Роботы и мигранты. Миф о том, что миграция снижает доходы местного населения и тормозит инновации, не подтверждается исследованиями

Мигранты не снижают доходы местного населения

Рынок труда в последнее время стал настоящей ареной политического противостояния. Президент США Дональд Трамп пугает американцев тем, что мигранты отнимают у них работу. Его вице-президент Джей Ди Вэнс утверждает, что обилие дешевой рабочей силы замедляет технологические инновации в стране. Взгляд Трампа — это классический, но устаревший тезис. Не только эксперты, но и большинство американцев (64%) уже давно в него не верят, резонно полагая, что приезжие занимают те вакансии, которые местные не хотят из-за низкой зарплаты, тяжелого труда или просто потому что профессия недостаточно престижная. В России же миф об опасности миграции для трудового рынка все еще популярен: 44% респондентов считают, что мигранты отнимают работу у местных, тогда как не согласны с этим только 37%.

За последние десятилетия было проведено огромное множество исследований на примере десятков различных стран, нацеленных на измерение эффекта массовой миграции для местного населения, причем как для населения в целом, так и для тех групп, которые по своим навыкам и уровню квалификации близки к мигрантам. И если по поводу населения в целом у экономистов никогда не было споров — миграция делает страну богаче и средний уровень жизни растет, — то по поводу отдельных групп местного населения (как правило, речь идет о низкоквалифицированной части рабочей силы) некоторое время шли споры. Так, в 1990 году экономист Дэвид Кард опубликовал исследование, в котором проанализировал последствия так называемого «Мариэльского исхода» — волны́ массовой миграции кубинцев в Майами в 1980 году, произошедшей после того, как Фидель Кастро внезапно объявил, что все желающие покинуть Кубу могут сделать это через порт Мариэль. Около 125 тысяч кубинцев, в основном не имевших образования, на лодках переправились в США, что привело к резкому возрастанию рабочей силы в Майами на 7%. Кард сравнил динамику зарплаты и уровня занятости коренных жителей Майами до и после прибытия мигрантов с подобной динамикой в четырех других сопоставимых городах США (Атланта, Хьюстон, Лос-Анджелес и Тампа). Никакого отставания в зарплате и занятости местных жителей не обнаружилось, причем не только для жителей Майами в целом, но и для проживающих в городе кубинских мигрантов первой волны, которые, будучи наиболее близкой социальной группой, должны были стать наиболее пострадавшими от внезапно свалившихся на их головы конкурентов.

В 2017 году это исследование попытался оспорить гарвардский экономист Джордж Борхас: он включил в выборку большее число городов и уделил особое внимание мужчинам нелатиноамериканского происхождения, бросившим среднюю школу, подразумевая, что именно они являются главными пострадавшими. При такой выборке получалось, что доходы местного населения резко упали. Но в 2018 году Джованни Пери и Василь Ясенов произвели новый подсчет, включив в выборку бросивших среднюю школу мужчин-латионамериканцев (которых Борхас не рассматривал, хотя именно они по своим параметрам ближе всего к прибывшим мигрантам), а также женщин (которых Борхас не включал в выборку без объяснения причин). Этот новый подсчет подтвердил правоту Карда: никакого падения зарплат и занятости не происходит.

Существуют и другие исследования с аналогичными выводами: анализ последствий репатриации во Францию алжирцев европейского происхождения после обретения Алжиром независимости в 1962 году, анализ массовой иммиграции из СССР в Израиль после снятия ограничений в 1990 году, что в течение четырех лет увеличило население Израиля на 12%, анализ последствий массового притока европейских мигрантов в США в 1910—1930-е годы, многолетнее исследование последствий современной миграции в Данию и др. Во всех этих случаях не было обнаружено сколь-нибудь значительного негативного влияния на местное население, а в случае с европейской миграцией в США занятость местного населения даже повысилась.

К настоящему времени консенсус среди экономистов уже сложился: в 2017 году Национальная академия наук США собрала всех ведущих экспертов по миграции, куда входили как ее сторонники, так и скептики (включая Джорджа Борхаса), и по итогам выпустила доклад, в котором недвусмысленно утверждается: «Данные эмпирических исследований последних десятилетий свидетельствуют о том, что при измерении за период более чем в 10 лет воздействие иммиграции на зарплату коренного населения очень мало».

Почему же не происходит снижения доходов местного населения, если предложение рабочей силы повышается? Дело в том, что миграция приводит к углублению разделения труда, доказывают экономисты Джованни Пери и Чад Спарбер. Приезжие, как правило, в большей степени берут на себя физический труд (строительство, уборка, сбор урожая), тогда как местные занимают позиции, требующие знания языка и навыков общения (менеджеры, администраторы, продавцы). Причем за эти коммуникационные компетенции платят, как правило, больше, то есть у местных увеличивается доход.

