Недавно вышедшая книга издательства ОГИ "Господь, прости Советскому Союзу!" — это своего рода энциклопедия советской жизни, написанная очень необычным способом: три филолога (Роман Лейбов, Олег Лекманов и Елена Ступакова) подробно разобрали и разъяснили поэму Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы». Оттуда читатель узнает, что такое бикса, «Солнцедар», голубые гитары, рейганомика и «Союз-Аполлон», а также начинает понимать контекст, позволяющий прочувствовать апокалипсический сарказм поэта, к моменту написания произведения не опубликовавшего в официальной печати ни одной строки.
The Insider публикует отрывки из главы, посвященной последним годам существования СССР.
Суперрайфл, суперстар, "Солнцедар"Юность бедная, бикса плохая.
Здесь сконцентрированы студенческие впечатления автора. «Юность бедная» — поэтическая формула; как, например, в неоконченной поэме Некрасова «На Волге (Детство Валежникова)» (1860): «О юность бедная моя». Жаргонное слово бикса в зависимости от контекста может приобретать самые разные оттенки значений — от подруги до проститутки, но все эти оттенки будут пренебрежительными, как и в комментируемом стихе, в котором предельное обобщение (юность — бикса) соединяется с частным биографическим воспоминанием (бикса, встреченная в юности).
Упоминаемый в зачине второго стиха «суперрайфл» — это транскрибированное название линии джинсов Super Rifle фирмы Rifle, которая базировалась не в США, где производились «настоящие», «фирменные» джинсы (Levi Strauss, Lee, Wrangler), а в Италии. Она была основана в 1958 году братьями Джулио и Фьоренцо Фратини, успех предприятия в значительной степени определялся громадным спросом на джинсы в странах Восточной Европы — джинсы Super Rifle были чрезвычайно популярны в СССР, Болгарии, Польше и Чехословакии, а также в ряде западноевропейских стран. Следующий «супер» («суперстар») намекает как на устойчивое именование рок-звезд, обыгранное в названии культовой рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда» («Jesus Christ Superstar» 1970, музыка Эндрю Ллойда Уэббера, либретто Тимоти Райса), так и на известный анекдот о Брежневе: «Дорогие товарищи! Говорят, что я стар. Да, я стар. Я очень стар. Я — суперстар»; тема геронтократии и умственной немощи советских вождей еще встретится нам.
Наконец, выпускавшееся в СССР с конца 1950-х по начало 1980-х гг. красное крепленое вино чрезвычайно низкого качества с красивым названием «Солнцедар» может служить одной из ярких эмблем позднего социализма, каким он виделся автору поэмы «Сквозь прощальные слезы». Согласно распространенному фольклорному рассказу, «Солнцедар», названный в честь пригорода Геленджика, изготовлялся из алжирского «виноматериала», однако эта версия не подтверждается обращением к списку советских отраслевых стандартов: здесь «Солнцедар» описывается просто как «вино виноградное красное крепкое» (ОСТ 18 47—70), а «вина виноградные из импортных (алжирских) виноматериалов» значатся под ОСТ 18 39—71 (Отраслевые и республиканские стандарты, 1976). В написанной позднее поэме, так и называвшейся — «Солнцедар» (1992—1996), этому напитку было суждено стать символом всего немилого Кибирову в поэзии Серебряного века.
Три существительных создают узнаваемую современниками картину: молодые люди в купленных «с рук» джинсах предаются досугу: слушают модную музыку на бобинном магнитофоне и употребляют относительно дешевый, высоковеселящий и исключительно вредный напиток.
