Пять лиц Александра Невского. Чье 800-летие отмечают в России?

Пятеро Александров

Князя Александра Ярославича, которого чаще называют Александром Невским, с полным основанием можно назвать личностью легендарной: с одной стороны, это имя овеяно славой и вызывает восхищение, с другой, – его образ во многом выдуманный, фантастический.

В отечественной истории Александром Невским называют, по меньшей мере, пять различных персонажей. Во-первых, был реальный князь Александр Ярославич, деятельность которого отобразили летописцы его времени. Во-вторых, уже после его смерти появился святой благоверный князь Александр Ярославич, личность которого была создана автором древнерусской житийной повести и который со своим земным прообразом совпадает лишь отчасти. В-третьих, в XVIII веке появился великий полководец, разгромивший шведов на Неве, что, в принципе, не противоречит истине. В-четвертых, под пером историков, стоявших на позициях философии евразийства, сформировался образ гениального политического деятеля XIII века, сделавшего судьбоносный – для не существовавшей тогда еще России – выбор между Востоком и Западом. Наконец, в-пятых, в конце 30-х годов прошлого века, благодаря гению Сергея Эйзенштейна и блестящей игре Николая Черкасова, появился кинематографический герой, одержавший потрясающую и окончательную победу над рыцарями Тевтонского Ордена. Большинству наших соотечественников именно последний и представляется единственным реальным Александром Невским.

Давайте попытаемся разобраться с этими пятью тезками.

Александр реально-исторический

Начнем, естественно, с реальной исторической фигуры: князя Александра Ярославича. Его жизнь, как подчеркнул один из лучших современных историков Владимир Кучкин, «известна нам лишь по самым основным ее вехам»: источники освещают ее крайне скупо.

Уже сама дата рождения князя – не более чем догадка или гипотеза. Автор первой «Истории Российской» Василий Татищев полагал, что Александр родился 30 мая 1219 года. Кучкин отдал предпочтение другой дате: 13 мая 1221 года, ссылаясь на то, что князь получил имя в честь святого воина Александра Римского, память которого в православии отмечается 13 (26) мая. На это специалисты по русской антропонимике Анна Литвина и Федор Успенский вполне резонно заметили, что, во-первых, неизвестно, какой именно святой был небесным патроном Александра Ярославича, а во-вторых, дата памяти святого покровителя не позволяет установить точную дату рождения князя, «поскольку никаких оснований полагать, что он был наречен непосредственно по дню своего появления на свет, у нас нет». Прямыми предками Александра (как, впрочем, и всех древнерусских князей) были половцы, осетины, греки, англо-саксы, шведы… А вот восточнославянских корней проследить не удается.

Сама личность князя в летописных сообщениях предстает довольно противоречивой. С одной стороны, в молодости он успешно сражается. И не только со шведами и немцами (и в том, и другом случае лишь однажды). Не меньшее, если не большее значение имело отражение литовско-полоцкого набега на Новгородские земли в 1245 году. С другой стороны, получив в 1252 году от Батыя ярлык на великое княжение Владимирское, он жестоко подавлял любое сопротивление себе: во Владимире (изгнав оттуда своего брата Андрея), в Новгороде Великом – и когда в 1255-м новгородцы изгнали его сына и наместника Василия, и когда в 1257-м новгородцы уже вместе с Василием выступили против проведения ордынской переписи (причем усмирение новгородцев – зачинщикам мятежа Александр «овому носа урезаша, а иному очи выимаша» – описывается летописцами как дело богопротивное).

О кончине князя наиболее подробно сообщает Новгородская первая летопись. Согласно ей, в 1262 году Александр отправился в Орду, к хану Берке, где и провел всю зиму. Там он «бысть в недузе крепци велми нездравъ». Осенью следующего года, продолжая хворать, Александр уехал из Орды и уже в Городце, приняв схиму, скончался. Широко бытующий миф о том, что Александр якобы был отравлен в ставке Берке, явно не учитывает такую «деталь», как продолжительная болезнь князя.

Александр житийный

Не прошло и трех десятилетий после смерти Александра Ярославича, как появилась житийная повесть о нем: судя по всему, во Владимире его начинают почитать как благоверного святого (официальная канонизация произошла гораздо позднее – в 1547 году). Именно в житийной повести были заложены основы последующих легенд о князе. Автор не собирался составлять «полную биографию князя» или героизировать его образ. К лику благоверных (т.е. правоверных, исповедующих истинную веру) причисляли обычно правителей, отличавшихся праведной жизнью. Поэтому в житии особо подчеркивается, что Александр воздвигал церкви, строил города, не прельщался богатством, праведно судил сирот и вдов, был милостив, добр и радушен не только к своим близким, но и к приходящим из чужих стран, любил священников, монахов и нищих, а митрополитов и епископов «послушааше, аки самого Христа».

