Язык без гостей. Как активисты помогают детям мигрантов, которых государство лишило права на образование из-за незнания русского

Рост государственной ксенофобии

По официальным данным, в 2024 году в Россию прибыли 6,3 млн иммигрантов — рекордное количество с 1995 года. Около половины из них приехали в поисках работы. При этом в последнее время, особенно после теракта в «Крокусе», иммигранты превратились в один из главных объектов нападок российской пропаганды. Официальные лица от бывшего президента Дмитрия Медведева до главы Следственного комитета Александра Бастрыкина позволяют себе предельно жесткие высказывания в их адрес.

Борьба с мигрантами в России не ограничивается одной только риторикой. В конце 2024 года Госдума приняла сразу несколько антимигрантских законов. Среди них — запрет негосударственным учреждениям выдавать сертификаты о владении русским языком и ужесточение наказаний за «организацию нелегальной миграции» и фиктивную регистрацию.

С 5 февраля 2025 года полиция получила право без суда депортировать иностранцев за такие нарушения, как распитие алкоголя в общественных местах, «пропаганду нетрадиционных отношений» и хранение и употребление наркотиков. На следующий день на сайте МВД России заработал реестр «контролируемых лиц» — мигрантов, признанных виновными в нарушении законодательства. Попадание в этот список фактически влечет за собой «социальную смерть»: человеку блокируют банковские счета и лишают его права на получение большинства государственных услуг. По сути, ему остается только покинуть Россию.

После запуска реестра правозащитникам начали массово поступать жалобы от людей, чьи данные оказались там ошибочно. Валентина Чупик, глава центра защиты прав мигрантов «Тонг Жахони» («Утро мира»), сообщала, что за несколько дней с подобной проблемой к ней обратились более 200 человек. У большинства заблокировали банковские карты. Помимо прочего, в реестре оказалось непропорционально большое число людей, ранее получивших вид на жительство в России.

С 1 сентября 2025 года в Москве и Подмосковье ввели «экспериментальный режим учета места нахождения иностранных граждан», устроенный по аналогии с системой «Социальный мониторинг», которая действовала в пандемию коронавируса. От мигрантов требуют установить мобильное приложение «Амина», которое автоматически передает властям информацию об их местоположении.

Если иностранец пропадет со связи более чем на три дня, его автоматически снимают с учета в миграционном центре и могут внести в упомянутый реестр «контролируемых лиц». Сейчас «Амина» доступна только для телефонов на базе Android. На странице приложения в RuStore пользователи массово жалуются на то, что «Амина» отказывается принимать загружаемую фотографию либо неверно отображает геолокацию.

Мигрантов также обязали проходить интеграционный курс, в рамках которого среди прочего настоятельно рекомендуется не участвовать в митингах, проявлять уважение к Вечному огню и не обращаться к незнакомым людям «брат» или «сестра». Отдельный блок посвящен благам, которые Российская империя и СССР принесли Центральной Азии.

Наиболее одиозной мерой стал запрет на поступление в российские школы детям, недостаточно хорошо владеющим русским языком. Соответствующий закон, разработанный под руководством председателя Госдумы Вячеслава Володина, приняли в декабре 2024 года. Он вводит для детей иностранных граждан обязательное тестирование на знание языка при приеме в школы.

Тест проверяет знание орфографии, умение поддерживать диалог и пересказывать текст. Чтобы сдать экзамен, потребуется выполнить 90% заданий. Повторить попытку можно лишь спустя три месяца.

Чтобы ребенка допустили до тестирования, родителям нужно сдать обширный пакет документов на русском языке либо в нотариально заверенном переводе. Как показывает практика, подавляющее большинство заявителей отсеиваются уже на этом этапе. В середине мая Володин написал, что из 1762 человек, подавших заявки на тестирование, документы не приняли у 1427. Такой результат, по мнению политика, «показывает, что депутаты поступили правильно, поддержав этот законопроект».

