Рожай обратно! Демографическая яма заставила Китай перейти от ограничения к стимуляции рождаемости, но работает это плохо

Китайский демографический эксперимент

В 1970-х Китай переживал тяжелые времена. Страна только начала преодолевать последствия «культурной революции», экономика была истощена, сельское хозяйство неэффективно, еще не забылся массовый голод «большого скачка». При этом рождаемость оставалась чрезвычайно высокой: почти шестеро детей на одну женщину. В качестве одной из мер по борьбе с кризисом власти попытались ввести демографический контроль.

В начале десятилетия Пекин запустил общенациональную кампанию «Позже, реже, меньше» (wan, xi, shao), продвигавшую поздние браки, ограничения на количество детей в семье (не более двух в городах и трех — в сельской местности), а также перерывы в три-четыре года между их рождением.

Государство впервые задействовало целый комплекс инструментов: бесплатные контрацептивы, обязательные беседы со специалистами и штрафы за несоблюдение рекомендаций. Однако эти меры не дали желаемых результатов: к приходу нового руководства во главе с Дэн Сяопином в 1978 году численность населения Китая достигла 960 млн человек, при этом уровень доходов и производительность труда оставались крайне низкими.

Новое правительство провозгласило курс на модернизацию и стремительный экономический рост, а сверхвысокую рождаемость воспринимало как угрозу национальному благосостоянию. Архитектором новой демографической политики Китая стал неожиданный человек: военный инженер, специалист по ракетным системам и кибернетике Сун Цзянь.

Позаимствовав математические модели из опубликованного в 1972 году доклада Римского клуба «Пределы роста», в котором, среди прочего, говорится о коллапсе человечества из-за перенаселения, Сун Цзянь предоставил руководству партии свои расчеты. Из них выходило, что если рождаемость в Китае не снизить резко и немедленно, в течение следующего столетия численность жителей страны превысит апокалиптические четыре миллиарда человек.

На фоне ослабления демографической науки в Китае 1970-х, когда многие специалисты были репрессированы или выдавлены из страны, кибернетический подход Сун Цзяня выглядел для власти современно и убедительно, пишет исследовательница-антрополог из Гарварда Сьюзан Гринхол. За отсутствием альтернативных сценариев идею рассматривать население как управляемую систему, где рождаемость — лишь параметр, настраиваемый по желанию администрации, восприняли как научно обоснованное решение.

В августе 1979 года партия впервые ввела для городских семей квоты на одного ребенка. А 25 сентября 1980-го власти опубликовали знаменитое «Открытое письмо ко всем членам партии и комсомола о контроле над ростом населения нашей страны» о начале политики «одна семья — один ребенок» — самого масштабного демографического эксперимента XX века.

Контроль рождаемости стал многоуровневым. В деревнях и городских районах появились офицеры по планированию семьи, отвечавшие за составление списков фертильных женщин, отслеживание менструальных циклов, учет беременностей и обязательные визиты в клинику. Политику партии подкрепляла визуальная агитация: плакаты с угрожающими лозунгами вроде «Лучше пусть кровь течет рекой, чем родится ребенок вне плана» или «Один родит лишнего — вся деревня пойдет на стерилизацию».

За «лишних» детей ввели «социальный налог» — штраф, кратный среднему заработку семьи за год. Его размер менялся в зависимости от провинции — от одного-трех до десяти годовых доходов. Для многих такая сумма была неподъемной, что породило практику сокрытия детей, особенно в сельской местности. Если семья не могла выплатить социальный налог, рождение ребенка не регистрировали в национальном реестре домохозяйств (хукоу), чтобы избежать наказания. Таких детей называли «хэйхайцзы» («черные дети») — без регистрации они фактически оказывались вне правового поля: не могли посещать школу, получать медицинские услуги, оформить паспорт или официально работать.