Тем не менее, первая половина жития почти полностью посвящена трем победам Александра над «иноплеменьникы» и «иноязычникы»: над шведами, немцами и литвой. Именно в житийной повести, по прошествии почти полувека, скупые летописные описания знаменитых сражений 1240 и 1242 годов начали дополняться яркими подробностями: и то, как Александр шведскому «королю възложи печать на лице острым своим копием», и подвиги «шести муж храбрых», и как во время «сечи злой» на Чудском озере стоял «трусъ от копий ломления, и звукъ от сѣчения мечнаго, яко же и езеру померзъшю двигнутися, и не бе видети леду, покры бо ся кровию»… Всему этому автор якобы был «самовидцем» (что, впрочем, является традиционной для житий ссылкой).

Однако анализ текста жития заставляет признать, что практически все эти детали заимствованы из литературных произведений, известных агиографу: из Повести о разорении Иерусалима Иосифа Флавия, библейских Второй книги Царств и Первой книги Паралипоменон, византийского «Девгениева деяния», средневековой «Александрии» и Троянских сказаний. Кроме того, в повествование о битвах были вставлены пространные описания видений, свидетельствовавших о Божьей помощи Александру.

В то же время, современные авторы стараются не акцентировать внимания на том, что, согласно Житию, «много множъство избьеных» в 1240 году шведов было найдено на другом берегу Ижоры, где воинов Александра не было («об онъ полъ рѣкы Ижжеры, иде же не бе проходно полку Олександрову»). Столь же непопулярны слова автора Жития, что «бояться имени» Александра («начаша… блюсти имени его») иноземцы стали только после литовской кампании, в то время как после Ледового побоища имя его просто стало известно («нача слыти») в других странах.

Признание Александра святым было связано не с его боевыми заслугами, а, скорее всего с тем, что его ближайшим преемникам он казался едва ли не последним хранителем и защитником идеалов православия. В житии особое внимание уделяется отказу Александра от предложения Папы Римского принять католичество. Что такое предложение было, подтверждается посланием Папы Иннокентия IV от 23 января 1248 года, адресованным Александру. С этим же связано и описание погребения Александра, в котором речь идет о наступлении «последних времен» после его смерти – как последнего правоверного правителя.

Александр всероссийский

Имперские амбиции России в XVIII–XX вв. изменили образ «святаго благовернаго князя», придав ему изначально несвойственную окраску покровителя и военного заступника уже не только за «зeмлю Суздальскую», но и за всю Русскую землю.

Традиция эта восходит к началу XVIII века. В 1713 году в Санкт-Петербурге по распоряжению Петра I был основан монастырь, посвященный Александру Ярославичу. В 1724-м из Владимира-на-Клязьме туда были торжественно перенесены останки святого князя. Особое почитание Невской битвы было связано с актуальным тогда вопросом борьбы за выход в Балтику. Недаром Петр установил празднование памяти Александра 30 августа – в день заключения Ништадтского мира со Швецией. Да и новая столица была заложена как раз на том месте, где Александр разбил отряд шведов.

Тогда же, видимо, сложилась традиция называть Александра не иначе как Невским, хотя с этим прозвищем князь стал упоминаться только с конца XV века. Правда, Невскими называли и его сыновей, которые никак не могли принимать участия в сражении на Неве. Это наводит на мысль, что прозвище связано не с событиями 1240 года, а с владениями князя и его наследников.

В дальнейшем образ Александра как защитника Русской земли был закреплен в массовом сознании целым рядом официальных мероприятий: учреждением одной из высших наград Российской империи – ордена Святого Александра Невского (1725), с 1753 года – ежегодным крестным ходом из петербургского Казанского собора в Александро-Невский монастырь (в 1797-м ему присвоен статус лавры), а также названием в начале XX века улицы и переулка в Москве именем Александра Невского.

Александр советский

Традиция почитания Александра Невского возродилась в советское время накануне Второй мировой войны. В 1938 году Сергей Эйзенштейн снял апологетический фильм «Александр Невский», в котором князь представлен как борец уже исключительно с немецкой агрессией. Сценарий фильма получил негативную оценку профессиональных историков. Однако речь в фильме шла не о реальном Александре Ярославиче, а о предстоящей войне с фашистской Германией.