При крепости вдвое меньшей, чем водочная, «Солнцедар» стоил примерно в три раза дешевле водки; других же достоинств у него не имелось
— Что там слышно? — Меняют кого-то на Альенде. — Да он ведь убит?!— Значит, на Пиночета! — Да что ты!! Пиночет-то ведь главный бандит!! —
Этот диалог (вероятно, разворачивающийся внутри описанной выше компании молодых людей) имеет конкретную временную приуроченность. Речь идет о конце 1976 года (автору в это время 21 год). 18 декабря генеральный секретарь чилийской компартии сенатор Луис Корвалан был обменян на диссидента Владимира Константиновича Буковского. До декабря 1976-го Корвалан без суда находился в заключении после путча, осуществленного в 1973 году под руководством пришедшего к власти генерала Аугусто Пиночета (1915—2006); в ходе переворота был убит законно избранный президент Чили Сальвадор Альенде (1908—1973), представитель левой коалиции, поддерживаемой СССР и приведшей страну к экономическому хаосу. Буковский, арестованный за диссидентскую деятельность в четвертый раз в 1971 году, объявленный в советских газетах «хулиганом» и приговоренный в 1972-м к семи годам заключения и пяти годам ссылки, отбывал в 1976 году срок во Владимирской тюрьме (куда был переведен из лагеря как «злостный нарушитель режима»). Переговоры об обмене шли при посредничестве США, эта гуманитарная акция соответствовала курсу на «разрядку международной напряженности».
Советским людям про обмен ничего не сообщили, дело было представлено так, как будто Корвалана выпустили «под давлением мировой общественности». Поэтому в первом комментируемом стихе речь, несомненно, идет о «слышно» по так называемым радиоголосам, то есть из передач, настроенных на СССР и вещавших на русском языке западных пропагандистских радиостанций «Голос Америки», «Немецкая волна», «Свобода» и других, не всегда усердно и успешно глушившихся соответствующими советскими спецслужбами. О практике регулярного слушания таких передач с целью получения правдивой информации о событиях в мире и в СССР можно прочитать, например, в воспоминаниях М. Гринберга о Венедикте Ерофееве: «Мы были в Абрамцеве, сидели на крылечке, курили и услышали по нашему радио, — а это было то ли первое сентября 1983 года, когда случилась история с корейским авиалайнером, то ли следующий день, — услышали мутное первое сообщение о том, что этот самый лайнер проследовал куда-то... Я сказал: ничего не поймешь, может, и правда какой-то инцидент... Хотя я был уже взрослый дядя, мне почти тридцать лет было в этот момент. А Веня на меня с удивлением посмотрел и сказал: „У, теленок, ты разве не понял, что наши грохнули пассажирский самолет? Пошли слушать ‘голоса’, сейчас скажут“».
Разговор, описанный в комментируемой строфе, иллюстрирует демонстративную аполитичность героев, одетых в заграничные джинсы и взирающих свысока на мир политических новостей. Советский народ в целом был куда более осведомлен и принципиален, он откликнулся на события канонической частушкой о двух генсеках, памятной до сих пор и, несомненно, подразумеваемой у Кибирова:
Обменяли хулиганаНа Луиса Корвалана...Где б найти такую б***ь,Чтоб на Брежнева сменять?
Пиночет. Голубые гитары.Озирая родную дыру,я стою, избежав семинара,у пивного ларька поутру.
Вокально-инструментальный ансамбль «Голубые гитары» (в названии подразумевались не столько восточногерманские гитары голубого цвета с перламутровым оттенком, сколько общая «романтичность» голубого цвета) был создан при Москонцерте в 1969 году и наконец прекратил свое существование в начале 1990-х гг. Он тоже может считаться своеобразным символом советских 1970-х, когда коммерческое подражание Западу повсеместно сочеталось с ритуальными проклятиями в его адрес и показным патриотизмом (именно в это время родился афоризм, который пародийно переосмысливал старое пропагандистское клише: «Запад, конечно, загнивает, но как же хорошо пахнет»). Мотивы песен «Голубых гитар» и подобных им групп беззастенчиво, хотя иногда и талантливо имитировали западные рок- и поп-образцы (прежде всего, «Битлз»), однако в репертуар таких ВИА в обязательном порядке входили не только слащавые баллады о любви, но и выдержанные в духе комсомольской романтики песни об отчизне, например написанная на музыку основателя «Голубых гитар» И. Гранова песня «Родина»
Пивные ларьки — еще одна узнаваемая примета городского советского пространства. Пиво в них продавалось на разлив и чаще всего выпивалось тут же, а покупатель сразу же вставал в очередь за следующей кружкой. Столики и стойки рядом с ларьками имелись далеко не всегда, а разливалось пиво даже в стеклянные банки и (позднее) в целлофановые пакеты. Временная отнесенность действия в комментируемом фрагменте неслучайна: пиво действительно часто пили с утра, потому что к вечеру оно просто могло закончиться. В стихотворении «О доблести, о подвигах, о славе...» (1988) Кибиров пишет: «...о юности, о выпитом портвейне, / да, о портвейне, о пивных ларьках, / исчезнувших, как исчезает память, / как все, клубясь, идет в небытие».
