А судьи кто? Как советские палачи оказались среди обвинителей в ходе Нюрнбергского трибунала

Нюрнбергский процесс над главными нацистскими военным преступниками, начавшийся 20 ноября 1945 года, и сегодня, 75 лет спустя, остается предметом дискуссий как в России, так и в остальном мире. «Суд народов» критикуют за то, что он был «судом победителей», на котором побежденным инкриминировали то, что победителям сходило с рук. А среди четырех держав-победительниц — Советского Союза, США, Великобритании и Франции, сформировавших коллегию обвинителей и судей Международного военного трибунала, — СССР не только не имел никакого отношения к свободе и демократии, но и был повинен в тех же преступлениях, за которые судили нацистских лидеров. Это, дескать, делало нелегитимным весь процесс. Неслучайно же победители договорились перед началом Нюрнберга, что там не будут рассматриваться преступления, совершенные союзниками, и затрагиваться темы, компрометирующие их: в частности, советско-германские договоры 1939 года и секретные протоколы к ним.

Член Международного военного трибунала от СССР Иона Никитченко в 30-е годы поднаторел на фальсификации политических процессов, будучи заместителем печально знаменитого Председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР Василия Ульриха. В частности, он был членом судебной коллегии, вынесшей смертные приговоры на процессе «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» Григорию Зиновьеву, Льву Каменеву и другим лидерам антисталинской оппозиции. Как член судебной коллегии Никитченко приговорил к смерти бывшего члена Политбюро Яна Рудзутака, а как председатель коллегии — видного советского востоковеда академика Александра Самойловича, обвиненного в шпионаже в пользу Японии и пантюркизме.

Самойловича приговорили к смерти на процессе, который длился… ровно 15 минут (на Рудзутака Ульрих с Никитченко потратили 20 минут). На его совести много и других невинно осужденных и впоследствии реабилитированных. Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий в докладе Президиуму ЦК накануне XX съезда партии особо отметила, что «Военная коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу... Никитченко (ныне генерал-майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора. Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал ее внедрению в работу аппарата НКВД. В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система „подготовки“ арестованных к заседаниям Военной Коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику».

Привыкший к «скорострельной юстиции», Иона Тимофеевич и в Нюрнберге предлагал долго не рассусоливать и провести суд в ускоренном темпе, без соблюдения процессуальных формальностей. Между прочим, когда писатель Марк Солонин утверждает, что лучше было бы составить «список главных нацистских преступников, применительно к которым должна быть немедленно после установления личности применена смертная казнь», он во многом уподобляется Никитченко. Но Международный военный трибунал был все же не Военной коллегией Верховного суда СССР, в нем преобладали представители западных держав, и они ускоренное правосудие отвергли, понимая, что создают прецедент осуждения за государственные преступления на века.

Под стать Никитченко был и главный советский обвинитель в Нюрнберге Роман Руденко, будущий генеральный прокурор СССР. В период Большого террора он был прокурором Донецкой, а с 1938 года — Сталинской областей. В этом качестве Руденко входил в состав «особой тройки», осуществлявшей в ускоренном порядке производство по массовым операциям НКВД, в том числе и по «немецкой» и другим операциям по «национальным контингентам», в рамках которых репрессировали граждан СССР неблагонадежных национальностей (немцев, поляков, латышей, финнов и т. д.). Украинский исследователь Константин Богуславский, основываясь на архиве СБУ, установил, что в рамках так называемой кулацкой операции по печально знаменитому приказу НКВД №00447 Руденко осудил к расстрелу 9801 человека, а в рамках операций по «национальным контингентам» (приказ № 00606) — еще около 2500 человек. При многих расстрелах Руденко присутствовал лично.

Что ж, до Адольфа Эйхмана Руденко, конечно, не дотягивает, но на фоне нацистских палачей рангом пониже выглядит вполне достойно. Кстати сказать, операции по «национальным контингентам», в ходе которых было расстреляно около 250 тыс. человек (больше всего — поляков, немцев и латышей, все жертвы были реабилитированы) — это как раз то, что впоследствии, в том числе на основе материалов Нюрнбергского процесса, было определено как геноцид, то есть уничтожение и иные репрессии против людей, проводимые на основе их принадлежности к определенной национальности или расе.

Другое преступление, также подпадающее под позднейшее определение геноцида, — расстрел НКВД весной 1940 года польских офицеров и гражданских лиц в Катыни и других местах. Все это советские обвинители и судьи во время Нюрнбергского процесса безуспешно пытались списать на нацистов. Нацистам также пытались приписать некоторые другие обнаруженные на оккупированных территориях массовые захоронения, где в действительности были погребены жертвы НКВД.