Поэтому сразу после подписания пакта Молотова-Риббентропа фильм был запрещен к прокату и вновь выпущен на экраны только после 22 июня 1941-го. Он был воспринят едва ли не как документальное воспроизведение происходившего когда-то, а Александр Невский – уже в новом качестве победителя немецкой агрессии – сразу стал национальным героем. 29 июля 1942 года был учрежден советский военный орден Александра Невского. В годы войны на денежные пожертвования, сделанные верующими Русской Православной Церкви, была построена авиационная эскадрилья имени Александра Невского.

В послевоенные годы эта тенденция была закреплена официозной литературой, в которой военные заслуги Александра преувеличивались. Столкновение на Неве в 1240 году в академических «Очерках истории СССР» (1953) рассматривалось как важный «этап в борьбе» за выход в Балтику, предотвратившее «полную экономическую блокаду» Руси, а Ледовое побоище – как «решительная битва, которой искал князь и о которой с тревогой и надеждой думал народ и в Новгороде, и во Пскове, и в Ладоге, и в Москве, и в Твери, и во Владимире». Такие оценки перекочевали во все школьные учебники и стали общим местом в популярной литературе.

Между тем, обращение к историческим источникам позволяет более точно определить вклад знаменитого князя в борьбу русских (точнее, преимущественно новгородских) земель за независимость.

Ледовое побоище и другие битвы

Скажем, сражение на Неве было не первым и не последним вооруженным конфликтом между Новгородом и Швецией. Правда, до 1240 года столкновения происходили на территории Швеции. На протяжении XII–XIII вв. на шведские владения не раз совершились набеги, организованные Новгородом. По оценке Игоря Шаскольского (труды которого являются классикой советской историографии, посвященной борьбе с крестоносной агрессией), крупнейшей победой Новгорода, увенчавшей его наступательную политику, стало сожжение столицы Швеции, Сигтуны (1187).

Считается, что причиной набега стала месть новгородцев за удачный поход шведов на Емь (центральная часть Финляндии). В ответ последовало разграбление шведами эстонской области Вирумаа и заключение в тюрьму новгородских купцов. Тогда Новгород прервал торговые связи с Готландом. Через несколько лет договор с «Готским берегом» был перезаключен, однако вскоре мир был расторгнут. В 1201 году был подписан новый договор на условиях, выгодных новгородцам. Тем не менее вооруженное противостояние продолжалось. Одним из эпизодов этого противоборства, видимо, и стала попытка высадки шведского десанта в устье Ижоры в 1240-м.

Через 16 лет после сражения на Неве шведы столь же неудачно пытались построить крепость на Нарве. Последующие годы ознаменовались еще несколькими взаимными набегами шведов и новгородцев (1283, 1284, 1292 гг.). Обе стороны конфликта стремились установить контроль над балтийским торговым путем. В 1293 году шведы вторглись в землю карелов, построили крепость Выборг и захватили Кексхольм (современный Приозерск). Однако удержать захваченные территории шведы не смогли, и крепость заняли новгородцы. В 1300-м шведские рыцари основали на Неве еще одно укрепленное поселение, Ландскруну. Но и та через год была захвачена новгородцами и разрушена. Очевидно, даже строительство крепостей не позволяло Швеции закрепиться на невских берегах. В этой цепочке событий и следует рассматривать реальные масштабы, военное, политическое и экономическое значение Невской битвы – как один из драматичных, но не решающих эпизодов борьбы за сферы влияния в Восточной Прибалтике.

Ледовое побоище также не было первым, последним или решающим эпизодом в борьбе Новгорода с западными соседями. Начало вооруженных конфликтов с крестоносцами относятся только ко второму десятилетию XIII века, когда рыцари Ордена меченосцев вторглись в пределы, населенные данниками Полоцкого княжества, Новгорода и Пскова.

В 1212 году племена летописной чуди еще выплачивали дань новгородцам. Но уже через пять лет, опираясь на поддержку Ордена, эсты попытались оказать сопротивление, которое было подавлено псковским князем Владимиром Мстиславичем. Затем новгородцы и псковичи, возглавляемые Ярославом Всеволодовичем, отцом Александра, совершили ряд походов на немецкие поселения (1217, 1219, 1222, 1223). Ответные удары не заставили себя ждать: в 1224 году крестоносцы захватили западный форпост Новгорода, Юрьев.

