«Тихие» протесты: как сопротивляются те, кто не готов поджигать военкоматы

«Важна даже самая маленькая акция»

24 февраля, в день, когда началась война России с Украиной, Лиза — 32-летняя работница киноиндустрии из Москвы — отправилась в центр города. Она надеялась увидеть протестные акции и антивоенные выступления и собиралась к ним присоединиться. По ее воспоминаниям, людей на улицах оказалось очень мало: «Выйдет кто-нибудь один с плакатом — его тут же впятером хватают полицейские и уводят». Тогда Лиза поняла, что «традиционный» протест с митингами и плакатами стал бесполезным. Но в то же время она не готова была просто «сидеть дома и молчать»:

«На следующий день я увидела у знакомой в Instagram красивые антивоенные листовки. Она специально выложила их, чтобы подписчики могли распечатать и использовать. Это были черные прямоугольники, а на их фоне — белые надписи, например, „нет войне”. В ближайшей к дому типографии я напечатала стопку листовок и развесила их в подъезде, на зеркалах в лифтах и на каждом почтовом ящике. Листовки сегодня — не единственная форма коммуникации, в другой раз я просто открыла сториз и большими буквами написала „нет войне”. На эскалаторе я стала показывать экран людям, которые ехали навстречу. Это очень маленький, будничный поступок. В нем нет ничего героического или сложного. Но в условиях, в которых мы живем, важны и такие вещи. Много крошечных протестов сливаются в один большой».

Таких инициативных одиночек, как Лиза, в России тысячи человек, но СМИ обычно о них не пишут, поэтому о действиях этих людей вы не узнаете, пока не столкнетесь с ними непосредственно. Но они тоже имеют значение, потому что на своем низовом уровне оказывают значительное влияние на общественное мнение.

Новые способы сопротивления

Обычные формы протестов, вроде митингов и пикетов, давно попали под запрет и жестоко пресекаются еще на этапе планирования, а на тех, кто их все же проводит, заводят уголовные дела. Для ареста достаточно просто высказаться о войне: именно так оказались за решеткой Владимир Кара-Мурза, Илья Яшин, Алексей Горинов и другие. Действия силовиков при задержании немногочисленных протестующих тоже стали особенно жесткими. Так, в марте 2022 года девушек, задержанных на антивоенном митинге, привезли в ОМВД «Братеево». Позже они рассказали, что силовики не допустили к ним адвокатов, стали оскорблять и избивать. «Полицейский бил меня и орал, что я тупая. Потом он стал бить бутылкой с водой — слава богу, она оказалась полупустая», —жаловалась одна из активисток. Другие девушки говорили, что тот же самый полицейский пинал их, выдирал волосы и лил им за шиворот воду.

В этих условиях многие активисты переходят от митингов и шествий на улицах к подпольным формам протеста. Например, кто-то ездит в транспорте с плакатами, рассказывающими о войне и действиях российской власти. Это — часть «Тихого пикета», движения, которое началось еще в 2016 году с акции художницы и активистки Дарьи Серенко. Она каждый день спускалась в метро с плакатами, на которых были надписи, посвященные важным социальным и политическим событиям.

Другие россияне пишут антивоенные послания на денежных купюрах: они часто передаются из рук в руки, а автор посланий остается при этом анонимным.

По пятницам на улицы некоторых городов выходят девушки, одетые в траурную одежду. Это тоже протестная акция, продолжение инициативы «Женщины в черном», которая впервые проводилась в Израиле в 1988 году в ответ на действия израильских солдат на оккупированных территориях.

Суть большинства этих инициатив — в отсутствии организаторов и четких временных рамок. В них можно участвовать в одиночку и в любое время, что делает их более безопасными, чем организованные митинги и шествия. Впрочем, Дарья Серенко отмечает, что сегодня уже нет форм протеста, которые можно было бы назвать совершенно безопасными. Например, в апреле в Петербурге задержали 31-летнюю художницу Сашу Скочиленко за то, что она заменила ценники в одном из магазинов на пацифистские послания, — заметившая это пенсионерка написала на девушку донос. Сейчас Скочиленко находится в СИЗО, против нее возбудили уголовное дело за дискредитацию российской армии. «А ведь сначала акция с ценниками казалась всем довольно безопасной, — говорит Серенко. — Репрессивная машина постоянно догоняет, и приходится придумывать все новые способы протеста. Есть задержанные и за стикеры, и даже за черную одежду».

Протестные акции меняют город

Мотивация «подпольщиков» понятная: они не сомневаются, что могут внести свою лепту в формирование общественных настроений, и если их будет достаточно много, то результат будет не меньшим, чем от массовых митингов. 20-летняя студентка К. из Москвы ходит по городу с самодельным стикером «Нет войне» — она надеется, что эта надпись заставит кого-то из прохожих задуматься о происходящем, узнать побольше о военном конфликте, почитать независимые источники. Или хотя бы просто подбодрит противников войны, которые чувствуют себя так же одиноко и растерянно, как и она сама пару месяцев назад.

