это произошло в конце 1960-х, схватятся за голову и начнут разумные переговоры о контроле над ядерным оружием.