В некоторых сельских районах провинций Гуанси, Гуйчжоу и Хэнань в 1980–1990-х доля «скрытых» детей достигала 5–15%. Amnesty International фиксировала случаи, когда родители держали ребенка дома годами, опасаясь штрафов и насильственной стерилизации.

Государство распространяло презервативы и оральные контрацептивы через медицинские пункты в деревнях и заводские медчасти в городах. Однако основу системы контроля рождаемости составляли так называемые «пассивные методы». После рождения первого ребенка женщине устанавливали внутриматочную спираль (ВМС), после второго — настойчиво предлагали стерилизацию. Согласно исследованиям, с 1980-го по 2014 год в Китае провели около 324 млн операций по установке ВМС и 108 млн — по стерилизации. К началу 1990-х годов «пассивными методами» пользовались более 70% замужних женщин.

Рождаемость в ловушке

В 2000-е годы демографы начали понимать, что официальная статистика Китая не отражает действительность. В статье для журнала Population and Development Review исследователи Филип Морган, Гу Чжиган и Сара Хейворд пересчитали статистику с учетом незарегистрированных детей и выяснили, что суммарный коэффициент рождаемости (количество детей, которых одна женщина могла бы родить за весь репродуктивный период) в Китае оказался ниже порога воспроизводства населения — 1,4–1,6 ребенка на женщину против нормального показателя в 2,1.

В 2013 году власти Китая разрешили иметь двоих детей парам, где хотя бы один супруг был единственным ребенком в семье. С 1 января 2016 года вступили в силу поправки в законодательство о праве любой семьи завести второго ребенка. В мае 2021 года Пекин разрешил китайским семьям иметь троих детей, выпустив документ «Об оптимизации политики рождаемости и содействии долгосрочному и сбалансированному приросту населения».

Политика «одна семья — один ребенок» способствовала снижению прироста населения в Китае, но не была единственной его причиной. Как отмечает группа исследователей Брукингского института (Вашингтон, США), демографические показатели Китая практически идентичны таковым в Южной Корее, Сингапуре и на Тайване, где столь жестких ограничений никогда не было.

Во всех этих странах суммарный коэффициент рождаемости упал до уровня 1,0–1,3 из-за социально-экономических изменений: ускоренной урбанизации, роста доходов, массового получения женщинами высшего образования, поздних браков, удорожания жилья и высокой конкуренции на рынке труда.

Демографы называют этот процесс «ловушкой низкой рождаемости» (low fertility trap). Как только коэффициент рождаемости в обществе падает ниже 1,4–1,5, экономические модели, инфраструктура и социальные нормы начинают перестраиваться под семьи с одним ребенком, а иногда и вовсе без детей.

Исследователь Шэнь Шаомин в своей работе, опубликованной в ноябре в European Journal of Population, указывает, что «поколение единственных детей» стремится рожать еще меньше, чем родители. Доля тех, кто предпочитает вовсе не заводить детей, выросла в два-три раза по сравнению с поколением 1980-х. Если в обществе стало нормой иметь одного ребенка, дать этому обратный ход почти невозможно.

По данным китайского Института демографических исследований, страна занимает второе место в мире по стоимости воспитания одного ребенка до 18 лет. В среднем по стране этот показатель достигает 538 тысяч юаней ($76,1 тысячи), а в мегаполисах, таких как Пекин, Шанхай и Шэньчжэнь, приближается к 1–1,5 млн юаней ($140–210 тысяч).

При среднем доходе молодых родителей в 160 тысяч юаней в год на двоих это означает, что на содержание одного ребенка уходит 20–35% годового семейного бюджета, а второй становится финансово неподъемным для большинства горожан. Поэтому китайское общество не проявило особенного энтузиазма, когда Пекин разрешил заводить больше детей. Современные пары в стране если и планируют роды, то в более позднем возрасте, когда достигнут определенных карьерных и финансовых высот.