Особенно заметен позитивный эффект для женщин: приток низкоквалифицированных мигранток позволяет высококвалифицированным местным жительницам больше работать по своей специальности, отмечают аналитики Всемирного банка. Местные могут делегировать работу по дому доступным по цене помощницам, сосредоточившись на карьере. В этом случае также общее благосостояние растет за счет более эффективного распределения труда.

В истории много таких примеров углубления разделения труда. Так, в США в 1930-х действовала программа bracero (исп. «чернорабочий»), по которой в агропромышленный сектор привлекли 76 тысяч мексиканцев. Во время Великой депрессии программу закрыли — надеялись, что это освободит рабочие места для американцев. Но как показало другое исследование Пери и коллег, репатриация мексиканцев, напротив, сократила количество менеджеров и координаторов и заставила американцев перейти на менее престижные и хуже оплачиваемые позиции чернорабочих.

При этом приезжающие работники не только повышают предложение труда, но и сами создают спрос на него — через свой спрос на местные товары и услуги. В истории есть пример от противного: когда после падения Берлинской стены гражданам Чехии разрешили работать в приграничных муниципалитетах Германии, не давая вида на жительство (то есть заставляя чешских работников возвращаться в Чехию и оставаться там потребителями), эта программа оказала негативное влияние на занятость и зарплаты немцев. Увеличение количества чешских работников в структуре занятости затронутых программой муниципалитетов Германии на 1% приводило к падению зарплат немцев на 0,13%, а занятости — на 0,9%.

И наконец, мигранты сами часто открывают бизнесы, создавая дополнительные рабочие места. В США мигранты непропорционально часто становятся владельцами фирм. Вероятность того, что мигрант откроет предприятие, штат которого разрастется до 10 сотрудников за пять лет, на 30% выше, чем то, что это сделает местный. Причем эти предприятия играют важную роль в абсорбировании мигрантской рабочей силы: по данным 1992 года, в США 43% мигрантов работали на предприятиях, открытых мигрантами.

Дешевый труд и технологии не заменяют, а дополняют друг друга

Вэнс, критикуя миграцию, опирается и на то, что дешевый труд якобы снижает стимул к инновациям. Связь между инновациями и дефицитом рабочей силы действительно есть, но не такая прямая. Иногда дефицит рабочей силы может подстегнуть инновации: например, наводнение в дельте Миссисипи в 1927 году привело к оттоку темнокожего населения из региона, что подтолкнуло местных землевладельцев, полагавшихся на труд темнокожих, вложиться в механизацию своих хозяйств. В результате в затронутых наводнением областях сельское хозяйство стало технически более продвинутым, чем в соседних областях, которые не столкнулись с последствиями наводнения. Аналогично после отмены уже упомянутой программы bracero фермеры, использовавшие труд мексиканских рабочих, были вынуждены применять новые технологии, что привело к росту количества регистрируемых патентов в их регионах. До прекращения этой программы в Калифорнии практически не использовались машины для сбора томатов — в отличие от, например, Огайо, куда bracero не доезжали. После ее отмены все калифорнийские фермеры стали использовать такие машины. Но даже и в этом примере есть свои проблемы, отмечает Шмуэль Сэн из Еврейского университета в Иерусалиме: автоматизация не принесла выгоды ни потребителям, ни фермерам, затронутым прекращением программы, — напротив, их доходы в долгосрочной перспективе упали, а цены на томаты выросли. Кроме того, фермеры вынуждены были отказаться от производства множества культур, таких как спаржа, клубника, корнишоны, сельдерей и латук, машин для сбора которых еще не существовало. То есть решение полагаться на мигрантов, а не на технологии, в том случае было экономически рационально. Основными выигравшими в этой ситуации стали компании, продававшие технику для сбора помидоров. Схожая ситуация во многом произошла и с Дональдом Трампом, который был вынужден прекратить депортацию мигрантов, занятых в сельском хозяйстве, просто потому, что в Америке нет ни местных рабочих, ни технологий, которые могли бы их заменить.

Но главное в другом: существует разница в динамике инноваций в зависимости от того, в каком сегменте они применяются. Исследование, сравнивавшее данные по патентам в 41 стране, обнаружило, что рост зарплат низкоквалифицированных работников повсеместно ведет к снижению количества патентов на технологии автоматизации и не влияет на количество остальных патентов. При этом рост зарплат высококвалифицированных работников имеет обратный эффект, замедляя разработку автоматизирующих технологий.