Недаром по свидетельству тюремного психолога Густава Гилберта, тесно общавшегося с подсудимыми в Нюрнберге, Геринг увидел в Руденко родственную душу:

Этот Руденко нервничал больше меня, это точно. Хо-хо! Но он допустил ошибку, когда я сумел вставить, что русские пригнали в Советский Союз 1 680 000 поляков и украинцев. Вместо того чтобы сказать: „Мы не собираемся выслушивать здесь ваши обвинения“, он сказал: „Вам не дано право приводить здесь в качестве примера советские акции“. Именно „акции“, он так и сказал. Хо-хо! Спорить могу, старина Сталин прислал ему по этому поводу такую телеграмму, что не дай ему Бог! Он наверняка проговорился. Еще один удар я ему нанес, когда он спросил меня, почему это я не отказался подчиняться приказам Гитлера. Я ответил: „Тогда мне сегодня не пришлось бы печься о своем здоровье“. Это технический термин диктаторского государства, означающий ликвидацию. Он-то уж понял меня.

В общем, если бы Нюрнбергский процесс действительно расследовал все преступления, связанные со Второй мировой войной, включая подготовку к ней (а сталинский Большой террор был одним из элементов такой подготовки), то советские судья и обвинитель могли бы плавно переместиться на скамью подсудимых и отнюдь не чувствовали бы себя там чужими, быстро найдя общий язык с другими ее обитателями.

Означает ли все вышесказанное, что из-за присущих Нюрнбергскому процессу серьезных недостатков его результаты подлежат ревизии? Ни в коем случае. Всемирно-историческое значение Нюрнбергского процесса заключается в том, что он впервые признал преступным подготовку и ведение агрессивных войн, ввел важнейшую категорию преступлений против человечества, значительная часть которых, и в первую очередь холокост, были впоследствии признаны геноцидом. Нюрнбергский процесс также расширил и упорядочил понятие военных преступлений и ввел ответственность за них как исполнителей, так и тех, кто отдавал преступные приказы. Такого рода приказ больше не освобождал исполнителей от ответственности. Кроме того, было введено понятие преступной организации на государственном уровне, распространявшееся, в частности, на Национал-социалистическую партию и СС.

В дальнейшем опыт Нюрнберга нашел свое применение при создании международных трибуналов по расследованию преступлений, совершенных во время вооруженных конфликтов в бывшей Югославии, а также геноцидов в Руанде, Сьерра-Леоне и Либерии. Не говоря уж о том, что на основании решений, принятых на Нюрнбергском процессе, в дальнейшем были осуждены многие нацистские преступники рангом пониже, включая того же Эйхмана.

Владимир Путин понимает уроки Нюрнберга по-своему. В обращении к участникам проводимого в Москве международного форума «Уроки Нюрнберга» он сослался на вынесенный месяцем ранее приговор Солецкого районного суда Новгородской области, признавший геноцидом массовые казни, осуществленные нацистами близ деревни Жестяная Горка, и в связи с этим заявил: «Выводы Нюрнберга и сегодня актуальны… Мы постоянно обращаемся к урокам Нюрнбергского трибунала, понимаем их важность для отстаивания истин исторической памяти, для того чтобы доказательно, аргументированно противостоять намеренным искажениям и фальсификации событий Второй мировой войны, особенно — бессовестным, лживым попыткам реабилитации и даже героизации нацистских преступников и их пособников».

Но актуализация здесь довольно странная. Фактически Путин вводит понятие «геноцид советского народа», под который можно подвести практически любые акции немцев и подчиненных им вспомогательных полицейских формирований из местных уроженцев, включая карательные акции против партизан или расстрел заложников, когда людей убивали отнюдь не из-за их принадлежности к определенной расе или национальности. Судя по высказываниям некоторых российских историков, под «геноцид советского народа» собираются подвести вообще все жертвы мирного населения, в том числе и на неоккупированных территориях, а также жертвы блокады Ленинграда и германских бомбардировок.

Но вот о холокосте как о реальном геноциде Второй мировой войны Путин не упомянул ни разу. Размывание понятия геноцида понадобилось ему для того, чтобы сплотить россиян на почве памяти о геноциде, подобно тому, как память о холокосте сплачивает евреев во всем мире, а память о геноциде 1915 года — армян. Заодно появляется возможность подавать иски к Германии и постсоветским государствам от имени родственников тех, кто, будучи гражданским лицом, погиб в годы войны. Постсоветские государства собираются сделать объектами исков потому, что уроженцы этих стран служили в германских карательных отрядах. Правда, в той же мере в них служили и уроженцы России, но о них Путин предпочитает не вспоминать.

Разумеется, шансы на удовлетворение подобных исков нулевые, поскольку Германия все возможные выплаты жертвам нацизма уже произвела, а нынешние постсоветские государства никакой правосубъектностью в период 1941–1945 годов не обладали. Но в пропагандистском плане подобные иски призваны будут нейтрализовать предъявляемые претензии со стороны стран Балтии и некоторых других постсоветских государств к России как к правопреемнице СССР за ущерб, нанесенный репрессиями и советской оккупацией. А заодно память о «геноциде советского народа» призвана приглушить память о сталинских преступлениях, в том числе и о реальных фактах геноцида, включая Катынь, операции НКВД по «национальным контингентам» и депортации «наказанных народов».