Как Пекин пытается изменить ситуацию

Введенный в декабре 2025 года налог на контрацептивы — самая громкая, но не единственная попытка китайских властей повлиять на демографию страны. За последние пять лет десятки провинций и городов по всему Китаю приняли собственные программы повышения рождаемости, экспериментируя с прямыми денежными выплатами, налоговыми льготами, субсидиями на жилье и расширением декретных отпусков.

Усиливается и идеологический компонент. В 2021 году Госсовет Китая издал «План развития китайских женщин» до 2030 года, где появились формулировки об «укреплении национальных ресурсов» и «создании гармоничной семьи». В связи с этим государственные СМИ и партийные платформы начали активно продвигать образ «ответственной матери», которой предстоит «внести вклад в судьбу нации» путем рождения двух или трех детей.

Параллельно правозащитные организации фиксируют попытки ограничить доступ к абортам, особенно по немедицинским показаниям. Human Rights Watch (HRW) в своем докладе World Report 2025: China указывает на рост гендерной дискриминации и ограничение репродуктивных прав. Правозащитники из Amnesty International отмечают случаи, когда медицинским учреждениям рекомендовали отговаривать женщин от прерывания беременности или требовать дополнительных справок для проведения этих операций.

Показательным примером наступления государственной политики Китая на репродуктивные права женщин стало дело Сюй Цзаоцзао о криоконсервации яйцеклеток. В 2018 году незамужняя жительница Пекина обратилась в клинику, чтобы заморозить яйцеклетки, но клиника отказала ей, сославшись на правила Минздрава КНР, разрешающие такие процедуры только состоящим в браке женщинам или по медицинским показаниям.

Сюй обратилась в суд, утверждая, что запрет нарушает принцип гендерного равенства: мужчины в Китае могут свободно замораживать сперму. В августе 2024 года пекинский суд отклонил последнюю апелляцию истицы. Правозащитники расценили это решение как символическое поражение незамужних женщин на фоне призывов китайских властей рожать раньше и больше.

Женщины без права голоса

Пытаясь стимулировать воспроизводство населения, правительство полностью игнорирует женский взгляд на проблему, что только усугубляет ситуацию. В статье «Низкий уровень рождаемости в Китае с точки зрения гендера и развития» (China’s Low Fertility Rate from the Perspective of Gender and Development, 2021) исследовательниц Цзи Юйсян и Чжэн Чжоу отмечается, что домашний труд по-прежнему почти полностью ложится на женщин на фоне необходимости строить карьеру. Материнство обходится китаянкам торможением карьерного роста, падением дохода на 30–40% и дополнительной нагрузкой внутри семьи. Эти потери невозможно компенсировать выплатой в 10 тысяч юаней.

В октябре 2020 года в китайских соцсетях появился перевод статьи «Мы не цветы, мы огонь» (We are not flowers, we are a fire), в которой изложены принципы южнокорейского движения радикальных феминисток, известные как «Шесть но и четыре Т» (6B4T). Эта идеология подразумевает отказ от гетеросексуальных отношений, брака, деторождения, эмоционального обслуживания мужчин и следования стандартам красоты. Название — прямая отсылка к конфуцианскому кодексу гендерных отношений «Три повиновения и четыре добродетели», который ставит женщин в зависимое положение, требуя подчиняться отцу до замужества, мужу — в браке, и сыну — во вдовстве, а также сохранять «моральную чистоту», скромность и умение вести домашнее хозяйство.

Этот радикальный подход контрастирует с идеями прежних движений за права женщин в Китае, отмечают исследовательницы Шу Ли и Ицзя Гу из Университета Мельбурна. Для девушек 18–30 лет отказ от брака и добровольная бездетность становятся способами избежать экономического и психологического давления.

Молодые женщины высмеивают официальные лозунги и стимулирующие программы властей в соцсетях: в Douyin (китайский сегмент TikTok) и Weibo популярны хэштеги «не жениться и не рожать, чтобы жить спокойно» (不婚不育保平安), «лучше инвестировать в себя, а не в ребенка» (生孩子不如养自己), «быть чайлдфри — это нормально» (丁克也很好). На фоне таких настроений введение 13-процентного налога на контрацептивы выглядит скорее актом отчаяния, нежели реально работающей мерой, так как в действительности никак не ограничивает доступ к ним.