Той же ночью в вагоне пустомзуб мне вышибет дембель-матросик, —впрочем, надо сказать, поделом.
Во многих стихотворениях и поэмах Кибиров подробно рассказывает о своей службе в советской армии. Здесь автор, во-первых, ясно и доступно показывает, к чему в итоге приведет лирического героя предпочтение пивных ларьков семинарским занятиям в институте (особо приятно и принято было прогуливать семинары по так называемым «общественным наукам» — истории КПСС, диалектическому и историческому материализму и т.п.), а во-вторых, концентрированно описывает тот урок усмирения гордыни, который он впоследствии получит в армии сполна, а учась в институте — в относительно легкой форме. Вот что Кибиров говорил в интервью: «...хотя я никому этого не пожелаю, лично мне это было на пользу <...> Потому что я к тому времени, со всеми своими стишками и бездельем, и таким добросовестным мальчишеским развратом, запросто мог стать обыкновенным ничтожеством и мерзавцем. А в армии я впервые столкнулся с жизнью — без всяких прикрас. И понял, что сам из себя ничего не представляю — ни удивительного, ни ценного, — поскольку все то, чем я гордился — мол, читал и то, и се, и венки сонетов пишу, — оказалось ненужным, и стало ясно, что в реальных ситуациях я веду себя, может, и не хуже, но нисколько не лучше, чем остальные ребята, украинские пэтэушники, которые со мной служат <...> В общем, я понял, что ничем я не отличаюсь от других — никакой высоты духа, ничего. А при этом понятно, что с этих ребят спрашивать нечего — их никто хорошему не учил, а я-то книжки читал и вроде должен вести себя иначе, а не веду. И спесь была с меня сильно сбита, и это было хорошо. В моем случае». Действие этого эпизода, очевидно, развертывается в октябре, после сентябрьского приказа о демобилизации, но в антураже «золотой осени». Демобилизованные матросы, служившие не два (как в других родах войск), а три года, были более склонны к насильственному установлению социальной справедливости и наказанию антиобщественных поступков гражданской молодежи.
А потом, а потом XXVсъезд прочмокал и XXVI,и покинули хаты ребята,чтобы землю в Афгане... Постой!
События эпохи в V главе описываются не вразнобой, а последовательно, совпадая с биографией нарратора и этапами приближения «часа мужества» в его жизни и в жизни страны.
Римские цифры вместо слов «двадцать пятый» и «двадцать шестой» — черта официального языка советской эпохи, восходящая к 1920-м гг. Как в анекдоте: Брежнев выступает на съезде и читает по бумажке: «Товарищи! Партия послала меня на х... на х... ху...». Референты сбоку: «Леонид Ильич, это — „двадцать шестой“». XXV съезд КПСС прошел в феврале — марте 1976 года; XXVI — в феврале-марте 1981 года. Главным действующим лицом и чтецом отчетных докладов на обоих съездах выступил Брежнев, на чью шамкающую с характерным причмокиванием речь Кибиров и намекает. Связано это причмокивание было с тем, что вставная челюсть генсека была укреплена отечественными стоматологами не слишком удачно. В 1977 году на помощь призвали специалистов из ФРГ, однако и их усилия блестящими результатами не увенчались. Малоаппетитные подробности, касающиеся состояния ротовой полости Брежнева в конце 1970-х, желающие могут найти в интервью с немецким дантистом Питером Хугом. Чтение влюбленными материалов съездов партии выступает издевательским лейтмотивом стихотворения Кибирова. «Любовь, комсомол и весна» (1987): «Они сидят в обнимку на собраньи, / они в обнимку тесную читают / Доклад на съезде XXV или / XXVI» — издевательство состоит в том, что никакой особой разницы между материалами XXV и XXVI съездов (в отличие от ХХ или XXII) не наблюдалось, а сама ситуация была совершенно непредставима для цинически настроенных современников.