Противоположный эффект роста зарплат в низко- и высококвалифицированном сегменте рынка труда связан с тем, что низкоквалифицированный труд проще автоматизировать, так как неквалифицированные работники обычно выполняют достаточно однообразные задачи, не требующие высокого уровня креативности. А удорожание высококвалифицированного труда вынуждает фирмы просто сокращать инвестиции в развитие.

Технологии и специалисты не столько заменяют друг друга, сколько взаимодополняют, полагает лауреат Нобелевской премии по экономике 2024 года Дарон Аджемоглу. Технологическое развитие больше зависит от того, какая рабочая сила доступна сейчас. Если на рынке много неквалифицированных рук, то развитие технологий будет адаптироваться под них. Когда же появляется достаточное количество квалифицированных работников, то и технологии становятся квалифицированнее, потому что находят больший спрос.

То есть наличие большого количества низкоквалифицированных мигрантов, чей труд сравнительно дешев, стимулирует предприятия опираться на них и на низкоквалифицированных местных, поддерживая занятость в этом сегменте. Тогда как удорожание низкоквалифицированного труда подталкивает инвестиции в требующие квалификаций технологии и таким образом повышает спрос на более образованную рабочую силу.

Однако без достаточного количества образованных работников такие инвестиции не имеют смысла. Поэтому, например, Китай или другие развивающиеся страны не могли сразу заимствовать западные технологии, пока у них не появилось достаточное количество квалифицированных кадров, чтобы работать с ними.

В XIX веке технологическое развитие было направлено на повышение эффективности неквалифицированных работников и автоматизацию труда квалифицированных дорогих ремесленников. Поэтому массовый наплыв рабочих мигрантов в США между 1840 и 1920 годами способствовал развитию промышленности и появлению новых фабрик. Однако распространение образования (во многом как раз по запросу рабочих, которым понадобилось изучить хотя бы азы грамоты для обращения с новыми механизмами) и рост количества квалифицированных специалистов развернули тренд в обратную сторону. На протяжении большей части ХХ века технологии адаптировались под экспертов, повышая их производительность и автоматизируя труд неквалифицированных работников. Зарплаты квалифицированных работников в этот период росли, так как рос и спрос на них, а зарплаты всех остальных падали, поскольку их труд по сути вытеснялся технологиями.

Надо сказать, что тот же механизм действует и в отношении других ресурсов: недостаток ресурса повышает цены на него и подталкивает компании к инвестициям в более доступные альтернативы. Например, высокие цены на углеводороды стимулируют развитие альтернативных источников энергии. Компании всегда ограничены в ресурсах и должны выбирать, куда их направить в первую очередь. Поэтому, вкладывая деньги в автоматизацию (замену людей машинами), они могут недофинансировать другие важные отрасли.

Инновации не сокращают рабочие места, а создают новые

Как отмечают Аджемоглу и экономист из Бостонского университета Паскаль Рестрепо, посвятившие автоматизации серию статей, этот процесс может замещать работников, но также может создавать новые задачи, повышая спрос на рабочую силу. Благодаря этому промышленные революции не привели к вытеснению человеческого труда.

Напротив, автоматизация в одних областях создавала задачи и спрос на труд в других. Если двести лет назад большинство населения было занято в сельском хозяйстве, а сто лет назад — в промышленности, то теперь в развитых странах бóльшая часть граждан работает в сфере услуг и бóльшая часть ВВП производится именно там.

Есть три основных причины, пишут экономисты, почему автоматизация может увеличивать спрос даже на неквалифицированный труд.

• Автоматизация снижает затраты, повышает продуктивность и делает товары дешевле. Это, в свою очередь, увеличивает спрос на эти товары. В результате автоматизация подталкивает расширение производства и, соответственно, спрос на необходимый для него неавтоматизированный труд. Например, изобретение банкоматов снизило потребность в банковских сотрудниках, но подтолкнуло банки к тому, чтобы открывать больше новых отделений, поскольку теперь это требовало меньших затрат. В результате количество служащих тоже увеличилось. В 1985 году в США было 60 тысяч банкоматов и 485 тысяч банковских клерков. А в 2002 году эти значения подросли до 352 тысяч и 527 тысяч соответственно.
• Автоматизация повышает спрос на технику, увеличивая занятость рабочих, вовлеченных в ее производство.
• В сферах, где технологии уже преобладают, дальнейшая автоматизация (например, замена лошадей тракторами в сельском хозяйстве) и улучшение технологий уже не могут вытеснить человеческий труд, но зато могут увеличить производительность и спрос на технику, подталкивая рост спроса на труд за счет двух вышеупомянутых эффектов.