Цена контроля рождаемости

Китай стремительно стареет. По данным Национального бюро статистики КНР, на начало 2025 года численность населения страны составляла 1,4 млрд человек. Как следует из исследования демографов Сюцзянь Пэна и Дитриха Фаустена, к 2035 году четверть населения Китая, то есть примерно 350 млн человек, будет старше 60 лет. Это означает, что «демографическое окно», когда на одного пенсионера приходилось несколько граждан трудоспособного возраста, фактически закрывается.

Старение китайцев создает серьезную нагрузку на пенсионную систему, поэтому власти пошли на болезненные реформы: с 1 января 2025 года в Китае началось поэтапное повышение пенсионного возраста. В течение 15 лет для мужчин его поднимут с 60 до 63 лет, а для женщин — с 50–55 до 55–58 лет, в зависимости от типа занятости. Одновременно вводятся более гибкие сроки выхода на пенсию и увеличивается период пенсионных взносов.

Страна начинает всё острее испытывать нехватку молодых работников, особенно в низкооплачиваемых сегментах рынка труда. Если в 2010-х в стране насчитывалось более миллиарда жителей возрастом 15–64 года, то в 2024–2025-м их осталось около 880–890 млн. Корпоративный сектор реагирует на эту проблему расширением автоматизации, а власти обсуждают привлечение кадров из соседних стран. Но массовую иммиграцию, которая могла бы компенсировать структурный дефицит рабочих рук, Китай принять пока не готов.

Политика «одна семья — один ребенок» привела к значительному гендерному дисбалансу. Во многом это было связано с традиционной патриархальной моделью китайской семьи в деревне: сын остается в доме, наследует землю и несет ответственность за содержание родителей в старости, — потому что пенсионная система в сельских районах фактически отсутствовала.

Ограничение рождаемости способствовало распространению этой практики: если семье разрешено иметь только одного ребенка, то им должен быть мальчик. В результате выросло количество селективных абортов с использованием ультразвуковой диагностики. В некоторых провинциях в 1990–2000-е годы соотношение новорожденных мальчиков и девочек достигало 120 к 100 (при биологической норме около 105 к 100). По оценкам демографов, к 2020-м годам в Китае насчитывалось свыше 30 млн «избыточных» мужчин. Появились целые «деревни холостяков» (bare-branch villages), жители которых старше 30 лет никогда не вступали в брак.

Гендерный дисбаланс привел к росту угроз для женщин во всем регионе. Human Rights Watch сообщает, что ежегодно тысячи женщин и девочек привозят из Мьянмы, Камбоджи, Лаоса и Вьетнама в Китай, где их продают как «невест» и держат в домашнем рабстве.

В Камбодже, по данным «Глобальной инициативы против международной организованной преступности», сформировались целые криминальные сети, похищающие женщин для китайского «рынка». Вербовщики обещают девушкам работу или «брак с обеспеченным мужчиной», но на деле те становятся жертвами торговцев людьми. Распространены случаи перепродажи «невест» из одной семьи в другую. Всего, по данным Global Slavery Index на 2023 год, в современном рабстве в Китае находятся около 5,8 млн человек.

Поколение, выросшее в условиях высокой конкуренции, дорогого жилья и отсутствия старших родственников, готовых взять на себя уход за ребенком, воспринимает материнство как кабалу и всё чаще его отвергает. Государство же по инерции пытается применять те же инструменты, что и сорок лет назад, рассматривая женское тело лишь как средство воспроизводства населения. Но вернуть женщин в модель «рабочие руки днем — мать нации вечером» уже невозможно. Попытки увеличить давление ведут только к росту сопротивления, как в случае с «6B4T». И чем радикальнее власти пытаются контролировать рождаемость, тем болезненнее оказываются побочные эффекты.