Далее Кибиров ернически цитирует (и тоже уже не в первый раз) «Гренаду» Светлова: «Я хату покинул, / Пошел воевать, / Чтоб землю в Гренаде / Крестьянам отдать». Однако затем автор поэмы резко себя останавливает: вероятно, и потому, что бесконечные повторы уже сказанного вызывают экзистенциальную тошноту, и потому, что тема вторжения советских войск в Афганистан (решение о котором было принято на заседании Политбюро ЦК КПСС 12 декабря 1979 года) слишком болезненна для нарратора, как и для многих его современников, старших и младших. Например, в «Стихах о зимней кампании 1980 года» (1980) Иосиф Бродский пишет о детях, которые не были в свое время рождены и не стали участниками позорной и бессмысленной Афганской войны:
Слава тем, кто, не поднимая взора,шли в абортарий в шестидесятых,спасая отечество от позора!(Бродский, 1993)
А в послании Кибирова «Л. С. Рубинштейну» есть стихи, проникнутые презрением к А. Розенбауму, посетившему советские части в Афганистане и написавшему об этом цикл песен: «Розенбаум в Афган слетал, / с кровью красною чужою / сопли сладкие смешал».
Хватит! Что ты, ей-богу. Не надо.Спой мне что-нибудь. — Нечего спеть.Все ведь кончено. Радость-отрада,нам уже ничего не успеть!
Начиная с последнего стиха предыдущей строфы Кибиров почти совсем отказывается от спасительной, остраняющей его поэтическую речь иронии в пользу надрывного, близкого к истерике монолога о конце советской истории (выстроенного как внутренний диалог) в духе Высоцкого. Неслучайными, хотя и абсолютно непреднамеренными кажутся и переклички комментируемых стихов Кибирова с написанной в том же 1987 году песней В. Цоя «В наших глазах» (общее — ощущение конца эпохи):
Мы хотели песен — не было слов.Мы хотели спать — не было снов.Мы носили траур. Оркестр играл туш.
Обращение «радость-отрада» в третьем стихе, по-видимому, стилизует всю строфу под трогательную народную песню. Вот, например, первые шесть стихов песни, написанной в середине XIX в. А. Гурилевым на слова неизвестного автора:
Ты, отрада, радость, мойСиз голубчик дорогой, Жаль расстаться мне с тобой.Жаль расстаться мне с тобой.Жаль расстаться, распрощаться,Мил, навеки от тебя...
Все ведь кончено. Так и запишем —не сбылась вековая мечта.
В этих стихах трагичность краха семидесятилетней надежды советских людей на светлое будущее оттеняется использованием клишированных оборотов «Так и запишем» (национальный корпус русского языка фиксирует его использование с 1860-х гг.) и «<не> сбылась вековая мечта». Это выражение тоже имеет дореволюционную историю, однако в советское время оно попало в новые контексты: так чаще всего говорили о построении социализма и, начиная с 12 апреля 1961 года, о полетах советского человека в космос. Однако у Кибирова подразумевается другое событие, которое должно было произойти в будущем, — построение коммунизма в СССР. Иногда это будущее официально объявлялось далеким, а в романтическую эпоху правления страной Н. С. Хрущевым — очень близким; оно, согласно «Программе КПСС», принятой в 1961 году, должно было наступить в 1980 году. По утверждению самого Хрущева, эта программа намечала «широкий фронт развернутой борьбы за построение коммунизма, за осуществление вековой мечты всего человечества».
Тише, тише! Пожалуйста, тише!Не кричи, ветеран-простота.