«Большинство семей не смогли справиться даже с первым этапом этого теста, связанным с прохождением бюрократической проверки, из-за разного рода нарушений легальности, — констатирует в разговоре с The Insider социолингвист Влада Баранова. — Когда мы слышим словосочетание „нелегальный мигрант“, то, как правило, представляем себе человека, незаконно пробравшегося в нашу страну, но чаще всего речь идет о людях, у которых устарела регистрация или медицинский полис оказался выписан не в том месте, где нужно. Закон фактически отсекает детей от школ огромным множеством бумаг».

Те же, кому все-таки удается преодолеть бюрократический заслон, отсеиваются на самом тестировании. В Санкт-Петербурге и Югре, например, экзамены провалила половина детей, в Новосибирске — треть, а в Екатеринбурге с ним справились менее четверти — 15 детей из 65.

На этом фоне власти стремятся ужесточить ограничения еще сильнее. Так, Госдума рассматривает законопроект, который предлагает сделать школьное образование платным для всех детей иностранцев, а количество попыток сдачи теста на знание русского языка ограничить до трех в год.

Курсы русского от активистов

Пока российское государство отказывает мигрантам в интеграции, помочь им пытаются общественные активисты. Для многих из них нарушения прав и репрессии — личная боль, которая и побуждает к действиям.

Московский политик Сергей <имя изменено — The Insider> в разговоре с The Insider вспоминает, что однажды сам стал очевидцем антимигрантского рейда — и зрелище произвело на него впечатление предельного «расчеловечивания»: «Похоже на антитеррористическую операцию с кучей автозаков, людей в бронежилетах и с автоматами, которые кладут лицом в пол всех, кто не похож на типичного „арийца“, а дальше обращаются с ними как с преступниками: могут ударить, наорать. И главное, что полицейским абсолютно все равно, легальный ты или нелегальный. Достаточно того, что ты не русский».

Сергей подчеркивает, что после вторжения в Украину и теракта в «Крокусе» помогать мигрантам стало опасно из-за давления государства и нападений неонацистов. Тем не менее он вместе с единомышленниками решил открыть для детей с иностранным гражданством бесплатные курсы русского языка.

Активисты нашли помещение для занятий и учителей, готовых работать на волонтерской основе. Обучение планируют начать уже этой осенью, а пока волонтеры стараются привлечь к инициативе внимание иммигрантского сообщества. Для этого активисты раздают листовки в чайханах, у метро и на рынках, а также ищут прямой выход на представителей диаспор.

«Детей, которым нужна помощь, тысячи, а мы поначалу сможем помогать только десяткам, — говорит Сергей. — Но это лучше, чем не помочь никому, и я думаю, что у нас есть перспективы. Одна из главных наших проблем сейчас — это недоверие со стороны мигрантов, которое тоже понятно: они привыкли, что к ним относятся не лучшим образом, а тут вдруг возникают какие-то добрые самаритяне. Однако я думаю, что со временем мы выстроим доверительные отношения, а в будущем потребность в таких организациях, как наша, просто исчезнет».

Похожий образовательный проект действует и в Санкт-Петербурге. В основном занятия посещают дети выходцев из стран Центральной Азии, но есть и российские граждане: например, калмыки и дагестанцы, которые при переезде в мегаполисы европейской части России тоже зачастую испытывают трудности с социализацией.

«Проблема социализации очень серьезная, — рассказывает Леонид <имя изменено — The Insider>, консультант проекта по религии и культурам стран Центральной Азии. — Приезжему откуда-нибудь из глубинки Туркменистана совершенно непривычно, что у нас мужчины и женщины вместе ездят в автобусе, девочки первыми заговаривают с мальчиками, а человек может не принадлежать ни к какому тейпу или клану. Нам трудно представить себе глубину культурного шока, который он испытывает».

Учеников находят через сарафанное радио: по опыту активистов, в диаспорах новости распространяются быстро. Со временем родители начали делать небольшие взносы на оплату работы учителей, и так удалось привлечь несколько человек, которые не были готовы преподавать бесплатно.