22-летний программист Сергей из Новосибирска рассказывает, что начал свое «подпольное» сопротивление 28 февраля: он сам сделал дома антивоенные наклейки, положил в сумку баллончики с краской и в два часа ночи вместе с друзьями отправился на улицу. В местах без камер они останавливались и рисовали граффити или клеили стикеры. Сергей продолжает этим заниматься до сих пор и считает, что уличное искусство — это важная часть сопротивления:

«Есть такая „теория разбитых окон”. Она отчасти про то, что окружение, в котором живут люди, влияет на их поведение и образ мысли. Граффити и стикеры меняют город. Люди видят это и задумываются. Пространство незаметно заполняется протестом».

29-летняя журналистка Анна из Москвы в канале феминистского антивоенного сопротивления (ФАС) прочитала об акции «женщины в черном» — эта идея показалась ей «довольно безопасной и к тому же визуально красивой». 19 марта она надела черную дубленку, взяла две белые розы и медленно пошла по улицам Москвы. «Смысл акции — напомнить, что, пока у нас продолжается обычная жизнь, в другом месте происходит трагедия, — объясняет Анна. — Таким действием нельзя остановить ракеты или пули. Но можно вернуть себе самоуважение. Ощущение, что я не жертва, а субъект, который имеет позицию и может ее выражать».

Еще одна нетривиальная форма сопротивления — «Антивоенный больничный». Участникам этого протеста предлагается брать больничные на работе и тем самым саботировать экономику России: «По сути это забастовка, — объясняют инициаторы „Антивоенного больничного”. — Только она не требует долгой подготовки и создания профсоюза. Но эффект тот же. Да, мы не парализуем полностью военную машину. Но кто знает, в какой момент благодаря забастовке нужный снаряд вовремя не доедет до фронта». Сколько людей присоединилось к такой форме протеста — неизвестно, но непохоже, что их число велико.

Бытовые протесты — продолжение давней традиции

Историк Сергей Бондаренко рассказывает, что «тихие», «бытовые» протесты существовали в разные времена во многих тоталитарных обществах:

«Такие формы сопротивления появляются в ситуациях, когда большие организованные акции невозможны или опасны. В отличие от массовых протестов, они редко остаются в истории. Например, принято считать, что в советском обществе в сталинские времена не было политического протеста. На самом деле он был — тихий, но постоянный. Чаще всего это были небольшие спонтанные акции. В электричке, в очереди, в пивной кто-то вдруг начинал петь частушки про Сталина или публично срывать агитационные плакаты. Государство очень внимательно отслеживало такие действия и строго наказывало за них, потому что видело в них реальную угрозу. Но могут ли такие формы сопротивления глобально повлиять на ситуацию — сказать сложно».

Бондаренко напоминает, что подобное поведение наблюдалось не только в СССР, и приводит в пример немецкую семью Хампелей. Они были супружеской парой — простые рабочие, чей сын погиб по время Второй мировой. Отто и Элиза Хампели не могли простить Гитлеру этой потери и стали распространять по всему Берлину открытки, призывающие людей воздерживаться от сотрудничества с нацистами. В 1943 году их арестовали, пытали и казнили. Какое-то время их история не была широко известна, но в 1947 году немецкий писатель Ганс Фаллада создал роман «Каждый умирает в одиночку», основанный на их истории. Книга позже стала популярна по всему миру.

Один из самых известный примеров подпольного сопротивления — «Белая роза» в Германии, которая действовала в 1942–1943 году. Участники распространяли листовки с антивоенными призывами — произвольно оставляли листовки по разным адресам и раздавали их в университете. Основателями движения были брат и сестра Ганс и Софи Шоль.

Однажды Софи принесла листовки в университет и сбросила несколько из них с балкона студентам. Охранник вызвал гестапо. Ганса, Софи и их сподвижника Кристофа Пробста казнили на гильотине.

Другая заметная «тихая» акция — «Женщины в черном». Начиная с 1988 года она проходит по всему миру как ответ на нарушения прав человека. Впервые женщины, облаченные в черное, стали выходить на улице в Израиле, чтобы почтить память людей, погибших от действий израильских солдат на оккупированных территориях. Эту инициативу стали повторять в других странах. Например, в 1990-х в бывшей Югославии появилось свое движение «женщин в черном», которые выступали против национальной розни и кровопролития, происходивших в те годы. Как и в России, в разных странах антивоенную позицию часто занимали женские движения. Например, в конце 1960-х в США была американская секция Международной лиги женщин за мир и свободу, а также «Женщины, боритесь за мир», «Голос женщин». Помимо открытого сопротивления — например, выхода на демонстрации, — женщины собирали деньги на медицинскую помощь вьетнамскому народу, пострадавшему от действий США. Также они помогали, материально и юридически, молодым людям, которые отказывались идти воевать, распространяли листовки и информацию о происходящем.