В этих стихах Кибиров в очередной раз на глазах читателя меняет адресата высказывания: сначала кажется, что нарратор успокаивает самого себя (первый комментируемый стих), а во втором стихе выясняется, что он пытается мягко урезонить расшумевшегося в ответ на его предыдущие высказывания «ветерана». Хотя во «Вступлении» к СПС К. куражится над «ветеранами трех революций», в комментируемом стихе, как и ниже в V гл., речь явно идет о другом ветеране — Великой Отечественной войны, поэтому финал стиха и содержит отсылку к устойчивому иносказанию «Аким-простота» (т. е. невинный простодушный человек). Как представляется, рассказ про обманутые заветные ожидания советских людей Кибиров совершенно неслучайно начинает именно с ветерана войны. Нелишне отметить, что «ветеранами» их называть стали довольно поздно — в брежневское время (до этого чаще использовалось самоназвание «фронтовик»). Поскольку далее в поэме ветеран появится рядом с «парочкой навеселе», призыв в первом стихе можно поставить в ряд с зачином известной дворовой песни «Не шумите, ради бога, тише! / Голуби целуются на крыше», написанной по мотивам стихотворения Н. Старшинова «Голуби» (1959); приведем авторский вариант его первой строфы:
Не спугните... Ради бога, тише!Голуби целуются на крыше.Вот она — сама любовь ликует,Голубок с голубкою воркует.Он глаза от счастья закрывает,Обо всем на свете забывает...
Город Солнца и Солнечный Город,Где Незнайка на кнопочки жал, —Все закончено. В СолнечногорскеСтроят баню и автовокзал.
Отметим двусмысленный каламбур: с одной стороны, написанная в начале оттепели детская утопия Н. Носова «Незнайка в Солнечном городе» (1958) содержит изрядное количество подробных описаний разнообразных удивительных машин (что отражает технократический характер представлений о коммунизме в эпоху расцвета кибернетики и автоматизации всего на свете), так что операторам этих механизмов действительно остается лишь поворачивать рычаги да жать на кнопочки. С другой стороны, Кнопочка — имя спутницы Незнайки, сопровождавшей его в путешествии по прекрасной утопии на волшебном автомобиле, двигающемся на газированной воде с сиропом (для смазки, как поясняет герой). Как символ несбывшейся мечты о коммунизме Незнайка упоминается и в заглавии стихотворения Кибирова «Незнайка в Солнечном городе».
Еще сильнее крах советской мечты, которая у Кибирова фактически снижается до профанированной полупристойными намеками школьной фантазии, подчеркивается уравниванием книги о Незнайке с классической утопией — «Городом Солнца» (1602) Томазо Кампанеллы (несомненно, эта аллюзия подразумевалась и самим Носовым). Реальный социализм в расположенном неподалеку от Москвы городе Солнечногорске с его «прозаическими новостройками» маркирует, как отмечает М. Рутц, последнюю ступень краха советского проекта. В Солнечногорске базировалась военная часть, где на должности политработника некоторое время служил отец Кибирова.
Наконец, следует отметить сложный песенный претекст второго стиха: это — парафраз развеселой пародической народной песни, являющей своего рода алкоголический извод брежневской «самоуспокоенности» (это слово, наряду с «застоем», использовалось в эпоху перестройки для описания загнивания реального социализма). Приведем лишь два куплета (их количество, как можно догадаться, было ограничено рядом чисел от 2 до 7):
На меня надвигается По стене таракан. Ну и пусть надвигается —У меня есть капкан.
Нажимаешь на кнопочку,Таракан в западне. Можно выпить и стопочку,Можно выпить и две.
На меня надвигается По стене рыба-кит. Ну и пусть надвигается —У меня динамит.
Нажимаешь на кнопочку,Рыба-кит на куски.Можно выпить и стопочку,Можно выпить и три.
В свою очередь, зачин фольклорного текста отсылал к песне Ю. Левитина на стихи Г. Шпаликова из кинофильма «Коллеги» (1962, реж. А. Сахаров) («На меня надвигается / По реке синий лед»), но исполнялся он на мелодию популярнейшей военной песни неизвестного композитора на стихи М. Исаковского («На позицию девушка / Провожала бойца») .
А в кино юморят итальянцы,а в душе — мутота и бардак.