Здесь была учреждена Дорпатская епископская кафедра, которой было передано западное побережье Чудского озера, граничившее с новгородскими и псковскими землями. Тогда новгородские отряды начали совершать регулярные набеги на владения дорпатского епископа. В ответ крестоносцы разоряли окрестности Пскова, которому приходилось ценой больших жертв расплачиваться за грабежи земель эстов новгородцами. В 1228 году, когда Ярослав в очередной раз собирался идти «на Ригу», псковичи заявили, что в набег не пойдут, поскольку «с рижаны мир взяли». Позднее Псков пытался опираться на поддержку Ордена: по договору с ним в Псков прибыли два орденских фогта (управителя), от присутствия которых город и был освобожден Александром в 1242 году.

Ледовое побоище было не самым крупным (в нем погибло 20 рыцарей, 6 было захвачено в плен) и не самым значительным, хотя и немаловажным сражением с крестоносцами. Масштабы и значение Ледового побоища можно реально оценить только в ряду других столкновений Ордена с соседями. Так, в 1234-м Ярослав Всеволодович разбил орденские отряды на реке Эмайыге (тогда-то и утонуло «лучьших Нѣмцовъ нѣколико»), и часть земель Дорпатского епископства перешла Пскову. В 1236 году почти половина Ордена (48 рыцарей) была уничтожена в сражении с литовскими племенами под Сауле (современный Шауляй). В этой битве погибли великий магистр Волквин и предводитель крестоносцев из Северной Германии Газельдорф, граф Даненберг, а также более полутора сотен псковичей, выступавших на стороне Ордена. В результате, как отметил советский историк Владимир Пашуто, Орден был «отброшен едва ли не границам 1208 года» и преобразован в Ливонское ландмейстерство Тевтонского ордена.

В 1260 году литовские отряды напали на земли Ордена. В битве при озере Дурбе они уничтожили 150 рыцарей объединенного войска Тевтонского ордена и его Ливонского ландмейстерства, которых поддержали датские подразделения из Северной Эстонии. Тогда погибли ливонский магистр Бургхард Горнгузен и маршал Пруссии Генрих Бортель. В 1262 году сын Александра Ярославича Дмитрий не просто в очередной раз разграбил владения дорпатского епископа, но захватил и сам Дерпт. А впереди была еще Раковорская битва, когда в 1268 году новгородские, «низовские», смоленские и полоцкие полки «под рукой» тверского князя Ярослава Ярославича наголову разбили объединенные отряды датских и орденских рыцарей, – «страшно побоище, яко не видали ни отци, ни деди». Тогда же псковский отряд князя Довмонта совершил опустошительный набег на немецкие владения вплоть «до моря». После этого сражения и неудачной для крестоносцев осады Пскова в 1269 году был заключен мир, который не нарушался почти 30 лет…

Александр и выбор между Востоком и Западом

Военные победы молодого Александра иногда рассматривают как проявление его «исторического выбора между Востоком и Западом». Однако такая характеристика вряд ли справедлива. Во-первых, в XIII в. никаких представлений о «Востоке» и «Западе» в современном понимании не было и быть не могло. Выбор, если и был, то вполне конкретный: с кем приходилось сражаться, с кем – договариваться, а кому приходилось подчиняться.

Противостояние с отрядами крестоносцев не имело, так сказать, идеологического подтекста: за ним легко просматриваются вполне «земные» интересы. Да, принять католичество (как это сделал якобы его отец перед смертью) – в обмен на обещание папы римского помочь ему стать во главе Северо-Восточной Руси и в борьбе с ордынцами – Александр отказался. В то же время переговоры и переписку с папой Иннокентием IV он вел. Мало того, судя по письму Иннокентия от 15 сентября 1248 года, Александр даже предлагал воздвигнуть в Пскове соборный храм для католиков.

С другой стороны, «выбор» в пользу «Востока» (точнее, Орды) сделал не Александр. Это Батый сделал выбор в пользу Александра. Князю же оставалось одно из двух: либо подчиниться и принять из ханских рук власть над Северо-Востоком Руси, либо впасть в ханскую немилость и, возможно, расстаться с жизнью (как это неоднократно бывало с русскими князьями). Вряд ли такой выбор можно назвать историческим для Руси.

Так, судя по историческим источникам, выглядит реальный Александр Ярославич и его посмертные воплощения в представлениях близких и далеких потомков.