После принятия закона о языковом тестировании участники проекта поняли, что дети рискуют остаться без школьного образования вообще. Они переориентировали программу на более углубленное изучение русского, а также начали экстренную подготовку некоторых учеников к экзаменам. В условиях нехватки ресурсов готовить решили только тех, кто показывает высокую успеваемость.

Из 14 ребят, посещавших на тот момент занятия, таких набралось шестеро. При этом Леонид настаивает, что на бытовом уровне русский язык знают все дети, посещающие их курсы. Проблема в том, что этого недостаточно, чтобы пройти тест:

«Если бы это был просто экзамен на владение языком на разговорном уровне — проблемы бы не было. Но тест сложный, он проверяет не словарный запас, а понимание контекста, что не так просто освоить, когда учишь иностранный язык. Я много работал репетитором и знаю, что детям бывает сложно правильно изложить смысл текста, даже если русский для них родной. Не всякий россиянин из провинции сдаст этот тест. Мигранты без специальной подготовки не сдадут его в принципе. Они и отказываются сдавать, потому что это нереалистично».

Тест не ориентирован на детей с неродным русским языком, подтверждает социолингвист Баранова. «Эти задания проверяют, например, знания в области орфоэпии или склонения сложных составных числительных, — говорит она. — Русскоязычные дети зачастую сами не владеют подобными нормами и в быту ими не пользуются, но в школе их проходят. И чем старше класс, в который собирается поступать ребенок, тем больше попадается таких специфически сложных заданий».

Тем не менее из шести детей, которые проходили «интенсив», пятеро его сдали и поступили в российские школы. Остальных подростков волонтеры будут готовить к следующему учебному году.

Искусственная проблема

Собеседники The Insider сходятся в том, что политики сознательно преувеличивают масштаб проблемы с владением русским языком среди школьников. Как показали исследования Минпросвещения, доля иностранных граждан среди учащихся в российских школах составляет около 1,5% (250 тысяч из почти 18 млн человек).

В прошлом само государство успешно помогало иммигрантам социализироваться и учить язык. С 2006-го по 2016 год в Москве работали 11 «Школ русского языка» для детей иностранных граждан. За год обучения с нуля они достигали хороших результатов в языковых тестах — около 80% правильных ответов. Однако в итоге программу свернули из-за нехватки финансирования.

Сегодня на системном уровне работа по интеграции детей иностранцев в общество в России не ведется. В некоторых регионах этим занимаются благотворительные фонды. В Калужской и Новосибирской областях действуют программы фонда «Одинаково Разные», где учителей и директоров обучают работе с детьми-инофонами — с точки зрения педагогики, именно так корректно называть детей, которые сталкиваются с языковым барьером. Благотворительная организация «Дети Петербурга» также помогает с подготовкой детей мигрантов к школе.

Действия российского государства лишены всякой последовательности, считает Леонид. С одной стороны, власти позволяют бизнесу завозить в страну миллионы трудовых мигрантов, которые зачастую приезжают вместе с семьями. С другой — лишают их детей единственной доступной формы социализации.

Языковой закон критикуют даже представители власти: глава Татарстана Рустам Минниханов назвал ограничения глупостью и подчеркнул, что дети не виноваты в незнании русского языка, а выучить его при желании можно «за три-четыре месяца».

Как взрослых мигрантов спасают

Российское государство уже долгое время маркирует помощь любым мигрантам — и детям, и взрослым — как враждебную деятельность. Еще в 2015 году власти признали «иноагентом» организацию «Гражданское содействие», которая помогала вынужденным переселенцам с момента распада СССР. В конце 2022-го в этот список включили лично главу «Содействия» Светлану Ганнушкину. В 2021 году из России депортировали основательницу правозащитного центра «Тонг Жахони» Валентину Чупик, бежавшую в страну из Узбекистана после расстрела демонстрации в Андижане и получившую здесь политическое убежище.

Сейчас Чупик живет в США и продолжает заниматься активизмом — бесплатно оказывает юридическую помощь мигрантам. Так, в августе этого года активисты «Тонг Жахони» спасли группу выходцев из Таджикистана, которых с конца марта держали в трудовом рабстве в России.