В третьем стихе подразумеваются не только итальянские комедии, с успехом шедшие в советском прокате в поздние брежневские годы (самые известные — с участием ставшего модным в СССР в это время в качестве певца Адриано Челентано: «Блеф» (1976) и «Укрощение строптивого» (1980); следует упомянуть и кинокомедию «Синьор Робинзон» (1976) с Паоло Вилладжо в главной роли), но и советско-итальянская лента Э. Рязанова «Невероятные приключения итальянцев в России» (1973).
Кадр из фильма “Невероятные приключения итальянцев в России” 1973 год
Все ведь кончено. Зла не хватает.Зря мы только смешили людей.
О крахе Советского Союза здесь говорится на бытовом языке эпохи. О возникшем в советское время устойчивом выражении «зла не хватает», употребленном в первом стихе, можно прочитать у чуткого к извивам советского языка Л. С. Рубинштейна: «...помню я — нельзя этого забыть — бесконечно повторяемую мамашами и няньками, воспитательницами детских садов, учительницами младших и старших классов, продавщицами и официантками, билетными кассиршами и уборщицами метрополитена, участковыми врачами и ткачихами с поварихами идиому „зла не хватает“. Уж чего-чего, а зла хватало. Всегда».
У Кибирова, впрочем, эта идиома органично вписывается в авторскую речь. В «Послании художнику Семену Файбисовичу» (1988) он пишет: «Мент белобрысый мой паспорт листает. / Смотрит в глаза, а потом отпускает. / Все по-хорошему. Зла не хватает».
Во втором комментируемом стихе обыгрывается пословица «Поспешишь — людей насмешишь»: ленинская концепция «слабого звена мировой системы капитализма», отсталой России, которой суждено стать, по евангельскому речению, первой в деле построения коммунизма, подвергается ироническому осмеянию.
И «Союз — Аполлон» проплываетнад черпацкой пилоткой моей
Два года действительной службы в советской армии делились на четыре периода («духи», «слоны», «черпаки» и «деды»). «Черпаками» называли солдат, переваливших середину армейского срока, но еще не достигших статуса «дедов». «До „перевода в черпаки“ солдату запрещается производить какие-либо манипуляции с пилоткой. После перевода в первый же день (а то и в ту же ночь) неофиты отрывают дерматиновую ленту, пришитую по периметру внутренней части пилотки, разглаживают, вытягивая внешние клапаны так, чтобы они смыкались над внутренней частью. В некоторых частях звездочка на пилотке инициированных становится знаком времени: ее поворот на 180 градусов свидетельствует о том, что ее хозяин прослужил половину срока, т. е. с течением времени ее вращают по часовой стрелке. Таким образом, у некоторых ортодоксальных дедов звездочка всегда повернута на „без четверти полночь“. Пилотку, как и прочие головные уборы, уже разрешается носить лихо заломив на затылок или опустив на самые глаза. Тем дедам и черпакам, кто наиболее остро воспринимает время, свойственно надевать пилотку задом наперед или поперек головы. Так делают не всегда, поскольку это все-таки и неудобно, и некрасиво, но, как правило, в моменты применения доминантного статуса при „работе с личным составом“» (Банников, К. Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии. М., 2002.).
Рейганомика блещет улыбкой,аж мурашки бегут по спине.Ах, минтай, моя добрая рыбка!Что тобою закусывать мне?
В строфе очень точно описывается чувство острой зависти к благополучной жизни американских людей, характерное для советского человека второй половины 1980-х, который даже бутылку водки не мог купить без проблем: «белозубого танкиста-тракториста» из пропагандистского фильма 1930-х сменила «рейганомика» с ее так называемой «голливудской улыбкой» (как известно, сороковой президент США Рональд Рейган (1911—2004) в 1937—1964 гг. делал успешную кинокарьеру). Рейганомикой (англ. Reaganomics) во всем мире называют курс экономической политики американского правительства в период президентства Рейгана (1981—1988), состоявший в устранении государства от вмешательства в экономику, снижении налогов и сокращении роста государственных расходов и инфляции. В Советском Союзе официальное отношение к этому курсу менялось в прямой зависимости от эволюции взаимоотношений между США и СССР: от дежурных обличений (в которых принимали участие, казалось бы, абсолютно далекие от политики издания; ср., например: Игорев М. Гримасы «рейганомики» // Советский спорт. 1981. 24 мая, и др.) позднесоветские журналисты и пропагандисты постепенно перешли к признанию, пусть с оговорками, определенных заслуг рейганомики перед США и мировым сообществом: «...во время президентства Р. Рейгана США удалось в значительной мере выбраться из трясины очередного (именно очередного!) кризиса» (Доброхотов Л., Комаровский В. Идеологическое противоборство. М., 1988).