Кроме того, автоматизация обычно создает спрос на обслуживающий персонал для машин. Постепенно и эти задачи могут стандартизироваться, то есть стать подходящими для менее квалифицированных рабочих. Так произошло во время Первой промышленной революции, когда задачи ремесленников были стандартизированы и автоматизированы так, что их взяли на себя менее квалифицированные фабричные рабочие.

Впрочем, бывают и сбои, когда низкоквалифицированные рабочие заменяются дорогостоящими, но менее эффективными машинами, которые к тому же требуют обслуживания людьми, чьи навыки принесли бы больше пользы в другой сфере. Так, из-за того, что Илон Маск пытался автоматизировать как можно больше задач при производстве своих электромобилей, производительность на фабриках Tesla упала. В результате компания не достигла производственных целей в 2018 году, и Маск вынужден был признать: проводимая им автоматизация была чрезмерна, он недооценил производительность людей.

Примером технологии, которая требует больших вложений труда и при этом повышает эффективность производства, может служить создание платформ для вызова такси типа Uber или сервисов доставки типа Amazon. Эти технологии не могли бы существовать без большого количества дешевого низкоквалифицированного труда, требующего только массового умения обращаться со смартфоном. При этом они значительно снизили цены на соответствующие услуги, сделав их широкодоступными, стимулируя спрос на множество товаров и повышая эффективность распределения времени и усилий для миллионов пользующихся ими работников.

В последние десятилетия в США наблюдается дисбаланс в пользу технологий, которые вытесняют труд, не создавая новых задач, отмечают Аджемоглу и Рестрепо. Это во многом связано с тем, что налогами облагается труд, а не капитал, который, наоборот, субсидируется государством. В результате производительность в это время стагнирует, а неравенство растет, потому что компании экономят на труде и технологиях одновременно, вместо того чтобы продвигать инновации, которые повышали бы его производительность.

Развитие искусственного интеллекта вряд ли полностью вытеснит людской труд, потому что ИИ все еще способен эффективно выполнять только узкоспециализированные задачи, но во многих сферах человеческий разум остается более эффективным. Однако многих работников он, видимо, потеснит. И этот эффект необходимо будет уравновесить созданием новых задач для людей, которые повышали бы общую экономическую производительность.

Исследователи Аджемоглу и Рестрепо видят особый потенциал для создания таких задач в сферах образования, здравоохранения и использовании технологий дополненной реальности на производстве. Чтобы прогресс не только вытеснял людей с работы, но и помогал им работать лучше и создавал новые возможности, нужны целенаправленные действия государства. Важно переобучать сотрудников, теряющих работу, и стимулировать разработку технологий, которые будут полезны людям.

Мигранты во многом функционируют в экономике так же, как и машины: они замещают своим трудом одни задачи, создавая другие за счет более эффективного разделения труда. Поскольку сейчас во многих развивающихся странах люди живут дольше, переезжают в города, а воспитание детей становится дороже, рождаемость падает. Поэтому поток мигрантов из этих стран, растущий в последние годы, вероятно, будет постепенно уменьшаться. В таких условиях вложения в автоматизацию, пусть даже без увеличения продуктивности, вполне оправданы.

Такие страны, как Япония, Германия и Южная Корея, уже столкнувшиеся с нехваткой рабочей силы из-за ограниченной миграции и старения населения, давно активно инвестировали в замещающую автоматизацию. Сейчас в них применяется 14, 17 и 20 индустриальных роботов на 1000 индустриальных рабочих соответственно, тогда как в США их только 8 на 1000 рабочих. Однако их экономика в последние десятилетия росла значительно медленнее, чем экономика США, черпавших рабочую силу в иностранных мигрантах, или Китая, черпавшего ее в мигрантах внутренних.

По мере того как потребность в таких технологиях будет расти из-за старения человечества и удорожания человеческого труда, экономики развитых стран, скорее всего, начнут выигрывать от экспорта технологий. Страны, которые сейчас получают выгоду от притока дешевой рабочей силы мигрантов, вероятно, останутся в выигрыше и в будущем. Развиваться, догоняя другие страны, всегда быстрее и легче. Им не нужно изобретать велосипед – они смогут просто перенимать готовые и эффективные технологии у более развитых стран, избегая затрат на неудачные разработки.

К тому же использование мигрантского труда высвобождает в этих странах труд образованных женщин и стимулирует местных заниматься трудом, требующим более сложных квалификаций, что будет упрощать процесс автоматизации ввиду наличия большего количества квалифицированных специалистов.