По словам Чупик, прямо в аэропорту пограничники забрали у иммигрантов паспорта и передали «работодателям». Последние отвезли их на фабрику в Подмосковье и заявили, что те будут работать, пока каждый из них не выплатит по 40 тысяч рублей за «оформление» и еще по 10 тысяч в месяц за жилье — при этом 24 человека поселили в одну комнату.

Мигрантам удалось связаться с правозащитниками. Чупик написала заявление в Следственный комитет, а московские волонтеры «Тонг Жахони» выехали на место и подняли у похитителей шум под окнами. Прибывшие полицейские выписали эксплуататору штраф за незаконный найм, а мигрантов едва не депортировали, но отпустили из-за амнистии — в 2025 году люди, въехавшие в страну без легального оформления, могут урегулировать свой статус до 10 сентября. Чупик называет случившееся классикой торговли людьми:

«Еще в Таджикистане они подписывают договор, что едут на работу и будут обеспечены жильем. На месте у них забирают паспорта и заставляют фактически за еду работать на фабриках, стройках, рыбо- и мясокомбинатах или в торговых центрах. Средний срок трудового договора — пять-шесть месяцев, но бывает по-разному.

В моей практике были и случаи, когда людей удерживали в рабстве восемь лет, и когда их удавалось освободить за два дня. Тем, кого увезли в Подмосковье, еще повезло, ведь они могли бы попасть куда-нибудь в Иркутскую область на деревообрабатывающий комбинат, откуда в город так просто не доедешь».

Правозащитница говорит, что депортация и вынужденный переезд в США серьезно усложнили ее работу из-за дистанции и разницы во времени. Не каждый судья соглашается на то, чтобы защитник помогал ответчику по WhatsApp, а теперь такие звонки еще и приходится делать через VPN либо по международной телефонной связи.

Российские коллеги Чупик продолжают помогать мигрантам на месте, хотя и сталкиваются со все возрастающим давлением.

«Нашу сотрудницу из Кыргызстана трижды задерживала ФСБ и запугивала, и один раз задержали ее мужа, после чего она уволилась и уехала, — перечисляет Чупик. — У нашего узбекского юриста силовики штурмом взяли дачу, выбив ему окно, хотя в помещении была открыта дверь. Всем нашим сотрудникам регулярно угрожают в полиции и судах: обещают депортировать или подбросить что-нибудь, говорят, что они „потеряются“».

В мае 2024 года двое неонацистов устроили погром в московском офисе «Тонг Жахони»: они записались на тренинг для мигрантов, а на месте стали выкрикивать нацистские лозунги, крушить мебель и технику. Полиция никак не отреагировала на этот случай, зато арендодатель попросил правозащитников покинуть помещение, объяснив, что ему не нужны проблемы.

Самым распространенным и вопиющим примером нарушения прав иммигрантов остается полицейское насилие:

«Людей бьют, задерживают и оставляют без еды, воды и туалета, держат на улице в холод либо, наоборот, запирают в подвале. В 99% случаев все это делается ради того, чтобы выманить у человека взятку. Нарушений со стороны полиции становится больше. После ужесточения миграционной политики в феврале начали появляться протоколы, где без каких-либо доказательств пишется что-нибудь вроде „нецензурно выражался и размахивал руками в общественном месте“, после чего отказавшегося дать взятку человека депортируют».

Однако часто подобные протоколы составляются безграмотно, и в девяти случаях из десяти правозащитникам удается их оспорить. Сложнее обстоят дела с отказами в зачислении в школы и детские сады: помочь в таких ситуациях удается не более чем 35–40% заявителей.

Валентина Чупик считает, что мигрантам, приезжающим в Россию на заработки, в принципе не следует брать с собой детей, поскольку те попадают в абсолютно неподходящие для них условия:

«У меня недавно женщина из Узбекистана спрашивала, почему ее ребенка не принимают в детский сад. Я ей начала объяснять закон, а она мне ответила, что этот закон несправедлив. Пришлось ей объяснять, что справедливость — это вообще не про Россию».