В поэтическом подтексте комментируемой строфы — незатейливая пародическая стихотворная шутка из фильма «Дайте жалобную книгу»: здесь в момент распития поллитры на троих Трус (персонаж Г. Вицина), держа на вилке копченую рыбку, пьяным голосом запевает: «Рыбка, рыбка, где твоя улыбка, / Полная задора и огня?» (пародировалось начало припева хита середины 1940-х «Мишка» (муз. и сл. Г. Титова): «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, / Полная задора и огня?».
Дешевое замороженное филе минтая (рыба семейства тресковых) окончательно не переводилось в советских магазинах даже в период продовольственного кризиса второй половины 1980-х.
Все ведь кончено.Хлеб с маргарином.Призрак бродит по Африке лишь.В два часа подойди к магазину,погляди и подумай, малыш.
Вновь подразумевается продовольственный кризис в СССР второй половины 1980-х, приведший к тому, что даже стабильно продававшееся до этого в городах сливочное масло стало поступать в магазины с перебоями и в рационе многих людей было вынужденно заменено маргарином. Появилось присловье: «Заработать на хлеб с маслом». Во втором комментируемом стихе подразумевается знаменитое первое предложение «Манифеста коммунистической партии» (1848) Маркса и Энгельса: «Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма». Эта фраза многократно попадала в юмористический контекст. Например, в зачине «Баллады о прибавочной стоимости» (1963) Галича (процитированный зачин к «Манифесту» был взят к «Балладе» эпиграфом):
Я научность марксистскую пестовал,Даже точками в строчке не брезговал.Запятым по пятам, а не дуриком, Изучал «Капитал» с «Анти-Дюрингом».
Не стесняясь мужским своим признаком,Наряжался на праздники «Призраком»,И повсюду, где устно, где письменно,Утверждал я, что все это истинно.
В 1980-е марксистская идеология советского извода действительно утратила свою популярность в большинстве восточноевропейских стран, коммунистические режимы в некоторых из них продолжали существовать только за счет военной поддержки СССР (то же справедливо — с заменой военной поддержки на финансовую — относительно почти всех западноевропейских компартий). Говоря об Африке, Кибиров не имеет в виду конкретных обстоятельств, но указывает на провинциализацию марксистского учения в конце столетия. Среди стран «третьего мира», шедших по «некапиталистическому» и «социалистическому» путям развития (официальные термины советской пропаганды), числились в разные годы такие африканские страны, как Ангола, Конго, Эфиопия, Бенин, Буркина-Фасо, Мозамбик и ряд других.
В третьем комментируемом стихе подразумевается административное правило, которое действовало в СССР во время антиалкогольной горбачевской кампании: продовольственным магазинам разрешалось продавать спиртное строго с 14:00. Вот фольклорный стишок этого времени: «В шесть утра поет петух, / В восемь — Пугачева. / Магазин закрыт до двух, / Ключ у Горбачева». Соответственно, в два часа дня у продовольственных магазинов разыгрывались безобразные сцены с участием людей, жаждущих приобрести алкоголь. В жарких дискуссиях, которые то и дело вспыхивали в очередях, недобрым словом поминали и представителей партийного руководства и советской власти. Особенно доставалось Горбачеву и инициатору антиалкогольной кампании, тогдашнему секретарю ЦК КПСС по организационно-партийной работе и идеологии Е. К. Лигачеву. Посмотреть на эти дискуссии Кибиров в четвертом комментируемом стихе и приглашает обобщенного наивного «малыша».
Заказать книгу в формате pdf можно на сайте фонда "AdVita"